Что касается до всего Вашего построения, то оно мне кажется чрезвычайно интересным. По-моему, «очередная задача момента» — составление учебника истории для русской средней школы. Для этой цели Ваша схема, конечно, не вполне подходит, но исходя из этой схемы, можно было бы все-таки создать кое-что. При этом, разумеется, надо иметь в виду, что объективной наука может быть в университете, а в гимназии особенно история непременно должна быть тенденциозна. Не знаю, разделяете ли Вы мои взгляды на то, какая тенденция сейчас должна быть в всопитании русской молодежи; я считаю, что при современном положении, когда Россия становится в ряды колониальных стран Азии, эксплуатируемых романогерманцами, и когда спасение наше, как и спасение других колониальных народов зависит исключительно от способности культурного отпора романогерманизации, — при таком положении молодежь нужно вопитывать в протесте против притязания романо-германцев на всемирное господство и на общечеловечность их культуры. И вот в этом-то направлении и должен быть тенденциозен тот учебник истории для русских гимназий, о котором я говорю. Если Вы с такой постановкой вопроса согласны, и если Вы вообще принципиально не возражаете против возможности и допустимости тенденциозного преподавания истории в средней школе, то мне очень было бы интересно обменяться с Вами некоторыми мыслями по поводу этого учебника. М<ожет> б<ыть>, Вы бы взялись такой учебник составить! Повторяю, это — задача момента, переход к практической деятельности. А к этой деятельности пора переходить.
Примите уверение в моем искреннем к Вам уважении.
Кн. Н.С.Трубецкой
Адрес: София, ул. Шейново, 2.
2.
Н.С.ТРУБЕЦКОЙ – П.Н.САВИЦКОМУ[6]
<София, 22/IV 1922>
Христос воскресе,
дорогой Петр Николаевич!
Давно собирался Вам писать, но все откладывал то ввиду говенья, то из-за накопившихся срочных корреспондентских devoir’ов. К тому же, у нас тут сложилось убеждение, что Вы с Флоровским друг другу читаете письма, так что написав одному из вас, в то же время как будто пишешь другому. Флоровскому же я писал несколько раз. Теперь, после ошеломляющего события, о которм Вы написали в Вашем последнем письме, полагаю, что Флоровский временно перестанет существовать в качестве «специального корреспондента», и что эти функции перейдут на Вас. Флоровскому мы с женой напишем письмо по поводу его женитьбы, Вы же пока вкратце приветствуйте его от нас.
Жизнь в Софии протекает своим чередом. Особых событий пока нет, но все время ожидаются. Политическая атмосфера сильно сгущена, отчасти, м<ожет> б<ыть>, благодаря отмене цензуры. Во всяком случае, очень реально чувствуется близость радикальных перемен и неизбежность смены власти. При этом, зная современную здешнюю власть, Вы легко можете себе представить, что такая смена не может быть мирной и непременно будет связана с потрясениями. Трудно предвидеть, кто «сменит», буржуи или коммунисты. В общем, это будет зависеть главным образом от междупарадной конъюнктуры. Но что какой-то переворот не за горами, это — несомненно, и благодаря этому создается какое-то нервное настроение. Положение живущих здесь русских как будто ухудшается. Против «армии» Врангеля была сильная травля (притом не только со стороны коммунистов, толчком послужил приезд старого идиота Бурцева[7], дававшего потрясающе бестактные интервью газетам и болтавшего всякую ерунду болгарским общественным деятелям. Теперь русские главным образом боятся признания большевиков, которое, если состоится, действительно может повлечь за собой большие неприятности для многих, особенно состоящих на государственной службе. Положение мое и вообще русских профессоров сейчас совсем дурацкое. У университета идет длительный и абсолютно неразрешимый конфликт с министром. В сущности говоря, совет университета просто объявил политическую забастовку выставить требованием в скрытом виде уход правительства. Занятия прекращены, Вследствие автономии министр ничего не может сделать, ибо для увольнения каждого отдельного профессора по закону требуется согласие совета университета. Единственное, что