Новые художественные принципы, давшие о себе знать в искусстве 1640-1650-х годов, с особой силой были развиты в грандиозных ансамблях, строящихся царем, патриархом Никоном и его преемниками. В них с программной последовательностью осуществляется идея насаждения райского сада, «вертограда», на земле. Таким «раем» в восприятии современников был деревянный царский дворец в Коломенском, построенный в 1667-1668 годах. Его украшали пришедшие из Белоруссии резчики, царские художники, среди них знаменитый Симон Ушаков, кузнецы и ценинных дел мастера. Симеон Полоцкий называл дворец в Коломенском восьмым чудом света. Дворец был разобран в XVII веке, но об его облике можно судить по сохранившимся чертежам и описаниям. Парадные царские покои, башенки и всходы, самых затейливых форм покрытия составляли зрелище сказочного града.
Никон, закладывающий в 1658 году Воскресенский монастырь под Москвой, прямо называет его Новым Иерусалимом. По его замыслу собор монастыря должен был воспроизводить храм Воскресения в Иерусалиме, а окружающие его постройки знаменитые святыни Иерусалима и его окрестностей. Создавая монастырь-икону, своеобразную архитектурную аллегорию, он даже отступает от традиционного пятиглавия. Собор был увенчан грандиозным шатром, сверкающим поливной черепицей. Сам монастырь и весь окружающий его пейзаж уподоблялись грандиозной сцене, попадая на которую любой человек должен был ощущать себя участником великолепного театрализованного действа. Эффектность зрелища во много раз увеличивалась за счет колоссальных масштабов ансамбля и обилия и пышности декора, в котором особенно широко были использованы поливные изразцы, в том числе изразцовые рельефные изображения евангелистов и херувимов. Архитектурный ансамбль в сочетании с окружающей его природой образовывал сочиненный пейзаж, в котором воедино сливалось реальное и фантастическое.
Эти же идеи развивает в своей строительной деятельности митрополит ростовский Иона Сысоевич, один из претендентов на патриарший престол после низложения Никона. Его ростовская резиденция, возведение которой началось в 1664 году, представляет собой целый город со стенами, башнями, надвратными храмами, великолепными палатами, садами и искусственными прудами. Остроконечные башни, высоко поднятые храмы, имеющие характерную щипцовую форму покрытий, издалека рисуются силуэтами на фоне неба. Чтобы подчеркнуть легкость сооружений, их устремленность вверх, зодчие специально вытягивают главы, надстраивая барабаны. Бойницы круглых башен украшаются резными наличниками, как окна, а проездные врата как кружевом покрываются ширинками с изразцами, отчего сами башни делаются похожими на палаты причудливых форм. По изысканной красоте и эффектности зрелища с Ростовским Кремлем соперничают ансамбли Иосифо-Волоколамского монастыря; перестраиваемого в 70-80-е годы ХVII века, и Московского Кремля, башни которого 'в это же время покрываются островерхими шатрами. Некогда могучая крепостная стена преображается в символическую узорную ограду, обходящую царственный град. Ограду, которая превращает его в земное подобие «небесного Иерусалима».
Живопись
Изображение таких символических оград все чаще появляется в живописи. На иконе Никиты Павловца «Богоматерь Вертоград заключенный», написанной около 1670 года, Богоматерь стоит в райском саду, в котором цветут тюльпаны, гвоздики, деревца и травы. Ограда сада представляет собой балюстраду с тонкими колонками и вазонами на углах. Такой же аллегорией райского сада предстает на иконе Симона Ушакова 1668 года «Насаждение древа государства Российского» Московский Кремль. Эта икона-панегирик, торжественная похвала главной святыни Русского государства образу «Владимирской Богоматери», изображение которой расположено в центре. Аллегорическая отвлеченность композиции сочетается с конкретными и очень достоверно изображенными деталями: Успенский собор, Кремлевская стена, Спасская башня с курантами; здесь же представлены царь Алексей Михайлович, царица Мария Ильинична с сыновьями Алексеем и Федором. Каждой мысли, понятию Ушаков находит зрительный эквивалент, текст «Похвалы» буквально переводится в живопись. Здесь есть изображения святых, «процветших своими подвигами в Русской земле» и потому, как цветы, располагающиеся на ветвях «многоплодного» древа, которое растет в центре рая Кремля; трафаретным оборотам барочной поэзии в духе Симеона Полоцкого соответствует изображение куста роз- «шипа благоуханного», с которым сравнивается Богоматерь, и виноградной «вечноцветущей лозы». Все