В эти годы складывается целостный облик города, возникает прекрасная приморская столица – «северная Пальмира», как называли ее современники-поэты. В знаменитых видах Дворцовой набережной, показанной с разных сторон Петропавловской крепости, художник добивается гармонического единения ясной красоты новой архитектуры, высокого неба, вечно подвижной светлой глади Невы.
Строя свои пейзажи, Алексеев не прибегает к приемам откровенного панорамного или перспективного построения, как делали в первой половине века. В его произведениях перспектива, как правило, уводит зрителя по диагонали в глубину картины, причем точка схода остается при этом как бы за кадром. Этот прием, почерпнутый из арсенала театрального искусства и служащий там созданию натуралистической иллюзорности, усиливает в картине ощущение естественности и жизненной достоверности изображаемого. Живописная манера Алексеева всегда темпераментная и сильная. Колорит его отличается живостью, контрасты смелы и декоративны, детали точны и обдуманны, богато варьированная гамма создает физически ощутимое перетекание цвета.
В начале XIX в. Алексеев много путешествует, пишет виды провинциальных городов и Москвы. Старая столица с ее средневековой затененностью, древностями Кремля, многолюдной Красной площадью воспринимается им как совсем непохожий на европейский Петербург город. Ряд принципов, сложившихся в работе над московскими видами, художник переносит в поздние пейзажи Петербурга. Теперь его больше занимает передача красоты городских будней. Оживленные причалы и набережные, тяжело груженные парусники и деловая толпа сообщают полотнам повышенную жанровость. Однако это отнюдь не делает их прозаичными. Поэтичность – неотъемлемая черта Алексеева – переходит в новое качество.
Развитие искусства XVIII века
Русское искусство прошло в течение одного столетия большой путь, осуществив важнейший для всего развития отечественной культуры переход от средневековья к новой стадии в развитии национальной культуры. Путь его становления и развития, как мы уже видели, был не прост. Став светским, оно приблизилось не только к внешнему облику модели, но и к ее внутреннему, образно-чувственному миру. Конкретная человеческая личность, живущая новыми научными и эстетическими представлениями о. мире, впервые нашла свое отображение в портрете – ведущей отрасли изобразительного искусства того времени.
Неизвестный ранее язык мирового искусства стал оружием отечественной культуры. Художественная аудитория была на первых порах относительно узка, ибо новое искусство развивалось преимущественно в Петербурге, в меньшей степени – в Москве. Однако распространение просвещения, предпринятое прогрессивно мыслящей частью нации, притягательная сила новизны, общий дух «мощного и деятельного», по выражению А.И. Герцена, XVIII столетия с каждым днем делали это искусство все доступнее и ближе большей части нации.
По своей прогрессивности, устремленности в будущее новое русское искусство объективно отвечало интересам нации в целом.
Во второй половине столетия новое искусство распространилось вширь и вглубь, обретая массовость, конечно, в тех границах, которые допускала структура общества. Образование центров культуры в губернских городах и дворянских усадьбах, имеющих пейзажные парки, украшенные скульптурой, крепостные театры, картинные галереи, собрания гравюр и художественных изданий, содействовало вовлечению в сферу нового искусства все более широких кругов.
В этом процессе самую активную роль играла художественная интеллигенция. Прогрессивные слои русского общества прекрасно осознавали свою ответственность в качестве просветителей нации. Еще с петровских времен они рассматривали собственный вклад в дело процветания отечественной культуры как высокий нравственный и профессиональный долг.
Искусство XVIII в. вовсе не замыкалось в узком кругу придворных и барских интересов. Своей многогранностью оно соответствовало реальной исторической ситуации, будучи не только ее порождением, но и реальной духовной силой, содействующей ее преобразованию.
Разумеется, взаимоотношения искусства XVIII в. с действительностью были глубоко специфичны. Русский художник XVIII в. отнюдь не находился в неведении относительно реальной обстановки в своей и других странах. Он творил в сложное время, переживая полосы надежд и разочарований, широковещательных обещаний, трагических уроков бироновщины и пугачевского восстания. Контрасты были разительными. На глазах целого поколения зрела и совершилась Великая французская революция. Русские художники, поэты, писатели и другие деятели культуры прекрасно знали европейскую ситуацию в ее социальных, культурных и профессионально-творческих аспектах. Они, разумеется, не были наивны или слепы. Но они действовали в рамках своего эстетического идеала, и их искусство отражало жизнь сквозь призму исторически обусловленных представлений. Эта призма фокусировала внимание не на общественном или частном неблагополучии, а на возможном в идеале преодолении его средствами добра, красоты и разума. Верное принципам просветительства русское искусство XVIII в. еще не указывает на порок с гневным порицанием. Однако оно совсем не бесстрастно и воспитывает душу иным способом – отсылая зрителя не к злу, а к добру, совести и разуму, иначе говоря, к идеально-гармонической модели мира. В этом сказывается не слабость искусства, а его благородная историческая функция.
Немалую роль в формировании этических основ русского искусства XVIII в. сыграло наследие культуры Древней Руси с присущим ей пониманием духовной функции искусства, привычкой к символическому и изначально позитивному отношению к изображаемому.
Глубокое своеобразие русской художественной ситуации не означало, однако, что русское искусство было изолировано от общего процесса европейского художественного развития. Наоборот, развиваясь быстрыми темпами, русское искусство уже с середины века шло в ногу с другими странами Европы. И роль XVIII века как зачинателя в системе художественного творчества нового времени очень существенна.