МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
Выполнила студентка 33 группы
Хоменко Нина
Киев 2009
Искусство эпохи Просвещения, пронизанное идеями величия Разума, поисками Свободы и Счастья, ставит перед собой задачу привнести в действительность эти идеи, зажечь ими, убедить в них. Поэтому главное место в нем занимает литература, ее герои воплощают в себе пытливый ум, способность противостоять невежеству и самым невероятным испытаниям, они наделены горячим сердцем, справедливостью и другими добродетелями. Эти черты присущи не только положительным персонажам романов. Ирония и сатира, обличающие несовершенство мира, глупость, пошлость или обскурантизм, также утверждают эти качества в любой сфере общественной жизни.
В искусстве еще живут сложившиеся в прошлом веке направления (классицизм, барокко), но они вобрали в себя новые веяния времени, и некоторые из привычных традиций начинают изживать себя. Барокко, выражавшее состояние мятущегося человека в мире рухнувших идеалов Возрождения, наполненное переплетением противоположностей, бурное, пышное, изощренное, постепенно сходит на нет, его отголоски некоторое время звучат лишь в театре. На его место приходит, правда, на короткое время, другое направление искусства — рококо, по предположениям различных исследователей, выросшее из барокко. Его приверженцы славили жизнь, погоню за мимолетным наслаждением, игру “любви и случая”. Жизнь в произведениях этого направления выступает как “быстротечный праздник, которым правят Вакх и Венера” [121, г. 5, с. 26].
Литературное рококо унаследовало от барокко игру слов, красочные описания пейзажа, новыми стали, особенно во французской литературе, ироническая заостренность речи, множество намеков и недомолвок, приправленных фривольностями. Мы найдем этот стиль у Вольтера в поэме “Орлеанская девственница”, в “Персидских письмах” Монтескье, в романах Лесажа (1668—1747) “Хромой бес” и Дидро “Нескромные сокровища”, где просветительские идеи, сатира и ирония облечены в самую нескромную форму проявления. Например, вольтеровская Жанна д’Арк вовсе не сторонница аскетизма (только данный ею обет удерживает героиню от любовных забав); Лесаж в своем романе, используя сюжет более раннего произведения Луиса Белеса де Гевары, откровенно живописует жизнь Мадрида во всей ее неприкрытой полноте. Одни авторы привнесли в свои произведения эротику и гедонизм, призывая наслаждаться быстротечной жизнью, другие — вольномыслие, иронию и сатиру. Например, Дидро в повести “Монахиня” описывает далеко не целомудренные монастырские нравы.
В живописи рококо радовало глаз зрителя пасторальными сценами, где участвовали амуры и нимфы, где переплетались изящные линии тел и драпировки, гирлянды цветов, облака в голубовато-жемчужных и розовых полутонах. Такова живопись Франсуа Буше (1703—1770), одного из любимцев французской аристократии.
Классицизм же не только не сдал своих позиций, но и приобрел новый облик. Это был не тот, упорядочивающий мир, прославляющий гражданское служение государственной идее классицизм прошлого века, а просветительский классицизм, увидевший противоречия между обществом и личностью, а точнее, между монархией и свободой человека. Гражданственность героев просветительского классицизма заключалась в служении справедливости, противопоставленной тиранической власти. Чтобы не быть слишком буквально понятыми, многие авторы выносили действие своих произведений на Восток, рисуя восточных деспотов и героев, способных противостоять им. Такова самая известная из трагедий Вольтера “Заира”. В ней Вольтер сталкивает судьбы людей различных религий, различных моральных принципов, различного понимания долга, совести, справедливости и любви. Один из героев, Оросман — мусульманин, почитающий все положения ислама; но он не становится фанатиком, все его порывы человечны, независимо от того, на кого они направлены. Он, например, отпускает христианского пленника на родину за выкупом, освобождает не десять, а сто пленников, движимый чувством справедливости. Его возлюбленная Заира несет в себе то, что Вольтер называет “сердечным здравым смыслом”, она чувствительна, нежна и предана своей любви. Вольтер показывает, что только фанатизм, как христианский, так и мусульманский, ведет к гибели героиню.
Так классицизм Просвещения связывает упорядоченность мира с человечностью, с мудростью, которая должна привести людей к разумному пониманию, к веротерпимости, к той справедливости, которую принято называть высшей.
