В идейной и культурной сферах наблюдался явный перелом от общей атмосферы провинциализма к вселенскому реформаторству. Множество симптомов подтверждают сказанное. Тут и попытка самого Ивана IV переписать все летописи (и уничтожить неугодные), и введение книгопечатанья, и модернизация армии, особенно артиллерии, по западному образцу. Подобные тенденции не носили "западнического" характера - в них нужно видеть чистый практицизм. Царь лелеял далеко идущие планы по возвышению престижа Руси в Европе и на Востоке, видя в этом сильное средство для укрепления своего авторитета внутри страны, заботился о своем имидже военачальника и победоносного властителя; несмотря на то, что практически все его военные кампании были бесславно проиграны, военную "славу" царя (после взятия Казани) можно проследить по народным историческим песням.
В высших сферах в XVI веке наблюдался резкий рост патриотических настроений, Митрополит Макарий, в свиту которого входил поп Сильвестр, редактируя "Четьи Минеи", впервые вводит в эти житийные книги множество житий русских святых. Выдвигается знаменитая концепция инока Филофея: "Москва - Третий Рим, а четвертому не бывать" - претензия на лидерство Московского царства в делах веры (и не только в них) во всем мире. Русское православие объявляло себя единственно правильной верой и даже христиан Европы считало "нехристями".
Нравы и правовая сфера также находились в стадии кризиса и борьбы. Первые были, судя по всему, грубы и раскрепощены до крайности. Как только строгий взгляд начальника исчезал - тут же начинались безобразия, мздоимство, беззакония, бесстыдное предательство, казнокрадство. Жестокость и бесправие были нормой. "Отчего не воровать, коли некому унять" - русская пословица тех времен, причем слово "воровство" включало в себя и убийство, и разбой, и бунт, и предательство.
Запуганность и беспредел - две стороны одной медали. Основная причина такого положения в том, что на Руси изначально шла борьба двух законов: Обычая и Указа. Обычай еще не перерос в Закон, Указ же, по сути, не имел шансов стать Законом, так как не был освящен ни временем (традиционный аспект), ни соглашением сторон (легитимный аспект). Более того, Указ норовил то и дело отменить Обычай. Сила боярства была в трудно отмирающих обычаях: в них была их идея Права. Но идея Права центральной власти - иная: она базировалась на силе и авторитете, харизме Царя, новом рациональном и силовом мышлении. В борьбе Указа с Обычаем не рождался Закон: получалась мозаика Правил, разных для каждой области жизни, при этом сами правила представляли собой противоречивый конгломерат законов и обычаев.
"Избранная Рада" в союзе с молодым царем попыталась ввести одинаковые для всех законы, подвести державу под "единый знаменатель", особенно в судебной системе. Выработка нормированного права внешне выглядела как построение "правового государства", на практике же обернулась огосударствлением всего, включая и подданных.
Параллель отношений "Царь - Страна" и "Муж - Жена" ясно видна на материале русской истории. В паре "князь - волость" князь считался мужским элементом, а волость - женским. "Бросил Всеслав жребий о девице, себе любу"[15] означало, что князь Всеслав выбирает город и волость на княжение. "О, Русь, жена моя!" - восклицает князь Д. Донской в стихотворении А. Блока. В этой паре происходит борьба и поддерживается некий динамический, циклический тип равновесия. Перевес рационально-волюнтаристического начала (князь) над его "парой" должен сказаться на взаимоотношениях "мужчина-женщина", что подтверждается историей. В эпоху централизаторских реформ, когда общество переживает перелом, гармония начал утрачивается и верх берет или регионализм + + некоторая "славянская анархия" в вопросе свободы женщины (если централизация захлебнулась), или авторитарный централизм + лишение женщины автономии с вмешательством государства в мельчайшие детали семейных отношений (если централизация была успешной)26. В XVI веке ценой внутреннего террора и полного подавления свободы централизация была временно достигнута.
