Сообщение Кибурга Т. Нарбут получил от историка, археографа и архивиста И. Онацевича (1780–1845), который исследовал архивы и библиотеки Петербурга, Риги, Дерпта (ныне Тарту), Кенигсберга, Варшавы, рукописные собрания частных лиц в Гродненской губернии.
И. Онацевич был известен своей склонностью к каверзам и розыгрышам. Каким образом и от кого И. Онацевич получил дневник Кибурга, Т. Нарбут не указал.
Сообщения Кибурга признавал аутентичным писатель и историк Юзеф Игнаци Крашевский (1812–1887), который был родом из белорусской шляхты. Ю.И. Крашевский знал о дневнике Кибурга еще до его публикации и использовал этот источник в своей «Истории Вильны» в 4 томах. «Дневник» Кибурга цитировали и на него ссылались историки А.Г. Киркор (1818–1886), Л. Кондратович (1823–1862) (известный под литературным псевдонимом В. Сырокомля), Я. Загорский, Я. Курчевский.
Первым усомнился в аутентичности «Дневника» Кибурга опытный критически настроенный исследователь, знаток источников Дунин-Козицкий из Львова.
В 1920 г. немецкий историк из Кенигсберга Карге снова поставил под сомнение подлинность «Дневника» Кибурга. Желание видеть в сообщении Кибурга подтверждение расцвета культуры в Вильне в конце XIV в. заслоняло бросающиеся в глаза признаки поддельности.
Какие же основания были у Карге считать «Дневник» Кибурга поддельным? В первую очередь, странный способ обнаружения «Дневника». Его происхождение неясно. Т. Нарбут получил текст в переводе на польский язык от И. Онацевича. Но кто автор перевода? От кого и при каких обстоятельствах его получил И. Онацевич? Правда, этот вопрос не является решающим для дисквалификации источника, однако, он вызывает несомненные подозрения.
Сомнение вызывает отсутствие оригинала источника. Издатель «Дневника» не держал его в руках, он воспользовался копией текста, сделанной вдобавок не им самим. Не был обнаружен подлинный текст «Дневника» ни в семейном архиве Кибургов в Баварии, ни в архиве Ордена крестоносцев в Кенигсберге.
Однако, если Кибург был послом Ордена, его отчет должен был бы быть в последнем архиве. И это еще не позволяет считать «дневник» поддельным, однако тоже подрывает к нему доверие.
Вызывало сомнения и то, что Ю.И. Крашевский датировал поездку Кибурга в Вильну летом 1397 г., хотя из других подлинных источников можно сделать вывод, что поездка состоялась позже.
Характер сообщения Кибурга в передаче Т. Нарбута и Ю.И. Крашевского необычен, он не встречается в аналогичных отчетах дипломатов Ордена крестоносцев. Они обычно носили более связной, деловой, краткий характер.
Сообщение же Кибурга многословно, окрашено лирическим тоном повествования, в нем много личных впечатлений, что более типично для описания туриста, а не дипломата, и этим полностью отличается от других отчетов дипломатических агентов того времени. Этим «Дневник» отличается от известных источников этого вида, составленных в описываемый период.
Интерес, который был проявлен Кибургом к археологическим находкам и этнографическим особенностям жителей Вильны, связанным с народными играми языческого характера, не полностью соответствовали духу времени, в которое произошла миссия Кибурга. Он полностью анахронистичен и свидетельствует о времени фабрикации источника, тем более, что Кибург, как монах, не только тогда, но в более поздние времена, вряд ли мог проявлять интерес к пережиткам язычества в таком плане, как это было представлено в его «Дневнике».
Вообще, тон «Дневника» и его язык более свойственны эпохе романтизма, первой половины XIX в., чем средневековью. Обращает на себя внимание описание в «Дневнике» полумрака, господствующего в виленском кафедральном соборе, пение «хористов», подчеркивание форм и линий готического стиля башен костела святой Анны, напоминающих автору сообщения «тонкий женский замысел».
