Первый громкий успех в жанре “модного” романа имел “Тремэн” Р. П. Уорда (1825). Это была история денди, и в ней впервые были детально описаны все дендистские мелочи туалета, стиль жизни, а также техника светского успеха. Очевидный прототип Тремэна — Джордж Браммел: как и знаменитый денди, главный герой романа любит сидеть возле окошка клуба “Уайтс” и иронизировать по поводу костюмов прохожих. Совпадают и другие знаковые детали — Тремэн отвергает невесту за то, что она пользуется столовым ножом, когда подают горошек.
Роберту Уорду к моменту публикации романа было уже шестьдесят лет, и он был огорошен неожиданным успехом романа. Он был вхож в светские и политические круги и, чтобы не ставить под удар свою карьеру, благоразумно воспользовался псевдонимом. При этом Уорд настолько заботился о своем инкогнито, что даже вездесущий Коулберн не знал его истинного имени. Текст романа переписывали две дочери Уорда, чтобы нигде не фигурировал настоящий авторский почерк. Все контакты с издателем осуществлялись через личного адвоката Уорда Бенджамина Остена и его жену Сару. Они же передавали ему письма читателей и отзывы коллег-литераторов — в его адрес, к примеру, направили одобрительные послания Генри Макензи и Роберт Саути.
Но наибольшее удовольствие Уорду доставляла такая игра: по вечерам он направлялся на светские вечеринки и там охотно поддерживал разговоры о том, кто же мог быть автором скандального романа, высказывая самые невероятные предположения. Попутно он участвовал в спорах о прототипах, пользуясь возможностями тонко отомстить своим недоброжелателям. Так, одной даме, которая сочла роман вульгарным, он намекнул через третьих лиц, что якобы слышал, будто с нее списан характер самого неприятного персонажа в книге — леди Гертруды.
Другой сенсацией стало появление в издательстве Коулберна романа Дизраэли “Вивиан Грей” (1826). Публикации содействовала та же Сара Остен, которая была посредницей между Коулберном и Уордом. “Раскрутка” велась по уже налаженной схеме: намеки, рецензии, ключ персонажей. Роман был также издан анонимно, однако на этот раз авторское инкогнито было раскрыто довольно быстро. После того как журналисты дознались, что автор — мало кому известный юноша из еврейской семьи, возникло недоумение, откуда он мог так хорошо знать нравы высшего общества. В некоторых критических статьях намекали, будто Дизраэли украл дневники Уорда и списал из них характеристики знаменитых светских персонажей. Подобное обвинение можно объяснить тем, что в тот момент “Тремэн” был, в сущности, единственным образцом “модного” романа и все публиковавшееся вслед за ним невольно сравнивалось с ним как с архетипом. Но на самом деле Дизраэли сочинил сам свой текст, и Уорд одобрительно отзывался о его книге, видя в ней признаки блестящего дарования начинающего автора, — тогда еще никто не мог догадываться, что настоящие амбиции молодого человека простираются далеко за пределы литературы.
Вивиан Грей по сюжету — циник, который делает ставку на политическую карьеру и плетет интриги, чтобы заручиться поддержкой влиятельных лордов и попасть в парламент. Такой герой для Дизраэли оказался своего рода пробным камнем: будущий премьер-министр Англии (Дизраэли получил этот пост в 1867 году) размышлял о моральной цене политического успеха.
Главный герой романа демонстрировал в лучших дендистских традициях холодную наглость в сочетании с изысканной вежливостью: опоздав на блестящий обед, он пренебрегает свободным местом с краю стола и, пользуясь благосклонностью хозяйки дома, занимает лучшую позицию в центре рядом с ней. Но для этого приходится подвинуть все остальные кресла, в результате чего у прочих гостей оказываются перепутанными тарелки, и мисс Гассет, которая собралась полакомиться фруктовым желе, по ошибке берет целую ложку жгучего соуса карри с тарелки своего соседа, словом, происходит полный переполох. ”Ну вот, это разумное расположение, что может быть лучше” [33], — хладнокровно реагирует Вивиан Грей.
