Нарвские ворота (стр. 2 из 9)

В этот торжественный день военные оркестры играли победные марши, в честь героев звучали хвалебные гимны и кантаты в исполнении придворных певцов и музыкантов. Народ приветствовал победителей. Читая названия своих полков и мест сражений, солдаты и офицеры вспоминали боевые пути, пройденные за два года, четыре месяца и двадцать дней, которые прошли с того времени, когда они покинули петербургские казармы. Начальство распорядилось выдать “нижним чинам”, вступившим в этот день в Петербург, по рублю, чарке вина и по фунту мяса на человека, (см. 6; с. 109)

Рисунки, воспоминания современников и программа “Обряда торжественной встречи” позволяют воссоздать картину вступления в Петербург вернувшихся войск. Перед Нарвскими воротами по обеим сторонам помещались четыре просторные трибуны, где находились представители родовитого дворянства и именитого купечества, получившие специальные пригласительные билеты. Особые галереи предназначались для “императорской фамилии и высочайшего двора” и для почетных гостей - “дам и кавалеров”. По обеим сторонам ворот были устроены два амфитеатра для оркестров. Правый амфитеатр заняли придворные музыканты, певцы и певчие, а левый - военные оркестры: духовой и роговой, (см. 6, с. 109)

После первого торжественного входа войск в столицу в 1814 году Нарвские триумфальные ворота трижды были местом встречи возвращающихся победителей. 6 сентября под сводом триумфальной арки промаршировали части второй гвардейской пехотной дивизии, и среди них лейб-гвардии Павловский и Финляндский полки, названия которых навечно занесены на медные листы пилонов ворот. Павловский и Финляндский полки, пройдя из Парижа через Францию и Германию, на судах морем достигли Ориенбаума и Петергофа. Это о павловцах говорил Кутузов, что они “явили новые опыты мужества, твёрдые ряды их служили верным оплотом противу сил неприятеля. Храбрость и быстрота их предшествовала победам”. 18 октября Петербург приветствовал полки конной гвардии, кавалергардов и гвардейскую конную артиллерию. Выступив из Версаля 21 мая, они 14 октября пришли в Красное Село. Через четыре дня они повзводно продефилировали под триумфальной аркой. Современник -свидетель встречи - писал: “...полки вступили в город в таком порядке, как бы никуда из Санкт - Петербурга не выходили”. Наконец, 25 октября прибыл в Петербург лейб-гвардии казачий полк, удалое бесстрашие которого проявилось в атаках при Бородине, Тарутине, Малоярославце, Красном, Кульме, Лейпциге, Фер-Шампенуазе - в семи из восьми битв, занесённых на скрижали триумфальной арки. (см. 6, с. 111)

Торжественность встречи, правда, была омрачена постыдными эпизодами. Во время молебствия по случаю высадки войск, вспоминал будущий декабрист И. Д. Якушкин, полиция нещадно била народ, пытавшийся приблизиться к солдатам. “Это произвело на нас первое неблагоприятное впечатление по возвращении в Отечество”. Ещё более возмутительный случай произошёл, когда в столицу вступала первая гвардейская дивизия. “Царь, обнажив шпагу, гарцевал на рослом рыжем жеребце. Всё сияло, и все сияли. Публика кричала “ура”. Император улыбался. Мы им любовались, - писал тот же автор. - Но в самую эту минуту перед его лошадью перебежал через улицу мужик. Император дал шпоры своей лошади и бросился на бегущего с обнажённой шпагой. Полиция приняла его в палки, мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за... царя”, (см. 3, с. 17)

Величавые ворота полюбились петербуржцам, стали одной из достопримечательностей северной столицы. Триумфальная арка, расположенная у начала Петергофского шоссе, связанного с дорогой на Нарву, получила в повседневном обиходе горожан название Нарвских ворот. Каждый день у Нарвских ворот, служивших въездом в город, можно было наблюдать сценки, подобные запечатленной на литографии К. П. Беггрова. По сторонам ворот уже нет трибун. На их месте - высокие палисады из строганых реек, за которыми разрослись деревья вокруг близлежащих дач. К полосатой будке, опираясь на алебарду, прислонился будочник - страж порядка. Он равнодушно смотрит на идущих по дощатому тротуару крестьян, на телегу, запряжённую тремя лошадьми, на кавалеристов с пиками на плечах, ведущих за поводки оседланных коней. Художники запечатлели немало подробностей: в тени ворот уселись отдыхать путники в широкополых шляпах с котомками за плечами; торговец раскинул свой лоток; из города выезжает почтовая карета, (см. 6, с. 112)

