Литература эллинизма определялась своей погруженностью в бытовую жизнь, почти исключавшую всякую мифологию, магию, всякое свободное социально-политическое творчество. Наиболее удобной формой изображения бытовых проблем стала так называемая новоаттическая комедия, талантливым представителем которой был Менандр Афинский (кон. IV — нач. III в. до н.э.). Он написал свыше ста комедий, из которых полностью до нас дошла лишь одна — «Человеконенавистник». Герои комедий Менандра заняты исключительно своими личными интересами. Созданные вскоре после смерти Александра Македонского, в атмосфере грандиозных событий мирового масштаба, комедии Менандра никак на них не откликаются.
Аполитичность эллинистической литературы проявилась и в творчестве Феокрита из Сиракуз (кон. IV — 1-я пол. III в. до н.э.), создателя жанра идиллии — жанра мирового значения, прошедшего через Средние века. Ренессанс и Новое время. Герои Феокрита оставляют город ради прелестей деревенской жизни. Влюбленные пастухи и пастушки, восторженно и поэтически настроенные, всегда красивые и изящные, кокетливые и манерные, привлекали внимание поэтов и их поклонников еще многие — многие столетия.
Другим распространенным жанром эллинистической литературы, где также процветало изображение быта, был греческий и римский роман. Некоторые романы дошли до нас целиком: «Дафнис и Хлоя»Лонга (рубеж II—III вв.), «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия (рубеж II—III вв.).
Предпринимались попытки возродить эпическую литературу. Апполоний Родосский (ок. 295—215 до н.э.) написал поэму «Арго-навтика» в подражание героическому эпосу. Его последователь Риан Критский (рубеж II—III вв.) описывал Мессенские войны VIII — VII вв. до н.э. (Мессения — плодородная область в юго-западной части Пелопонеса). Появились и подражания дидактическому эпосу Гесиода: известна астрономическая поэма Арата «Явления», в которой излагался материал сочинений Евдокса и Теофраста.
Развивалась и риторика как в практическом, так и в теоретическом аспектах. Среди известнейших риторов эпохи — исторический писатель Дионисий Галикарнасский (2-я пол. 1 в. до н.э.), философ и государственный деятель Деметрий (1 в.),Псевдо-Лон-гин (сер. 1 в.) и т.д.
Центры пластического искусства были в Пергаме,Алексавд-рйи,Антиохии, Родосе. Первое поколение эллинистических скульпторов находилось под влиянием Лисиппа. Один из его учеников Харет из Линда создал знаменитого Колосса Родосского, — бронзовую 37-метровую статую Гелиоса (одно из семи чудес света).
Позднее получает распространение патетический стиль. Его примерами является статуя Ники Самофракийской скульптора Пифократа Родосского (II в. н.э.) и «Лас.:оон и его сыновья, борющиеся со змеями» родосских мастеров Агесандра,Полидора и Афинадора (1-я пол. 1 в. до н.э.). Патетика более соответствовала углубленному субъективизму эллинизма по сравнению с гармонией и уравновешенностью классических канонов Поликлета и Лисиппа.
Эллинизм отличался более обостренным индивидуализмом и субъективизмом, чем склонная к уравновешенному объективизму греческая классика. Поэтому на первый план культуры начинает выдвигаться такая новая категория, как личность. Философия позднего эллинизма пыталась прояснить проблему личности как проблему присутствия божественной души в земном теле. Это интересовало и христиан, и язычников-неоплатоников. Поздний эллинизм начинал испытывать отвращение к телесному, и в этом одна из причин языческой враждебности к христианскому таинству Воплощения. Языческий философ Порфирий (ок. 232—304) спрашивал: «Как допустить, что божественное стало эмбрионом, что после рождения его пеленают всего в крови, желчи и хуже того?» Платоники учили о небесном происхождении души, которая странствует среди звезд, приобретая при этом все более грубые оболочки, последняя из которых — человеческая.
Платонизм в это время существовал в форме гностицизма, учившего, что материальный мир создан темной силой, а души — частицы духовного мира — стали его пленницами. Поэтому несчастья происходят прежде всего из-за места нахождения души. Когда придет конец света, то простая перемена места приведет к спасению души. Таким образом спасение от мира тьмы не зависит от собственных усилий души.