Все это очень деликатно прочувствовано, весьма романтично, но совершенно невозможно в отчете посла крестоносцев в ХIV в., а следовательно, выдает подделку.
Относительно костела святой Анны в Вильне, упомянутого в тексте Кибурга, также возникают сомнения, поскольку он был заложен только в первой половине ХV в.
Упоминавшиеся в «Дневнике» деревья вдоль улиц Вильны ХIV в. не согласуются с общепринятыми в то время нормами урбанистики.
«Вечный огонь» в языческой святыне, остатки которой Кибург будто бы видел в подземелье кафедрального собора, как священный огонь никогда не существовал.
Это вымысел, который возник на основе недоразумения и ошибочной интерпретации хроник, хотя и Т. Нарбут, и Ю.И. Крашевский верили в существование такого огня, а церковные сторожа кафедрального собора показывали туристам закопченные будто бы дымом от этого огня стены храма.
Славист и историк культуры А. Брукнер (1856–1939) опроверг легенду о горящем пламени и показал в своей книге «Древняя Литва», что в языческой Литве никакого вечного огня не было, поскольку слово «зьнич», который применяли в отношении этого огня, было литовским «sinice» (от «sinoti»), что означало место, в котором узнавалась воля богов. Рассказ о вечном огне в «Дневнике» Кибурга является одним из самых компрометирующих аутентичность текста аргументов.
Вызывает сомнения и личность учтивого гида Кибурга в прогулках по Вильне Оттокара Остиковича, если учесть, что род Нарбутов имел прозвище «Остик», а Т. Нарбут нередко подписывался как Остикович-Нарбут.
В результате анализа возникает предположение, что «Дневник» Кибурга – это остроумная и каверзная мистификация, соединенная с прозрачным намеком на родовое прозвище Нарбута, что еще раз доказывает поддельность источника.
Заслуживает внимания и то, что и другой источник, напечатанный в «Небольших сочинениях» Т. Нарбутом, касающийся возведения городских стен вокруг Вильни, был, как это доказал Х. Ловмяньский, подделкой.
Имеет ли ценность подделка? Несомненно. Любая подделка источника отражает исторические реалии. Она создается кем-то в определенное время, отражает потребность того или иного лица в самовыражении.
Только в случае подделки источник отражает не те события, которые по своему содержанию должен был бы отразить, а те события и явления, в условиях которых он был создан. Подделка Бардина или Сулакадзева отражает реалии начала XIX века, а не события древних времен. Подделка, к созданию которой был причастен И. Онацевич, также отражает события того же времени.
Содержание подделки же, созданной в давние времена и отражающей события того же времени, может свидетельствовать о той форме, которую в то время принимали подлинные источники, которым фальсификаторы подражали.
Подделки упорно возвращаются в общественный обиход даже после их разоблачения. Причина этого явления лежит в том, что подделки отражают существование в обществе не только научных, но и ненаучных представлений о прошлом. Подделки доказывают существование исторической мифологии, т. е. представлений, которые в своей описательной части относятся к определенному историческому явлению, но рассказывают не столько о том, что было, сколько о том, что должно было быть, и что является предметом не исследования, а веры.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Цит. по: История дипломатии. М.: Огиз, 2001. Т. 1. С. 516.
2. Подделки // Энциклопедический словарь. Изд.: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. Спб., 1898. Полутом 47. С. 88; Подделка // Большая Советская энциклопедия. 1-е изд. М., 1940. Т. 45. С. 778; Подлог // Там же: С. 794.
3. Цит. по: Koscialkowski, S. Historyka. L., 2004. S. 85.
4. Цит. по: Koscialkowski, S. Historyka. L., 2004. S. 85
5. Козлов В.П. Тайны фальсификации. М., 2004. С. 248–249.
6. Цит. по: Улащик Н.Н. Предпосылки крестьянской реформы 1961 г. в Литве и Западной Белоруссии. М.: Наука, 2005. С. 94.
7. Блок М. Апология истории. М., 2006. С. 153.
8. Маслов В.И. Оссиан в России. Библиография. Л.: АН СССР, 1928.