Высшим воплощением всех поисков скульптора — пластических и нравственно-этических—является его «Моисей» (1932, МРМИИ), принесший Эрьзе наибольший успех. Динамичная композиция, беспокойный ритм пластических масс, остроиндивидуальное решение проработки глаз — все это сообщает скульптуре не только повышенную экспрессию, но и создает образ, исполненный глубокого драматизма, большой патетической силы. «Художник не должен бояться преувеличений, если таким образом он может выразить свою идею более живо», — эти слова Э. Верхарна дают нам возможность лучше понять этот гиперболизированный образ человеческих страстей.
Эрьзя — художник, прежде всего тонкий психолог, передающий в своих произведениях, при полном отсутствии иллюстративности, тончайшие оттенки человеческих чувств. Это такие образы-символы, как «Мужество» (1932, МРМИИ), «Ужас» (1933, МРМИИ), «Горе» (1933, ГРМ), «Отчаяние» (1936, МРМИИ), «Тоска» (1944, МРМИИ) и др. В «Мужестве» заложены два органично объединенных пластических начала: при внешней строгости, собранности скульптура очень динамична. Экспрессия достигается активностью всех средств выражения, включая фактуру материала, нарочито шероховатую, грубую. Скульптор придает ей видимость и осязаемость металла, чтобы подчеркнуть образ человека непреклонной воли. В годы Великой Отечественной войны, находясь далеко от Родины, с чувством особой теплоты создавал С. Д. Эрьзя национальные образы мордвы.
Вспоминая ученические годы, С. Т. Коненков писал: «Уже в ту пору можно было заметить стремление Эрьзи к выражению средствами пластического искусства характерных национальных черт. Он облекал в плоть скульптурных образов душу своего народа. И это в нем пустило настолько глубокие корни, что он, много лет живя на чужбине в Южной Америке, оставался национальным художником»[9]. В различные годы скульптором были созданы такие произведения, как «Эрзянка» (1915), «Голова мордовки» (1917), «Портрет матери» скульптора (1940), «Крестьянин-мордвин» (1943), «Портрет отца» (1944) (все — МРМИИ), проникнутые горячей любовью к родному мордовскому народу. Разные по характеру и настроению, они полны жизни и человеческой теплоты, народной мудрости, моральной силы и достоинства. В этих работах наиболее остро выразилась кровная связь скульптора с Родиной, тоска по ней.
Сильнейшая ностальгия выражена и в «Автопортрете» С. Эрьзи (1947, МРМИИ). Это интересное произведение при всей обобщенности является отражением переживаний скульптора, на долгие годы оторванного от родной земли. Ощущение трагизма, безысходности, внутренних противоречий, свойственное многим произведениям С.Д. Эрьзи аргентинского периода, как в зеркале отразившее всю жизнь скульптора на чужбине, исчезает после его возвращения на Родину в 1950 году. Новые образы, новые чувства и настроения занимают творческое воображение Эрьзи.
Его «Казашка» — портрет Шакен Ахметжановой (1955, МРМИИ), «Москвичка» (1953, ГРМ), «Женский портрет» (1957, МРМИИ) и др. отличаются особой просветленностью, внутренней раскрепощенностью, светлым лиризмом. Впервые на лицах его моделей появляется улыбка.
Художник большого таланта и поразительного трудолюбия, Эрьзя без остатка отдал свою жизнь искусству. «Он пропел песнь, достойную своего прекрасного народа. Где бы он ни жил, он был верен своему идеалу. Из-под его резца даже под небом далекой Аргентины рождались образы, овеянные волжским ветром. «Дум высокое стремленье» никогда не покидало этого мастера»[10]. Эти прочувствованные слова С. Т. Коненкова звучат как гимн в честь большого художника.
На протяжении всей своей жизни Эрьзя в своем творчестве обращался к образам мордовских людей. В его памяти возникали образы как бы запечатленные еще в детстве, когда он жил на берегу речки Бездны. В различные годы он выполнял такие проникнутые горячей любовью к родному мордовскому народу произведения, как "Эрзянка" (1915, железобетон), "Голова мордовки" (1917, железобетон), "Портрет матери" (1940, урундай), "Крестьянин-мордвин" (1937, кебрачо), "Портрет отца" (1944, кебрачо). Целую галерею образов земляков, людей своей национальности, создает он в скульптурных произведениях. Они проникнуты неподдельной любовью автора к своим героям, пониманием их национального характера.
По памяти в Аргентине выполняет он "Портрет матери" (1940, урундай). Крупным планом дает он черты её лица, вглядываясь в которое чувствуешь её сильный характер. Энергичность, динамизм ей придают как бы распростёртые на ветру волосы. Две большие темы творчества Эрьзи - тема материнства и тема Родины, о которой не переставал думать мастер на чужбине, о которой он тосковал, куда стремилось его сердце, слились в этом произведении воедино. "Россия - моя Родина, Аргентина - родина кебрачо" - писал Степан Эрьзя в одном из писем, адресованных Г.О. Сутееву в Москву из далекой Аргентины. Душа скульптора рвалась на Родину.