по закону возможно, это проведение в законодательном порядке полного упразднения университета с тем, чтобы потом начать формировать новый на новых началах. А на это министр не решается. В результате министр придумал только один способ борьбы, именно, не платить жалованья. При этом мы, русские, оказались в особом положении, как служащие по контракту. Сначала в министерстве была тенденция использовать нас как штрейкбрехеров. Но мы встали на формально-законную позицию, заявив, что согласно контракту мы обязаны во всем подчиняться совету как высшему органу власти в автономном университете и что поэтому мы лекций читать не можем. Т<аким > о<бразом>, оказалось, что мы по независящим от нас обстоятельствам не можем выполнить принятых нами обязательств (чтения лекций), вследствие чего, согласно контракту, мы подлежим увольнению с уплатой за 6 месяцев вперед. Т<ак> к<ак> болгары не любят единовременных расходов, то нам пока платят ежемесячно, надеясь на то, что тем временем конфликт как-нибудь уладится. Но во всяком случае, Народное Собрание уже постановило с 1-го октября всех нас уведомить и контракта с нами не возобновлять. Для меня лично это в конце концов скорее упрощает вопрос, ибо мой контракт все равно истекает 1-го октября, и до сих пор я был в нерешимости возобновлять ли его или нет, а теперь Народное Собрание решило за меня. Это развязывает мне руки и дает право искать место вне Болгарии. Но, разумеется, искать не значит найти. Мои взоры естественно направлены на Чехословакию, но судя по тому, как бесконечно и безнадежно тянется дело с теми из членов нашей Акад<емической> Группы, которые еще в прошлом году были приглашены в разные чешские университеты (Погорелов, Иванов, Вименский), я боюсь, что особенно надеяться на эту перспективу не придется. Я попросил Н.П.Кондакова[8] похлопотать за меня и дал ему на всякий случай свое curriculum vitae и список научных трудов. Очень буду Вам благодарен, если Вы при случае спросите его, предпринимал ли он что-нибудь по этому делу. В конце концов, м<ожет> б<ыть>, есть расчет переехать в Прагу, даже не имея никакой заручки в университете и заняться там каким-нибудь другим делом, ведь все равно, уж если академическое поприще придется бросить и приняться за что-нибудь другое, то лучше при этом жить в приличном городе, а не в Софии. В Софии нас сейчас удерживает в сущности только служба жены, ибо такого хорошего места (3000 лев. при 3 или 4 часах в день работы), конечно, нигде не найти. Чтобы менять Софию на Прагу, нам нужно иметь если не загрузку в Университете, то во всяком случае перспективу возможности найти место и для меня, и для жены. С этой целью мы сейчас усиленно учимся чешскому языку и даже наняли учителя-чеха. Летом я по-прежнему надеюсь хотя бы на короткое время посетить Прагу. Застану ли я Вас там? Или Вы собираетесь летом уехать из города?
Как продвигаются Ваши научные занятия? Удалось ли Вам что-нибудь сделать, и будете ли Вы держать магистерские экзамены? По евразийским делам у нас ничего нового нет. Я уже писал Флоровскому о том, что генерал Гурко через Сувчинского[9] предложил мне организовать перевод «Европы и Человечества» на экзотические языки. Теперь он списался непосредственно со мной: перевод на арабский язык, по-видимому, близок к реальному осуществлению. Турецкий же пока только в области предположений. Что слышно о втором сборнике? Когда он выйдет? — Высылаю Вам заказным письмом переписанную на машинке в 2-х экз. рецензию Мирского[10] на первый сборник (по-английски, из RussianLife) и вырезку из польской социалистической газеты, испугавшейся евразийства как нового вида империализма. Из Польши сведения, что там нами интересуются, но достать «Исход» и «Европу и Чел<овечество>» совершенно невозможно. Некий Авдиев (теперь помощник Эйлера) послал «Исход» и «Европу и Чело<вечество>» заказной бандеролью в Москву своему сыну. Представьте, - дошло, имейте это в виду. От молодого Авдиева, оставленного при Моск<овском> Ун<иверсите>те по [кафедре] русской истории, получено из Москвы восторженное письмо о евразийстве.