Эллинистический философ Плотин (ок. 204/205—269/270) выступил против гностиков. Он утверждал, что хотя подлинное «Я» не принадлежит материальному миру, человек не должен ждать конца этого мира, для того чтобы его «Я» вернулось в духовный мир. Духовный мир не есть нечто надземное или космическое, отделимое от нас небесными пространствами. Это не некое невозвратно потерянное первоначальное состояние, вернуть которое могла бы лишь Божья милость. Нет, духовный мир — не что иное, как более глубинное «Я». Его можно достичь моментально, погрузившись в себя. Это движение отлично от растворения в нирвану, духовный мир заключен в нас самих.
Когда же античная мысль стала на почву логического объединения идеи и материи в одну категорию личности, то эта мысль тем самым устремилась к своему логическому завершению, к предельному обобщению. Архаический миф как раз и был предельным обобщением идеи и материи, хотя, конечно, еще нелогическим. Поэтому предельное обобщение личностного единства идеи и материи означало тем самым восстановление в рефлективной форме древней архаической мифологии, когда каждое из ее представлений (боги, демоны, люди и весь космос) превращались в строго сформулированную логическую категорию. Последняя философская школа античности, неоплатонизм, как раз и была наиболее совершенным развитием античной философии и одновременно ее окончательным завершением.
А.Ф. Лосев предлагал употреблять термины «личность» и «безличие» в двух аспектах: широком (общеупотребительном) и узком (теоретическом)'. При широком понимании термина «личность» имеется в виду такая категория, которая свойственна всем типам культуры. В этом смысле и вся античная культура тоже пронизана личностным началом. О чем говорит переход от общественно-родовой организации общества к рабовладельческой? Конечно же о прогрессирующем развитии личности, поскольку общинно-родовые отношения не давали простора для чисто индивидуальной инициативы. Весь эллинистическо-римский период античной культуры, занимающий целое тысячелетие, тоже обычно характеризуется как период углубленного субъективизма в отличие от объективистской и потому более холодной классики.
Что же такое личность не в широком смысле этого слова, но в самом узком и специфическом? Личность — это прежде всего единственность и неповторимость. Будучи неповторимой, личность обязательно есть соответствующее самоотношение. Она отличает себя от всего другого и также внутри себя соотносится сама с собой. И совершается это не так, чтобы кто-то другой сравнивал одну личность с ее окружением или разные моменты личности сравнивал между ними самими внутри личности. Все эти отношения устанавливает сама же личность, устанавливает мыслительным и эмоционально-волевым образом. И, наконец, соотнося себя с собой самой и со всеми другими, личность видит всех тоже в качестве личностей, приписывая ту или иную степень личностного существования — от нулевой степени личности до бесконечной личности. Обыкновенное понимание личности всегда есть нечто среднее между отсутствием личности, ее нулевой степенью и между личностью вообще, предельным, абсолютным обобщением личности. Личность есть только там, где имеется тождество общего и единичного, т.е. личность не может пониматься только как индивидуальность.
Античность почти совсем лишена всяких интуиций личности в узком смысле — субстанциальной личности. Античные боги представляют собой только обожествление сил природы. А это значит, что античным богам и героям свойственна только такая личность, которая не субстанциальна, а всего лишь идеальна или материальна. Например, бог моря Посейдон есть не личность, а абстрактная обобщенность всего того, чем является море.
Вся античная теология интеллектуалистичная, но не персоналистичная. Личность, не сводимая к природе, возникла не раньше средневекового монотеизма или возрожденческой абсолютизации земного человека. За личностями же эллинистически-римского периода в качестве окончательной причины и цели фиксировался чувственно-материальный и обязательно внеличностныйкосмоло-гизм. Его не нарушала даже переживаемая страстность и взволнованность. В самый трагический момент своей судьбы Медея у Сенеки восклицает: «О хаос, хаос!» Герои Данте или Шекспира уже не будут взывать к первобытному хаосу, от которого они чувствуют себя совершенно свободными, связывая свою судьбу либо с абсолютной личностью монотеизма, либо с абсолютизированной человечески-земной личностью.