Автор-редактор "Домостроя" Сильвестр - фигура колоритная, загадочная, противоречивая. Он сделал стремительную карьеру при дворе, став священником Благовещенского собора в Кремле и воспитателем молодого царя Ивана. Был одаренным литератором и владельцем крупнейшей келейной библиотеки. Проявил себя как дипломат, умел лавировать между "партиями" и группировками. Одни исследователи "просвещенным влиянием Сильвестра на царя объясняли счастливые перемены в характере Ивана Грозного, другие полагали, что Сильвестр привил молодому царю религиозный фанатизм"[16]. Высказывалось мнение, что Сильвестр был личным духовником царя, но оно достаточно спорно. Однако возможно, что у Ивана Грозного был не один духовник. Сильвестр был педагогом, но своеобразным: имея "видения", он пугал молодого царя Страшным Судом, внушал ему идею, что царь лично будет отвечать перед Богом за всю страну. Своей цели Сильвестр добился, однако результат был по-русски оригинальным: царь усвоил принцип своей неподотчетности людскому суду. Царя может судить только один Бог.
Веру в божественный авторитет царской власти можно отыскать во многих сочинениях той эпохи, но в "Домострое" она выражена Сильвестром по-своему. Царь - господин всех подданных, как хозяин дома - над своими домочадцами. Противовесом всевластию в наставлениях Сильвестра выступают мягкосердечие, вера, страх божий. Но напрасно было бы ожидать их от его царственного воспитанника. В 1564 году самого Сильвестра постигает немилость. По одним данным, царь прогоняет его, не желая слушать его наставлений (Грозный позже сердито охарактеризует Сильвестра "невежа поп"); по другим - это была "добровольная" отставка. След Сильвестра теряется. Курбский уверен, что его отослали в ссылку, а там убили. Царь возражает ему, говоря, что это - не более, чем слухи. Бесспорно одно: сын Сильвестра, Анфим Сильвестров, которого отец устроил на хорошую должность, продолжал пребывать в полном благополучии, служил в Смоленске, и его род попал в Синодик Успенского собора, чего трудно было бы ожидать в случае репрессий.
Отставка Сильвестра была закономерной. Он выступал против кабального холопства: лично "изодрах" кабальные записи своих холопов и "попущах" их на волю[17]. Иван Пересветов считал, что холопы должны стать постоянным войском. Сильвестр же стремился не к этому. Он укреплял торговое и посадское сословие. Освободившиеся рабы, по его мысли, должны были стать вольными хлебопашцами. Поэтому его считают иногда выразителем морали и обычаев "предбуржуазии" России - посадского, купеческого люда. Тут сказывались его новгородские корни. У Сильвестра было мало общего с "татарским", по генезису, Московским царем. Однако он понимал, что твердая власть для торговли, промышленности нужна. Он тяготел к твердым основам общественного договора. Получается, что в целом ментальность Сильвестра противоречила анархическому беспределу, с одной стороны, и беспредельному самодержавию власти - с другой. "Домострой" поэтому остался бумажной декларацией, памятником эпохи "брожения умов, идей и прожектов". Ни в коем случае его нельзя считать законодательным документом.
Преодолеть свои противоречивые интенции Сильвестр так и не смог. Он, новгородец, понимал, какой силой разрушения обладает ничем не нормированная Москва, пытался ограничить ее авторитетом Бога, но наделял властную фигуру царя почти божественными полномочиями. Решение его половинчато: он предлагал слабой половине человечества "спасение через смирение". Скорее всего, этот вариант был подсознательной установкой. Москва для него - муж, Новгород - жена. Сильвестр советует своей родине сидеть тихо и надеяться на милость победителя, чтобы не постигло "жену" худшее. Ту же модель (Москва женится на городах и окраинах) можно отыскать в народной сатире и фольклоре той эпохи, так что подсознание Сильвестра вполне репрезентативно.[18] Подоплека могла быть следующей.
Новгородчина знала образы сильных женшин-богатырок языческого типа. То, что юноша Спиридон (мирское имя Сильвестра) был зафиксирован на образе матери, доказывает тот факт, что его внимание в "Домострое" приковано к проблеме распределения ролей в доме. "Поучение отца к сыну" - послесловие Сильвестра к своему труду, куда он вложил много личного - рассказывает, как сделать, чтобы главное место в доме принадлежало не жене, а мужу. Следовательно, было с чем бороться. Вместе с тем "Домострой" любовно хранит рецептуру, мелочи быта, гастрономические тонкости, т. е. воспоминания о виденном в детстве укладе.