Пока до свидания. Жена Вам кланяется. Передайте сердечный привет Георгию Васильевичу.
Ваш кн. Н.С.Трубецкой
P.S. Как адрес Кондакова?
Милый Петр Николаевич[11],
Вы наша последняя надежда. Все, что Котя до сих пор писал и предпринимал для того, чтобы попасть на будущий год в Прагу, осталось без ответа. Петр Николаевич, хоть Вы отзовитесь и помогите! Котя дал свой curr<iculum> vitae Кондакову. Расшевелите старика, и сами, если имеете к тому возможность, прозондируйте почву и постарайтесь для нас. <Ведь> еще одну зиму в Софии – и Котя совсем рамолизируется и впадает в неврастению. Так я на Вас полагаю все свои надежды.
Искренне Вам преданная В. Трубецкая.
3.
Н.С.ТРУБЕЦКОЙ – П.Н.САВИЦКОМУ[12]
<Вена>, 28/X 1922
Дорогой Петр Николаевич!
В судьбе моей произошли значительные перемены. Мне предложили кафедру славянской филологии в Венском университете, и я это предложение принял. Теперь жду утверждения со стороны австрийского министерства. С нового года я должен приступить к чтению лекций, а в течение декабря — к руководству семинарием. Мне приходится сейчас усиленно работать, подготавливать курс на немецком языке и спешно заполняя пробелы в своих чисто-филологических познаниях, ибо я собственно не филолог, а лингвист. Таким образом, с одной стороны, работа приковывает меня к Австрии, а с другой, моя поездка в Прагу для устройства моей личной судьбы становится излишней. Ввиду всего этого я решил в ближайшее время никуда не уезжать. Если удастся до Рождества закончить все, что нужно, то, м<ожет> б<ыть>, на рождественские каникулы я поеду заграницу, но еще неизвестно в Прагу ли. Уж очень у вас высокая валюта. М<ожет> б<ыть>, целесообразнее было бы устроить съезд в Берлине. Впрочем, все это я говорю в форме на воде писанных предположений. Позитивным фактом остается только то, что в ближайшее время я в Прагу не поеду. Из этого вытекает необходимость усилить нашу письменную связь. Вы меня очень мало информируете, и я мало в курсе Ваших предположений и новостей. Несколько беспокоит меня Ваша американская ориентация. «Княгиня Мария Алексеевна» – не жупел, а вполне реальная опасность. Ведь раз наш преполагаемый сборник имеет цели пропаганды, мы по необходимости должны думать о тактике и учитывать пропагандную тактику противоположной стороны. Думаю, что с этой тактикой Вы просто мало знакомы. Я же здесь читал католические журналы и могу себе приблизительно представить, какова будет тактика патеров в интересующем нас вопросе. Небезынтересны также в этом отношении беседы с моим дядей Григорием Николаевичем[13], который, хотя и стоит на почве строгого православия, но как представитель старого мягкотело-либерального направления склонен к некоторому примиренчеству и проповедует идею внешнего политическо тактического союза с Ватиканом для борьбы против «общего врага всех христианских исповеданий». Я, разумеется, ничего не говорил ему о возможности американского финансирования, но о проекте самого сборника говорил. Характерно, что он при этом стал убеждать меня, что это предприятие только доставит удовольствие врагам христианства, и высказал уверенность в том, что эти враги даже окажут нам поддержку, и прямо задал мне вопрос: неужели мы сочтем возможным и допустимым вступить в союз с врагами христианства для борьбы против одной из христианских церквей? Из этого я имею полное право заключить, что подобная аргументация, точнее подобный отвод против нас будет иметь успех. Ибо дядя Гриша в данном случае является типичным представителем значительной части русского общества. А что источник наших средств скрыть будет трудно, — в этом я не сомневаюсь: шила в мешке не утаишь, особенно от отцев иезуитов, у которых информация поставлена прекрасно. Потому-то я и настаиваю на желательности русского издания.