И в далекой Аргентине, где Эрьзя пробыл почти четверть века, он снова мечтает о величественном монументе, высеченном из горы. Так и не состоялось. Но в работе с деревом-кебрачо он достиг тех высот, которые сделали его великим скульптором современности. А ведь началось все на Урале и ранее, в Москве, когда отрабатывался прием словно бы незавершенной, полуобработанной поверхности природного материала и тщательной шлифовки главных деталей аллегорических портретов: «Парагвайка», «Чилийка», «Тоска», «Старик-мордвин», «Спящая» (вариация на темы уральских женских портретов). Там, томясь думой о Родине, он создает галерею философских образов Толстого, Бетховена, Сократа, Моисея. Мы не знаем, какой виделась Эрьзе скульптура из горы. Но ее малой моделью можно предполагать двойной портрет Маркса (корявая, полуобработанная, узловатая фактура) и Ленина (отшлифованный до прожилок лик мыслителя). Эрьзя отправил эту работу на родину к 30-летию Октябрьской революции. Канула скульптура в неизвестность: сожгли по приказу, уничтожили, как и “Освобожденного человека”.
И вот настали радостные дни - в сентябре 1950 года скульптор вернулся в Москву. Он привез с собой не только свои работы, но и материал, из которого создавал свои творения в Аргентине - субтропическое дерево. Когда Эрьзя приехал в Советский Союз, ему было уже за семьдесят, но у него было много замыслов и планов. В последний период творчества он по прежнему напряженно работал.
В 1954 году в Москве в Выставочном зале на Кузнецком мосту состоялась персональная выставка произведений С.Д. Эрьзи. С большим волнением ожидал художник встречи с новыми советскими зрителями. Но опасения скульптора были напрасными. Выставка убедительно показала, что советские люди его искусство приняли.
Вот что по этому поводу пишет В.А.Блинов в монографии «Звезда Эрьзи»: «….После триумфального успеха выставки Эрьзи в 1954 году на него обрушилась в журнале «Искусство» критикесса С. Валериус, обвиняя ваятеля в буржуазных вкусах, декадансе, упадничестве. В те годы это было подобно политическому доносу. Для чего, для кого это было сделано? Оказывается, С. Валериус была супругой скульптора Е. Вучетича! Прошли годы. Валериус выпускает объемный труд о современной скульптуре. Нашлась ли в этой книге хоть страница для Эрьзи? Ни строчки, ни снимка!
А как пытались околохудожественные деятели столкнуть, сделать врагами С. Коненкова и С. Эрьзю. Не вышло. Так они не успокаиваются до сих пор, через сорок лет после смерти Мастера. В журнале “Наше наследие” читаем статью некой Н. Мирской “Триумф и трагедия” (название без стеснения стянуто у историка Волкогонова). Оказывается, по утверждению Мирской, только портрет “Норвежская женщина” и удался Эрьзе, а все сделанное за границей — полный провал. Прекрасные слайды работ Эрьзи, иллюстрирующие эту статью, отлично разоблачают искусствоведку... Похоже, тернии в венце Эрьзи больно колют до сих пор…"[11]
Окончательным признанием его таланта Родиной явилось награждение Степана Дмитриевича в 1957 году орденом Трудового Красного Знамени.
В завершении проведенного исследования приведем выдержки из ранее не публиковавшихся документов о жизни и творчестве Степана Эрьзи, представленных на выставке 14 ноября 2001 года, посвященной 125-летию со дня рождения великого мастера[12].
1. В начале 1890-х годов будущий скульптор подрабатывал стекольщиком, чтобы спастись от голода, распространившегося в Поволжье. Они с братом ходили по соседним деревням, и крестьяне в качестве платы за услугу кормили подростков. Ремеслу их обучил афонский монах, художник по мозаике, заехавший в Алатырский уезд.
2. В 1893 году 17-летний Степан поступил в ученики к алатырскому живописцу. Но вместо занятий наставник посылал ловить соловьев на продажу. Получив от отца три рубля на дорогу, Степан уехал в Казань учиться живописи, но смог устроиться лишь подмастерьем к столяру. Первым учителем живописи стал для него Петр Ковалинский - хозяин иконописной мастерской. Нефедов помогал ему расписывать церкви Казанской епархии.
3. Скульптура, обеспечившая ему мировую славу, погибла в 41-м году во время бомбардировки Москвы. В 1906 году Эрьзя уехал в Италию; спустя три года на всемирной выставке в Венеции композиция «Последняя ночь перед казнью» принесла мастеру первый большой успех. В 1927 году он подарил ее Московскому музею революции.
4. В 1910 году Эрьзя перебрался в Париж. После участия в «Осеннем салоне скульпторов» он заключил договор о сотрудничестве с аргентинским меценатом. За 36 работ мастер так и не получил гонорар; мошенник его обманул, присвоив все скульптуры.
5. После начала Первой мировой войны в 1914 году Эрьзя вернулся в Россию. С большими приключениями пересек вражескую Германию - шел пешком, ночевал в сарае, больше суток ехал на открытой железнодорожной платформе. В Петербурге его арестовала жандармерия по подозрению в шпионаже на немцев. Из тюрьмы его выпустили только через 30 дней.