Значительная автономность "академического" дизайна непрерывно питает гуманистическую традицию "дизайна вообще", все резче противопоставляя ее профессиональной идеологии службы дизайна. Этот скрытый конфликт принимает иногда крайние формы, как, например, в программе Ульмской школы с ее антикоммерческой направленностью, что, впрочем, не мешает части выпускников школы становиться квалифицированными и ценимыми представителями службы дизайна (например, Ханс фон Клир на "Оливетти") с постепенной утратой ряда иллюзий относительно своей деятельности.
Вся критика дизайна как службы, естественно, сосредотачивается внутри школ дизайна и ведется с позиций противопоставления желаемого "очищенного" дизайна реальности коммерческого дизайна как службы. Но именно поэтому, как это ни парадоксально внешне, существование автономного "академического" дизайна играет существенную конструктивную роль в формировании профессиональных служб дизайна.
В рамках "академического очищенного" дизайна возникают проекты, идеи, программы в качестве самоценных продуктов долженствующего дизайна, тождественного дизайнерской художественно-проектной деятельности на службе человека вообще. Однако эти идеи и проекты, взятые как готовый продукт, легко отделяются от принципиальных установок, приведших к их появлению, и могут быть использованы в чистом виде или как методические руководства или эталоны в любой системе использования.
Таким образом, являясь критиком службы дизайна, автономный "академический" дизайн является одновременно генератором антиидей, которые впоследствии материализуются службой дизайна в коммерческом позитивном продукте. Так, все принципиальные основы, легшие в основу разработки продукции фирмы "Браун", были разработаны в Ульмской школе как принципиальные образцы "хорошего дизайна", "дизайна для человека". Эти же принципиальные основы материализовались в коммерчески полноценном "Браун-стиле", после чего уже сам "Браун-стиль" полностью отделился от принципиальных установок , приведших к его возникновению, превратился в особый товар, вызвал многочисленные подражания благодаря своим товарным качествам.
В этом заключается подлинный трагизм критиков службы коммерческого дизайна, наиболее резко проявляющийся в случае Томаса Мальдонадо.
Реальная ситуация, в которой развивается действительная служба дизайна и параллельно с ней "академический" дизайн, такова, что любая экспериментальная попытка реализовать концептуальные установки в конкретном проекте оказывается полезной, даже необходимой для службы дизайна, независимо от характера и направленности концептуальных установок.
Тем самым мы имеем основания считать, что благодаря особому механизму опосредования через собственно художественно-проектную дизайнерскую деятельность, обобщенным продуктом "академического" дизайна также является потребительская ценность продуктов материального или духовного производства, потребляемых массово.
В рамках частных исследований организованности дизайнерской деятельности, методов и средств собственно дизайнерского проектирования, вспомогательных по отношению к дизайну научно-экспериментальных дисциплин могут быть получены знания, обладающие большой теоретической и практической ценностью. Однако выделить эти новые знания можно лишь в том случае, когда, обладая определенной социальной концепцией функционирования дизайна в конкретной социальной системе, мы можем определить действительный предмет частных исследований. Вполне естественно, что проведенное нами предварительное исследование носит максимально обобщенный, тем самым и упрощенный характер, и построенное нами представление о действительном дизайне и его отношении к теоретико-идеологическому уровню дизайна в силу необходимого абстрагирования от деталей существенно беднее действительного содержания дизайна. Однако именно благодаря этой упрощенности и известной схематизации выделенного нами предмета мы получаем возможность осуществлять дальнейшую конкретизацию знаний о современном дизайне на общей методологической основе. Совершенно очевидно, что система социально-экономических отношений, социально-психологический фон во Франции или Японии при множестве сходных характеристик существенно отличаются от системы этих отношений в США или Западной Германии. Уже поэтому необходимо считаться с тем, что при общей принципиальной основе строение и развитие службы дизайна должно значительно отличаться в деталях в зависимости от специфики региональных условий.
Нам нужен углубленный анализ дизайна во всей его полноте, поскольку, как писал В. И. Ленин, "мы не представляем себе другого социализма, как основанного на основах всех уроков, добытых крупной капиталистической культурой" (21). Современный дизайн - несомненно один из таких уроков, и было бы неверно им пренебречь. Все, что мы можем сейчас сказать о внутреннем содержании дизайна, весьма еще далеко от желаемого проникновения в его сущность.
Однако столь же очевидно, что, только получив первые общие основы рассмотрения западного дизайна через его обобщенный продукт и, следовательно, социальную функцию, мы получаем достаточные основания для дальнейшей конкретизации. В следующей, последней главе этой книги мы сделаем попытки провести эту конкретизацию по нескольким фрагментам общей сложной картины современного западного дизайна.