О сооружённом памятнике “Отечественные записки” в 1826 году писали: “По выезде из Екатерингофа на большую дорогу первым предметом является глазам вашим триумфальная арка, воздвигнутая по плану знаменитого Кваренги в 1814 году... Архитектура сих ворот самого благородного, высокого стиля. Равномерны и скульптурные украшения резца Теребенёва...”. (см. 3, с. 15)

В 1824 году, когда исполнилось десять лет со времени встречи гвардии, величественный облик ворот уже не соответствовал их действительному состоянию. Они постепенно приходили в негодное состояние и своим видом уже не отвечали тому назначению, которому призваны были служить. От снега и дождя дерево и алебастр обветшали и представляли угрозу для проезжавших. Однако “здание, которое должно напоминать будущим поколениям “о славе отечества”, должно быть долговечным. Дело дошло до петербургского военного генерал-губернатора Михаила Андреевича Милорадовича. Известный боевой генерал, участник итальянских и швейцарских походов Суворова, а затем отважный руководитель авангардных и арьергардных боёв во время кампании 1812 года, сам командовавший гвардией, не мог остаться равнодушным к разрушению памятника Отечественной войны. В 1824 году, на одном из служебных приёмов, он доложил Александру I о бедственном состоянии существующих Нарвских триумфальных ворот. После этого “всеподданнейшего доклада” император “вспомнил”, что ещё в 1814 году собирали деньги на сооружение постоянных ворот “из благородных и прочных материалов”. По заведённому порядку последовал “высочайший рескрипт”, в котором указывалось:

“Триумфальные ворота на Петергофской дороге, в своё время наскоро из дерева и алебастра построенные, соорудить из мрамора, гранита и меди”. Начало строительства император назначил на весну 1826 года. При этом триумфальную арку предполагалось возвести на месте городских гранитных ворот у Фонтанки, точно повторив проект Кваренги. Нарвским воротам предстояло возродиться в материале, способном существовать века. (см. 4, с. 10)

Для их сооружения в октябре 1825 года был образован комитет под председательством М. А. Милорадовича. Он считал своим долгом принять руководство по сооружению памятника. В состав комитета вошёл также А. Н. Оленин, к которому Милорадович прежде всего обратился с просьбой изложить его мнение. Оленин был одной из примечательных личностей своего времени. Президент Академии художеств, директор Публичной библиотеки, член Академии наук, постоянный участник комиссий по строительству Исаакиевского собора и других крупных строительно-художественных работ, Оленин испытал свои силы и в литературе, и в 01.02.00палеографии, принимал участие в составлении славянорусского словаря, был автором трудов по археологии и библиографии. Он был знатоком и собирателем древнерусских рукописей и оружия. Батюшков, посвящая Оленину стихотворение, почтил его лестным эпитетом “любителя древности”, Державин в стихах, обращённых к Оленину, назвал его “другом муз”.

Оленин сразу ответил Милорадовичу обширной запиской. Понимая ответственность задуманного дела, он в конце июня 1824 года вместе с Милорадовичем поехал на тогдашнюю границу города и осмотрел гранитные ворота на берегу Обводного канала и триумфальные на Петергофской дороге. Получив планы триумфальных ворот, Оленин вторично отправился на место “для надлежащей проверки”. Свои впечатления об этих поездках Оленин выразил в восторженной форме, необычной для делового документа. Он пришёл к убеждению, что вполне возможно “устроить триумфальные ворота точно по проекту знаменитого зодчего покойного Кваренгия; где из гранита зделан градской въезд”. Оленин знал Кваренги и справедливо утверждал, что таковой “счастливой мысли он бы конечно от всего сердца порадовался, если бы был в живых! Теперь за него радоваться будут почитатели истинного таланта!” (см. к. № 6, стр. 114)

Излагая свои первые соображения, Оленин подчёркивает исключительное значение триумфального сооружения в честь Отечественной войны 1812 года. “Нет сомнения, - писал Оленин, - что здание, которое должно напоминать будущим поколениям... верность и решимость народа... в деле правом должно быть величаво”. Он считал, что старые триумфальные ворота нужно превратить в большую модель и снять с неё шаблоны, чтобы “верно передать пропорции и характер, приданные памятнику Кваренги”. Оленин считал нужным найти “надёжного художника”, способного не только исполнить чертёж постройки, но и возвести равноценное сооружение. Иначе, как остроумно замечает Оленин, “хотя всё то построить можно, что будет показано в чертежах, но на самом деле построенного по чертежам никто уже не узнает”. Высоко оценивая дарование Кваренги и его создание Оленин вместе с тем предложил ввести определённые изменения. Он писал, что ширина проезда триумфальных ворот, определённая местом их установки на дороге, недостаточна. Поэтому без ущерба для целостности все композиции можно расширить проезд, соразмерно увеличив все