Для всех процессов в искусстве Просвещения характерна одна особенность. И барокко, и, тем более, рококо и даже классицизм начали постепенно отступать от примата рационального начала в героях в отношении к миру, в способах его изображения. В них постепенно начинают взаимодействовать чувство и разум, мысль и сердце. Руссо в романе “Юлия, или Новая Элоиза” устами своей героини говорит: “...Нет на свете уз целомудреннее, чем узы истинной любви. Только любовь, только ее божественный огонь может очистить наши природные наклонности, сосредоточивая все помыслы на любимом предмете” [267, с. 124]. У него мы встречаем героев, чьи глубокие и верные чувства заставляют их переносить с удивительной стойкостью жизненные испытания, разлуку, невозможность соединить свои судьбы. В отношениях между ними разум выступает как благоразумие, как основание для чувствительности. Эта чувствительность не противоречила культу разума, занимавшему главное место в менталитете людей. Даже в музыку проникает идея разумного: творчество И. С. Баха (1685—1750), по словам А. В.Луначарского, близко по духу “колоссальным конструкторам нового миросозерцания, какими были Декарт, Спиноза, Лейбниц”. Язык звуков соответствовал языку слов и цифр. Бах смог в музыке выразить всеобъемлющую картину мира, какой она открывалась философам и поэтам века [207, с. 69). Считалось, что и чувство, и разум совершенно естественны для человека. Так в искусство входит новое направление — сентиментализм (фр. sentiment “чувство”), создавший в нем культ чувства. Он проявлялся в литературе различно: не только создавая чувствительные истории, связанные с драмой страстей, как в названном романе Руссо или у Гёте — “Страдания юного Вертера”, но и вызывая сочувствие читателей к социальным проблемам времени. Часто авторы с позиций чувства обличают феодальные порядки еще более резко, чем рационалисты, как это делает английский поэт Томас Грей (1716—1771) в стихотворении “Покинутая деревня”:
Где прежде нив моря, блистая, волновались,
Где рощи и холмы стадами оглашались,
Там ныне хищников владычество одно!
Там все под грудами богатств погребено!
И далее:
Погибель той стране конечная готова,
Где злато множится и вянет цвет людей!
[121, т. 5, с. 68; пер. В. А. Жуковского]
Часто сентиментализм уводил своих читателей от тягот жизни в мир иллюзии, мечты или в обитель уединения, уныния и мрачных чувств. Английский поэт Эдуард Юнг (1683—1765) в поэме “Жалоба, или Ночные думы” говорит о том, что жизнь — пустая суета, и только потусторонний мир может быть прибежищем для человека. Такие настроения возродили в литературе, а особенно в поэзии сентиментализма жанр элегии с ее мотивами скорби о быстротечности жизни, описаниями кладбищ и размышлениями о том, что смерть — “естественное завершение жизни, не обрывающее уз любви и дружбы (умершие по-прежнему живут в памяти односельчан)” [121, т. 5, с. 67].
Сентиментализм возник в последней трети XVIII века. Он стал выражением кризиса просветительской мысли, устремленной к рационалистическому началу. Название нового направления вошло в художественный обиход после выхода в свет романа английского писателя Лоренса Стерна (1713—1768) “Сентиментальное путешествие по Франции и Италии” (1768). Немецкий теоретик искусства и драматург Готхольд Лессинг (1729—1781) говорил, что произведения нового искусства прокладывали путь “к познанию человеческого сердца и магическому искусству представлять глазам зарождение, развитие и крушение великой страсти” [122. с. 232].
Совершенно особое место в искусстве заняла музыка, которой единственной было под силу передать глубину и богатство чувств, во всем их великолепии. И Гайдн, и Моцарт создали великую музыку, которой в равной степени были свойственны продуманность гармонии, логическое построение всех музыкальных форм и способность к передаче всевозможных оттенков чувства. У Гайдна мы встретим прелестные, легкие пасторальные мотивы, туманную грусть, настоящую страсть и одновременно картины сельской жизни, связанные почти со звукоподражанием. Гайдн (1732— 1809) смог средствами музыки, как гласит легенда, дать понять князю Эстергази, что оркестрантам не заплачено жалованье. В одной из его симфоний, “Прощальной”, последняя часть построена таким образом, что каждый оркестрант, завершив свою партию, встает и уходит, гася на пюпитре свечу. Звучание музыки постепенно слабеет. Под конец звучит только одна скрипка, и ее мелодия способна растрогать самое суровое сердце. Моцарт (1756—1791) прошел свой музыкальный и жизненный путь от почти детской, непосредственно-счастливой и ясной мелодической мысли до высот и глубин понимания смысла и бессмыслицы жизни в “Реквиеме”.
Все большее место в искусстве эпохи Просвещения начинает занимать реализм. В отличие от других художественных направлений его целью становится аналитический взгляд на мир. Этот взгляд в XVIII веке постепенно пробивается из стремления увидеть человека в единстве разума и чувств, из обильной дидактической (поучающей) литературы, из критического отношения ко многим реалиям жизни. Многообразие сатиры, среди которой особое место занимает “Путешествие Гулливера” Джонатана Свифта (1667—1745), критикует свой век с позиций рационализма, но уже позволяет проследить глубокие сущностные проблемы времени. Это и отношение власти к народу, и религиозные распри, и многообразие характеров, дающих картину нравов. Хотя Свифт считает, что “наш век достоин лишь сатиры”, хотя в его “Путешествии...” лишь гуингнгнмы (лошади) оказываются достойными просветительского представления о добре и справедливости, он не теряет надежды на лучшее и со всей страстью просветителя утверждает: “...всякий, кто сумеет вместо одного колоса или одного стебля травы вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, взятые вместе” [269, с. 211]. Позже Вольтер призовет каждого “возделывать свой сад”. Так литература, стремясь обнаружить и показать самые опасные, с точки зрения авторов, пороки общества, совершает дело просвещения читающей публики, показывает ей тот путь, который должен привести мир к благоденствию.