ДИЗАЙН И ИСКУССТВО
Через сложное соотношение дизайна и искусства мы можем существенно уточнить представление о современном дизайне за счет большего проникновения в глубь дизайнерской деятельности, чем это было возможно, пока нашей задачей было выяснение обобщенного продукта дизайна как организованной деятельности профессионалов. Не случайно вопрос о соотношении, вернее, о системе связей между современным дизайном и современным искусством мы ставим только сейчас: хотя прямое сопоставление искусства с дизайном всегда кажется привлекательным, оно мало что может дать, пока не определен дизайн. Такие попытки делались неоднократно, причем авторы полагали искусство однозначно известным, и в результате подобных сопоставлений было получено три параллельных и равно недоказуемых определения. Если воспользоваться уже рассмотренными нами теоретическими концепциями, то это "дизайн - абстрактное искусство" (Герберт Рид); "дизайн - не искусство" (Глоаг, Эшфорд и другие); "дизайн содержит в себе элементы искусства, но не совпадает с искусством" (Мальдонадо). При этом мы уже можем учесть сейчас, что авторы имели в виду, во-первых, не тождественное представление об искусстве (мы могли бы еще отдельно выделить Джио Понти с его сверхискусством, охватывающим все и вся) и, во-вторых, существенно различные "дизайны".
Определив дизайн через его продукт - потребительскую ценность массово потребляемой продукции - и указав на нетождественность дизайна и дизайнерской проектной деятельности, на значительную автономность последней, мы получили теперь возможность соотносить искусство с совершенно недвусмысленно определенным дизайном.
Пока под продуктом дизайна понималась вещь или определенные качества, присущие вещи в ее конкретности, соотносить его с искусством было чрезвычайно затруднительно; потребительская ценность является, несомненно, определенного типа духовной ценностью, привнесенной в вещь как элемент всего вещного окружения человека (другой вопрос - какая это духовная ценность), и это несколько облегчает нашу задачу. Однако мы неоднократно подчеркивали, что продукт дизайна в нашем определении проявляется исключительно через массовость потребления, причем эта массовость не являлась чисто количественной определенностью. Массовость в отнесении к продукту дизайна включает, несомненно, определенную типизацию восприятия, стандартизацию (хотя стандартов может быть и много) потребительских реакций. У нас не было до сих пор никаких оснований подразумевать под потреблением, в том числе и потреблением визуального выражения потребительской ценности, того необходимого соучастия, сотворчества, которое связывает творца произведения искусства с каждым его потребителем (если здесь можно в чистом виде говорить о потреблении) индивидуально. Эта индивидуальность, обязательность диалога составляет глубинную сущность коммуникаций, устанавливаемых между человеком-творцом и человеком-зрителем (даже если их множество) в искусстве. Относительно дизайна нам трудно найти подобные примеры непосредственной коммуникации в индивидуализованном восприятии - там, где подобную связь можно увидеть, мы в дальнейшем рассмотрим специально.
Но одновременно с собственно искусством в обычном, устоявшемся его значении, все большее значение приобретает в последние десятилетия феномен, получивший наименование "массовое искусство". Понятие массового искусства не получило до настоящего времени достаточно четкого определения - мы не ставим здесь такую задачу, для нас достаточно констатировать, что под массовым искусством имеется в виду нечто гораздо большее, чем количественная характеристика распространения искусства через средства массовой коммуникации: радио, телевидение, частично кино, прессу, массовые зрелища.
Больше того, когда говорят о массовом искусстве, имеется в виду не просто заниженное искусство или недоискусство, тиражируемое в огромном количестве, - конечно, самый факт тиражирования высшего класса репродукций с произведения искусства несколько снижает силу воздействия, но это не означает, что перед нами искусство массовое Речь идет о гораздо более сложном, совершенно специфическом явлении - о систематическом создании особых произведений, рассчитанных на типичного потребителя, на стандартность его восприятия, построенных в соответствии с явными или скрытыми желаниями этого стандартизованного типа потребителей. Больше того, сознательно или бессознательно массовое искусство, создающее произведения такого рода, решает специфические задачи управления или конформизации массового сознания, далекие от задач искусства вообще, часто независимо от намерений самих создателей. Массовое искусство характеризуется несколькими специфическими особенностями Это, во-первых, коллективное создание произведений группами специалистов, часто остающихся анонимными, - будь то телевизионная программа, или всемирная выставка, или рядовая кинопродукция. Во-вторых, это обязательная образность, непосредственно визуальная убедительность предлагаемых потребителю произведений, основанная на принципе "лучше один раз увидеть...". В-третьих, это отсутствие аргументации в убеждении - всякая попытка доказательства является недопустимой "слабостью", элементарность оттенков (черное только черное, белое только белое). В-четвертых, это обязательное, возведенное в непререкаемый организационный принцип, разнообразие приемов внешнего выражения максимально однородного содержания - потребителя нужно непрерывно подстегивать новизной (то, что мы называли обязательностью малозначимых различий) Наконец, это обязательная драматизация, усиление экспрессивности, сопровождающей даже наиболее банальный сюжет при одновременной общепонятности, конвенциональности определенных символических значений (типа белой шляпы положительного героя в вестерне).