отвлеченные понятия, представления, которые в искусстве предшествующих периодов связывались исключительно с миром духовным, теперь переносятся на мир реальный, предметный. Ушаков и его последователи пытаются составить «объективную» картину этого мира из искусственных поэтических «фигур», представляя их по возможности «реалистически». В своем «Слове» об иконописи Ушаков сравнивает живопись с зеркалом, отражающим истинную действительность, а в иконах сочетает традиционные и заимствуемые из западноевропейских образцов иконографические мотивы с объемной светотеневой манерой письма. Одним из лучших произведений Симона Ушакова является «Троица», написанная в 1671 году (ГРМ). Здесь ангелы сидят за трапезой, на которой возвышаются сосуды, такие же, как и те, что использовались в дворцовом обиходе, а на фоне слева палаты Авраама видны через торжественную триумфальную арку, украшенную колоннами коринфского ордера. Открывающееся за ней бесконечное пространство не вводит зрителя в реальный мир, а как бы выводит из него. Этим объясняется сочетание объемных форм переднего плана и абстрактного золотого фона, иллюзорной глубины пространства и орнаментальной однородности всей изобразительной поверхности, не дающей представления о ее материальных качествах. Различаются лишь технические приемы письма лиц («личное письмо») и одежд («доличное»). Иосиф Владимиров, друг Симона Ушакова, автор своеобразного эстетического трактата, написанного в форме «Послания» к Ушакову, сравнивает пространство иконописи с человеческой памятью, вмещающей в себя все события истории - современные и давно прошедшие, евангельские и библейские. Иконописание перестает отличаться от других видов живописи.
Тот же Ушаков создает портреты-парсуны, делает гравюры для книг назидательного содержания, пишет иконы святых, которые напоминают портреты. В 1650-е годы он, видимо, принимал участие совместно с Яковом Казанцем и Гаврилой Кондратьевым и в создании росписи храма Троицы в Никитниках.
Роспись ярким ковром покрывает все поверхности стен высокого бесстолпного xpaма, интерьер которого, отгороженный от алтаря, напоминает светлый зал с большими окнами. В выборе сцен художники поставили акцент на изображения притч и событий из жизни Христа и апостолов. Евангелие прочитывается ими как поучительное литературное произведение, из которого они берут наиболее интересные и важные эпизоды. Литературная эпизодичность, жанр яркого живописного рассказа, к которому они прибегают, заставляет их искать новые изобразительные источники, обращаться к гравюрам изданных на западе иллюстрированных Библий, известных по именам издателей как Библии Пискатора, Борхта, Матфея Мериана. В этих гравюрах, воспроизводящих произведения разных, в основном нидерландских, мастеров XVI века, прихотливо сплетаются черты позднеготического натурализма, «романизма» и раннего барокко. Создателей росписи особенно привлекает возможность насытить повествование движением и множеством точно подмеченных «говорящих» деталей. Типичное, характерное в поведении участников событий, разворачивающихся циклом театрализованных сцен-актов, интересует их гораздо больше, чем личность самого Христа, апостола или святого. В представлении характерных «жизненных» ситуаций они достигают большого мастерства. Перед зрителем раскрывается яркая калейдоскопическая и шумная картина жизни, проходящей на городских улицах, площадях, в интерьерах пышно украшенных палат. Особенно характерна сцена «Заушение Христа», где художник со знанием дела изображает дюжих палачей, в рубахах с засученными рукавами, которые зверски избивают Христа. Знаменательно, что здесь представлен с завязанными глазами как «некто», чью многобедственную изображают авторы росписи. Решение росписи по характеру близко композициям популярных приключенческих повестей XVII века «О Бове-королевиче», «Савве Грудицыне», «О Горе-Злочастии» герой которых служит лишь связкой между красочными эпизодами его истории. В культурной посадской среде не делают различия между жанрами возвышенными и низменными. Священное писание приравнивается к широко распространившимся сборникам нравоучительных историй и сентенций вроде «Римских и «Пчелы», «Обеда душевного», «Звезды пресветлой» и других.
ДВОРЦОВАЯ КУЛЬТУРА
Влияния этих вкусов не избегает и дворцовая культура. В Евангелии 1678 года, вложенном царем Федором Алексеевичем в кремлевский Верхоспасский собор (ГОП) земной жизни Христа иллюстрируют тысяча двести миниатюр, над созданием трудились семь художников «восемь месяцев, днем и ночью».