Смекни!
smekni.com

Жизнь и творчество Леонардо да Винчи (стр. 3 из 5)

«Мадонна Литта» — закончена несколькими годами позже "Мадонны Бенуа". На этот раз художник избрал более строгий тип лица мадонны, выдержал картину в другой красочной гамме, даже обратился снова к технике темперы, внеся в нее, впрочем, ряд новых приемов (Леонардо постоянно проводил всевозможные эксперименты). Но основной смысл, идейное содержание произведения то же, что и раньше: та же человечность, та же любовь к подлинным, живым чувствам людей пронизывает все произведение. Мать кормит ребенка грудью, устремив на него задумчивый нежный взгляд; ребенок, полный здоровья и бессознательной энергии, двигается на руках матери, вертится, перебирает ножками. Он похож на мать: такой же смуглый, с таким же золотистым цветом полос. Она любуется им, погруженная в свои мысли, сосредоточив на ребенке всю силу своих чувств. Даже беглый взгляд улавливает в «Мадонне Литта» именно эту полноту чувств и сосредоточенность настроения. Но если мы отдадим себе отчет в том, как добивается Леонардо этой выразительности, то убедимся, что художник зрелого этапа Возрождения пользуется очень обобщенным, очень лаконичным способом изображения. Лицо мадонны обращено к зрителю в профиль; мы видим только один глаз, даже зрачок его не вырисован; губы нельзя назвать улыбающимися, только тень в углу рта как бы намекает на готовую возникнуть улыбку, и в то же время самый наклон головы, скользящие по лицу тени, угадывающийся взгляд создают то впечатление одухотворенности, которое Леонардо так любил и умел вызывать. Завершая этап долгих исканий в искусстве Возрождения, художник на основе уверенного и точного воплощения видимого создает поэтический образ, в котором отброшено случайное и мелкое, выбраны те черты, которые помогают создать волнующее и возвышенное представление о человеке. Леонардо да Винчи как бы сводит в одно целое разрозненные усилия своих современников и, во многом их опережая, поднимает итальянское искусство на новую ступень [7; c. 345-389].

В середине 1480-х годов Леонардо написал картину «Дама с горностаем» (Краковский музей), которая, возможно, является портретом фаворитки Лодовико Сфорца - Цецилии Галлерани. В пользу этого предположения говорит белый зверек, которого она держит на руках. Горностай заменял в старые времена кошек и был довольно широко распространен в быту. Здесь этот зверек использован как эмблема Галлерани. Леонардо очень любил подобные зашифрованные намеки на имена портретированных. С замечательным искусством передал Леонардо тонкое, женственное лицо Цецилии, которая изображена глядящей в сторону и как бы прислушивающейся к словам невидимого собеседника. Великолепно написаны ее руки, в особенности, правая, которую она гладит горностая и в которой так много индивидуального, что уже одна деталь указывает на авторство выдающегося мастера. С большой наблюдательностью передал Леонардо и кошачьи повадки белого зверька. Надо видеть в подлиннике краковский портрет, чтобы убедиться в том, насколько тщательно написана шерсть горностая, каждый волосок которой воспроизведен с почти каллиграфической точностью [4; c. 47-48].

Живя в Милане, Леонардо Винчи постоянно работал над проектом огромного конного монумента Франческо Сфорца, отца Лодовико, который в законченном виде должен был быть помещен на шестиметровый пьедестал и отлит из 90 т бронзы. По иронии судьбы, вспомнившей об интересе Леонардо к военному делу, предназначенная для памятника бронза была использована для отливки пушек, а его глиняная модель была уничтожена в 1499 при вторжении французов.

Наиболее прославленное произведение Леонардо — знаменитая “Тайная вечеря” в миланском монастыре Санта Мария делла Грацие. Эта роспись, в настоящем своем виде представляющая руину, была выполнена между 1495 — 1497 годами. Причина быстрой порчи, дававшей о себе знать уже в 1517 году, заключалась в своеобразной технике, сочетавшей масло с темперой.

В связи с “Тайной вечерей” Вазари приводит в своем жизнеописании Леонардо забавный эпизод, прекрасно характеризующий манеру работы художника и его острый язык. Недовольный медлительностью Леонардо, приор монастыря настойчиво требовал от него, чтобы он скорее закончил свое произведение. “Ему казалось странным видеть, что Леонардо целую половину дня стоит погруженный в размышление. Он хотел, чтобы художник не выпускал кисти из рук, наподобие того, как не прекращают работу на огороде. Не ограничиваясь этим, он пожаловался герцогу и так стал донимать его, что тот был вынужден послать за Леонардо и в деликатной форме просить его взяться за работу, всячески давая при этом понять, что все это он делает по настоянию приора”. Затеяв с герцогом разговор на общие художественные темы, Леонардо затем указал ему, что он близок к окончанию росписи и что ему остается написать лишь две головы — Христа и предателя Иуды. “Эту последнюю голову он хотел бы еще поискать, но в конце концов, если он не найдет ничего лучшего, он готов использовать голову этого самого приора, столь навязчивого и нескромного. Это замечание весьма рассмешило герцога, сказавшего ему, что он тысячу раз прав. Таким-то образом бедный смущенный приор продолжал подгонять работу на огороде и оставил в покое Леонардо, который закончил голову Иуды, оказавшуюся истинным воплощением предательства и бесчеловечности”.

