Уже XIX век внес существенные коррективы в сложившийся ранее образ культуры. Начало положил романтизм с его культом воображения и страстей, интересом к средневековью, экзотическим культурам Востока, излюбленными образами мятежного художника и героя, "выпадающего" из реальности (вспомним творчество Байрона).
Вторую тенденцию можно обозначить как начинающийся кризис ценностных оснований классической европейской культуры, что нашло отражение в явлениях нигилизма и декаданса.
Символом надлома классических традиций в европейском искусстве на рубеже XIX - ХХ вв. стал декаданс (франц.decadence, от поздне лат. decadentia - упадок), у истоков которого стоял французский поэт Шарль Бодлер. Его роль в истории поэзии до известной степени сходна с ролью Э. Мане в истории живописи. Стоя на последнем рубеже классического искусства, оба расчистили дорогу для всех последующих новаторских движений.
Культура XIX века в целом развивалась ещё в границах рационалистической и универсалистской модели модерна. Вместе с тем, появился ряд новых тенденций, которым предстояло полностью реализоваться уже в XX столетии. К ним относятся:
- демократизация культуры, выразившаяся, во-первых, во включении повседневности в число ценностей культуры, в процессах быстрого расширения сферы жизненного бытования искусства; во-вторых, в доступности результатов культурного творчества все большему кругу людей, благодаря развитию системы образования, появлению средств массовой коммуникации (газеты), публичных музеев, регулярных общедоступных выставок;
- возникновение иррационалистических и мифологизаторских схем интерпретации культуры (например, концепция "вечного возвращения" у Ф. Ницше);
- отход от европоцентристской модели культуры, открытие новых самоценных культурных миров (ориенталистские темы у романтиков, влияние японской живописи на импрессионистов).
Эволюция культуры, помноженная на социально-политические катаклизмы начала XX века (первая мировая война 1914-1918 гг., революции в России, Германии, Венгрии, распад великих империй и создание новых государств, фашистские перевороты в Италии и Германии), обусловила кризис новоевропейской картины мира. В связи с этим вновь актуализируются поиски новых образов культуры и человека.
2. Переход от модерна к постмодерну
2.1. Самосознание европейской культуры первой половины XX века
Первая треть нашего столетия отмечена появлением целого ряда культурологических концепций, отразивших, с одной стороны, ситуацию кризиса, неопределенности и неуверенности в будущем, а с другой - надолго определивших направление и характер интеллектуальных и художественных поисков. Теоретическая ситуация в области познания культуры радикально отличалась от аналогичной в XVIII в. отсутствием единой парадигмы исследования. Подчеркнем это обстоятельство, поскольку оно составляет одну из существенных особенностей нашего времени. XX столетие можно назвать экспериментальным, веком реализации альтернативных стратегий социальной и художественной практики.
Модернизация общества, т.е. индустриальный путь развития, на который вступила Европа, а затем и остальные регионы мира, дав человеку, за счет развития науки и техники, небывалую власть над природой, обществом и самим собой, принципиально изменяет его отношение к миру и, соответственно, новоевропейскую картину мира. Напомним, что ее образовали три основополагающие ценностные идеи: природы как эталона естественности; человека как свободной индивидуальности и культуры как царства истины, добра и красоты. Трансформация этих идей и составляет трансформацию картины мира.
Прежде всего, меняется отношение к природе. Суть дела состоит не только и не столько в научной революции конца XIX - начала XX вв. (открытие электрона, электромагнитного поля, теории относительности, квантовой механики), кардинально изменившей научную картину природы, а в утрате последней - статуса культурной ценности, эталона "естественности". Особый тип власти, формирующийся в недрах общества модерна ("власть - знание", по выражению М. Фуко), вызывает к жизни тот тип человека, который перестает воспринимать природу как значимую норму или живое убежище. Он рассматривает её бесстрастно, по-деловому, как пространство и материал для работы.
Аналогичные изменения происходят и в отношении к человеку. Сложившийся тип "человека-массы" перестает воспринимать себя в качестве саморазвивающейся творческой личности или автономного субъекта. Применительно к этим людям нельзя больше говорить о личности и субъективности в прежнем смысле. Такой человек не устремляет свою волю на то, чтобы хранить самобытность и прожить жизнь так, чтобы она вполне соответствовала ему и, по возможности, ему одному. Скорее, напротив: он принимает и предметы обихода, и формы жизни такими, какими их навязывает ему рациональное планирование и нормированная машинная продукция, и делает это, как правило, с чувством, что это правильно и разумно.