Дендизм Вивиана Грея насквозь автобиографичен: молодой Дизраэли запомнился современникам не в последнюю очередь экстравагантными костюмами. Генри Бульвер, брат писателя Бульвер-Литтона вспоминает, что на светском обеде Дизраэли был одет в “зеленые бархатные шаровары, канареечного цвета жилет, открытые туфли с серебряными пряжками, рубашку, отделанную кружевами, ниспадавшими на кисти рук”[34]. Дизраэли сознательно использовал дендистский стиль в утрированном варианте, чтобы произвести впечатление на дам, выделиться и запомниться. Эта стратегия саморекламы входила в арсенал дендистских приемов, и Дизраэли не отказался от нее даже позднее: когда он уже был видным политическим деятелем партии тори, он любил появляться в панталонах пурпурного цвета, отделанных золотым шнуром вдоль шва, продолжал носить перстни с бриллиантами поверх белых перчаток и множество золотых цепочек. Он добился членства в “Олмаке” благодаря рекомендации леди Танкервилль, был посетителем салона леди Блессингтон и подружился с королем лондонских денди того времени графом д’Орсэ. На известной гравюре Дэниэла Маклиса 1833 года Дизраэли изображен во всем своем дендистском великолепии, причем среди его аксессуаров обращает на себя внимание трость со вделанным моноклем — модная техническая игрушка того времени, бывшая таким же знаком престижа, как и сотовый телефон сегодня.
На публике Дизраэли порой нарочно разыгрывал особые дендистские мини-перформансы, изображая из себя сообразно моде женственного, изнеженного молодого человека. Однажды он наблюдал за игрой в теннис, и мяч залетел в зрительские ряды прямо ему в ноги. Дизраэли поднял мяч, но, вместо того чтобы закинуть его обратно на корт, попросил это сделать соседа, мотивируя свою просьбу тем, что никогда в жизни не бросал мяч. На следующий день об этой истории говорил весь Лондон.
Третьим и самым знаменитым “модным” романом в серии Коулберна после “Тремэна” и “Вивиана Грея” стал “Пелем” Бульвер-Литтона. Собственно, только “Пелему” и суждено было пережить свое время и остаться в культурной памяти как библия дендизма.
Главный герой романа, молодой аристократ Генри Пелем изображен прежде всего как отчаянный щеголь. Он завивает локоны, пользуется миндальным кремом для лица, любуется своими перстнями и, что немаловажно для денди, тщательно соблюдает личную гигиену. Нарциссизм героя подчеркивается пристрастием к долгим и роскошным купаниям: “В те времена я был сибаритом; в моих апартаментах была ванна, устроенная по плану, который я сам начертил; поверх нее были укреплены два небольших пюпитра: на один из них слуга клал мне утреннюю газету, на другой — ставил все, что нужно для завтрака, и я ежедневно по меньшей мере час предавался трем наслаждениям одновременно: читал, вкушал пищу и нежился в теплой воде”[35].
Современникам Бульвер-Литтона показались странными подобные прихоти героя: в них усмотрели нечто женственное, неприличное. Против Бульвер-Литтона выступил Карлейль, посвятивший денди сатирическую главу в своем романе “Sartor Resartus”, а также критики из журнала “Фрейзерс мэгэзин”. Среди них был и Теккерей, который в статье “Люди и костюмы” 1841 года недвусмысленно намекал на некоего писателя, который имеет привычку сочинять свои романы в халате из дамасского шелка и марокканских домашних туфлях: вот если бы он носил обычный сюртук, то и стиль бы был другим: прямым, мужественным, честным.
Под неблагоприятным влиянием подобной критики Бульвер-Литтон внес существенную правку во второе издание романа, и в результате из текста были вымараны многие самые интересные места, которые как раз были посвящены туалету денди. К примеру, в первом издании в доме у приятеля Пелема лорда Гленвилла фигурировала роскошная ванная комната: “Эта комната была декорирована в нежно-розовых тонах. Ванна белого мрамора была искуснейшим образом сделана в форме раковины, поддерживаемой двумя тритонами. Как мне объяснил потом Гленвилл, в этой комнате была установлена машина, которая постоянно испускала изысканный приятный аромат, и легкие занавески колебались от душистого ветерка”[36] .
Такие пассажи было бы неудивительно встретить у Оскара Уайльда или у Гюисманса, но не забудем, что первое издание “Пелема” вышло в 1828 году! К счастью для поклонников дендизма, Бульвер-Литтон сохранил в книге свои знаменитые правила “Искусства одеваться” — вот некоторые из них:
”Уметь хорошо одеваться — значит быть человеком тончайшего расчета. Нельзя одеваться одинаково, отправляясь к министру или к любовнице, к скупому дядюшке или к хлыщеватому кузену: именно в манере одеваться проявляется самая тонкая дипломатичность.
В манере одеваться самое изысканное — изящная скромность, самое вульгарное — педантическая тщательность.
Одевайтесь так, чтобы о Вас говорили не “Как он хорошо одет!”, но “Какой джентльмен!”
Избегайте пестроты и старайтесь, выбрав один основной спокойный цвет, смягчить благодаря ему все прочие. Апеллес пользовался всего четырьмя красками и всегда приглушал наиболее яркие тона, употребляя для этого темный лак.
Изобретая какое-либо новшество в одежде, надо следовать Аддисонову определению хорошего стиля в литературе и стремиться к той изысканности, которая естественна и не бросается в глаза”[37].