К миланской росписи Леонардо готовился тщательно и долго. Он выполнил множество набросков, в которых изучал позы и жесты отдельных фигур. “Тайная вечеря” привлекла его не своим догматическим содержанием, а возможностью развернуть перед зрителем большую человеческую драму, показать различные характеры, вскрыть душевный мир человека и точно и ясно обрисовать его переживания. Он воспринял “Тайную вечерю” как сцену предательства и поставил себе целью внести в это традиционное изображение то драматическое начало, благодаря которому оно приобрело бы совсем новое эмоциональное звучание.

Обдумывая замысел “Тайной вечери”, Леонардо не только выполнял наброски, но и записывал свои мысли о действиях отдельных участников этой сцены: “Тот, который пил и поставил кубок на место, обращает голову к говорящему, другой соединяет пальцы обеих рук и с нахмуренными бровями взирает на своего сотоварища, другой показывает ладони рук, приподнимает плечи к ушам и выражает ртом удивление...” В записи не указаны имена апостолов, но Леонардо, по-видимому, ясно представлял себе действия каждого из них и место, которое каждый призван был занять в общей композиции. Уточняя в рисунках позы и жесты, он искал таких форм выражения, которые вовлекли бы все фигуры в единый водоворот страстей. Он хотел запечатлеть в образах апостолов живых людей, каждый из которых по-своему откликается на происходящее событие.

“Тайная вечеря” — самое зрелое и законченное произведение Леонардо. В этой росписи мастер избегает всего того, что могло бы затемнить основной ход изображенного им действия, он добивается редкой убедительности композиционного решения. В центре он помещает фигуру Христа, выделяя ее просветом двери. Апостолов он сознательно отодвигает от Христа, чтобы еще более акцентировать его место в композиции. Наконец, в этих же целях он заставляет сходиться все перспективные линии в точке, непосредственно расположенной над головой Христа. Учеников Леонардо разбивает на четыре симметрические группы, полные жизни и движения. Стол он делает небольшим, а трапезную — строгой и простой. Это дает ему возможность сосредоточить внимание зрителя на фигурах, обладающих огромной пластической силой. Во всех этих приемах сказывается глубокая целеустремленность творческого замысла, в котором все взвешено и учтено. Основной задачей, которую поставил себе Леонардо в “Тайной вечере”, была реалистическая передача сложнейших психических реакций на слова Христа: “Один из вас предаст меня”. Давая в образах апостолов законченные человеческие характеры и темпераменты, Леонардо заставляет каждого из них по-своему реагировать на произнесенные Христом слова. Именно эта тонкая психологическая дифференциация, основанная на разнообразии лиц и жестов, и поражала более всего современников Леонардо, особенно при сопоставлении его росписи с более ранними флорентийскими изображениями на эту же тему кисти Тадео Гадди, Андреа дель Кастаньо, Козимо Росселли и Доменико Гирландайо. У всех этих мастеров апостолы сидят спокойно, наподобие статистов, за столом, оставаясь совершенно безучастными ко всему происходящему. Не имея в своем арсенале достаточно сильных средств для психологической характеристики Иуды, предшественники Леонардо выделяли его из общей группы апостолов и располагали в виде совершенно изолированной фигуры перед столом. Тем самым Иуда искусственно противопоставлялся всему собранию как изгой и злодей. Леонардо смело ломает эту традицию. Его художественный язык достаточно богат, чтобы не прибегать к подобным, чисто внешним эффектам. Он объединяет Иуду в одну группу со всеми прочими апостолами, но придает ему такие черты, которые позволяют внимательному зрителю сразу же опознать его среди двенадцати учеников Христа.

Каждого из учеников Леонардо трактует индивидуально. Подобно брошенному в воду камню, порождающему все более расходящиеся по поверхности круги, слова Христа, упавшие среди мертвой тишины, вызывают величайшее движение в собрании, за минуту до того пребывавшем в состоянии полного покоя. Особенно импульсивно откликаются на слова Христа те три апостола, которые сидят по его левую руку. Они образуют неразрывную группу, проникнутую единой волей и единым движением. Молодой Филипп вскочил с места, обращаясь с недоуменным вопросом к Христу, Иаков старший в возмущении развел руками и откинулся несколько назад, Фома поднял руку вверх, как бы стремясь отдать себе отчет в происходящем. Группа, расположенная по другую сторону Христа, проникнута совершенно иным духом. Отделенная от центральной фигуры значительным интервалом, она отличается несравненно большей сдержанностью жестов. Представленный в резком повороте Иуда судорожно сжимает кошель со сребрениками и со страхом смотрит на Христа; его затененный, уродливый, грубый профиль контрастно противопоставлен ярко освещенному, прекрасному лицу Иоанна, безвольно опустившего голову на плечо и спокойно сложившего руки на столе. Между Иудой и Иоанном вклинивается голова Петра; наклонившись к Иоанну и опершись левой рукой о его плечо, он что-то шепчет ему на ухо, в то время как его правая рука решительно схватилась за меч, которым он хочет защитить своего учителя. Сидящие около Петра три других апостола повернуты в профиль. Пристально смотря на Христа, они как бы вопрошают его о виновнике предательства. На противоположном конце стола представлена последняя группа из трех фигур. Вытянувший по направлению к Христу руки Матфей с возмущением обращается к пожилому Фаддею, как бы желая получить от него разъяснение всего происходящего. Однако недоуменный жест последнего ясно показывает, что и тот остается в неведении.