Таким образом, если в новоевропейской картине мира природа, личность, культура обладали статусом абсолютных ценностей, то теперь они приобретают относительный характер. Ценностное единство культуры начинает распадаться, отсюда безудержное экспериментаторство в политике, науке, философии, искусстве.
Кризис ценностных оснований культуры модерна, сопровождаемый трагическими историческими событиями, в первой трети века воспринимается как культурная катастрофа (О. Шпенглер, Н. Бердяев, П. Сорокин), а после второй мировой войны становится поводом систематической критики этих самых оснований (особенно у представителей Франкфуртской школы - М. Хоркхаймера, Т. Адорно, Г. Маркузе и др.). Своеобразным завершением этой критики и одновременно началом нового этапа эволюции культуры стало возникновение в 60-е годы так называемой контркультуры (всем известное движение хиппи - одно из её проявлений).
Тот образ культуры, который сложился в первой половине нашего столетия, фиксирует ряд принципиальных изменений, трансформировавших социокультурную реальность:
- критическое отношение к современной культуре (цивилизации). Если в XVIII в. теоретическая мысль начинала с превознесения завоеваний цивилизации: широты научного кругозора, строгости морали, материального благополучия, власти закона, просвещенной веры, развитого, воспитанного вкуса, то в XX она или констатирует их глубочайший кризис ( "Закат Европы" О. Шпенглера), или же говорит об их репрессивном характере, определяющем непримиримый конфликт культуры с жизнью (З. Фрейд, Т. Адорно, Г. Маркузе и др.).
Критицизм по отношению к наличному состоянию культуры породил ряд культурологических утопий, стремящихся создать образ "настоящей", "подлинной" культуры. Последняя ассоциируется с восстановлением в человеке личностного, индивидуального начала. Я связи с этим возрождается интерес к выдвинутой ещё романтиками (Ф. Шиллер) идее игры как воплощении свободной и творческой деятельности. Примером может служить появившаяся в 1938 году книга голландского историка и культуролога Й. Хейзинги "Человек играющий", в которой игра рассматривается и как "свободное действование", и как способ организации деятельности и общения. Исследование игровых импульсов развития культуры стало доминирующим во второй половине XX века;
- превращение техники в силу, которая ограничивает всю культуру и "проектирует всю историческую тотальность - "мир" " (Г. Маркузе), определяя специфический способ отношения человеческого разума к реальности, при котором последняя рассматривается исключительно в виде объекта для использования, т.е. утилитарно;
- утилитарное отношение к действительности с необходимостью предполагает соблюдение принципа рациональности, т.е. точного расчета, контроля и регуляции во всех сферах материальной и духовной культуры. Поэтому рациональность приобретает смысл массовой стандартизации и регламентации. Рационально организованный мир превращается в "административную вселенную", где все, начиная с природы и заканчивая человеком, выполняет роль инструмента, средства для обеспечения бесперебойного функционирования социального целого;
- рациональность - это не только знание о возможности овладеть окружающим миром посредством расчета, но и вера в возможность такого овладения. В XX в. возникают "ножницы" между обыденным и теоретическим восприятием этой проблемы. Для первого все условия повседневной жизни имеют по преимуществу рациональный характер, от него скрыта присущая обществу иррациональность. Теоретическое сознание не только фиксирует эту иррациональность (это делали и идеологи Просвещения), но в ряде своих направлений подчеркивает принципиальную неустранимость иррационального из человеческой деятельности (философия жизни, экзистенциализм, неофрейдизм). Отсюда повышенный интерес искусства и философии к мифу, к архаическим пластам культуры, хранящим символику бессознательного;
- социоцентризм современной культуры (в отличие от антропоцентризма классического модерна). По словам американского философа Г. Маркузе, автора книги "Одномерный человек", ставшей интеллектуальным бестселлером, современный человек утратил "индивидуальный космос", т.е. реальность внутренней свободы. Сегодня этот космос "завоеван и искромсан технологической реальностью", утонченными способами манипулирования сознанием, желаниями и потребностями (кино, телевидение, реклама), поэтому личность добровольно отождествляет себя с социальной реальностью, с навязываемыми ей нормами и стандартами;
- вытеснение человека из центра культурного процесса на периферию означает дегуманизацию культуры, проявляющуюся во всех её сферах, даже искусстве и философии;
- демократизация культуры и развитие технических средств тиражирования культурных ценностей, их коммерциализация привели к возникновению так называемой "индустрии культуры" или массовой культуры.