Образ Анны Ахматовой в творчестве Модильяни (стр. 3 из 4)

Лирическая героиня в ранней поэзии Ахматовой с самого начала имеет определенный социальный статус: она - замужняя женщина, чья любовь греховна. Все непереносимые мучения героини не только от любви или разлуки с любимым, но еще и от осознания греха. Лирический герой тоже наделен характерными чертами: он сероглазый, небольшого роста, странный, далекий, влюбленный, нежный, художник. Живут они в разных странах, встретились дважды и расстались навсегда. И, главное, он лучше, чем ее избранник, муж:

Дни томлений острых прожиты

Вместе с белою зимой.

Отчего же, отчего же ты

Лучше, чем избранник мой?

Кстати, только на одном рисунке 1911 года изображена ее рука с гладким кольцом. В один и тот же день, 9 ноября 1910 г., вскоре после возвращения из Парижа, написаны два стихотворения, адресатом которых вряд ли мог быть один и тот же человек. "Он любил..." - в нем говорится о чуждой душе мужа, который любил всего лишь "три вещи":

Он любил три вещи на свете:

За вечерней пенье, белых павлинов

И стертые карты Америки.

Не любил, когда плачут дети,

Не любил чая с малиной

И женской истерики.

...А я была его женой.

И рядом другое, обращенное... К кому?

На столике чай, печения сдобные,

В серебряной вазочке драже.

Подобрала ноги, села удобнее,

Равнодушно спросила: "Уже?"

Протянула руку. Мои губы дотронулись

До холодных гладких колец.

О будущей встрече мы не условились.

Я знал, что это конец.

Если в конце жизни роковым стал образ Модильяни, которого она впервые назвала по имени в своей "Поэме", то в 1910 году роковой женщиной была она сама. "И для кого эти жуткие губы стали смертельной отравой..." ("Старый портрет", 1910 г.). В другом стихотворении также предсказываются возможные беды, подстерегающие сероглазого юношу:

Я смертельна для тех, кто нежен и юн.

Я птица печали. Я - Гамаюн.

Но тебя, сероглазый, не трону, иди.

Глаза я закрою, я крылья сложу на груди,

Чтоб, меня не заметив, ты верной дорогой пошел.

Я замру, я умру, чтобы ты свое счастье нашел..."

Гак пел Гамаюн среди черных осенних ветвей,

Но путник свернул с осиянной дороги своей.

7 декабря, 1910

Гумилев называл Ахматову "колдуньей":

Из логова змиева,

Из города Киева,

Я взял не жену, а колдунью.

Она и была такой, ее способность предчувствовать, предвидеть, предугадывать была феноменальном. Например, она предсказала месяц своей смерти. "Канатная плясунья, как ты до мая доживешь?" (1911 г.). "Не жаль, что ваше тело растает в марте, хрупкая Снегурка!" (1911 г.). Ахматова умерла 5 марта 1966 г.

В поэзии Ахматовой все стихотворения, тайным адресатом которых я предполагаю Модильяни, укладываются в определенные временные рамки и выстраиваются в лирический сюжет: встреча, разлука, ожидание новой встречи, ощущение греха, нелюбовь к мужу, измена. В прямой или завуалированной форме стихи отражают события реальной жизни.

Прощанию посвящены "Песня последней встречи", прославившая Ахматову в не меньшей степени, чем "Сероглазый король", и "Надпись на неоконченном портрете", герой которого художник. Этой же теме посвящены и другие стихотворения тех лет:

Мы прощались как во сне,

Я сказала: "Жду".

Он, смеясь, ответил мне:

"Встретимся в аду".

Переписка началась после возвращения Ахматовой из Парижа. "В 1910 году я видела его чрезвычайно редко. <...> Тем не менее он всю зиму писал мне". Это говорит о том, что за "чрезвычайно" редкие встречи произошло нечто грандиозное в жизни обоих. По моим предположениям, основанным на дате стихотворения "Сегодня мне письма не принесли...", переписка могла продолжаться и после второй встречи, и даже позже...

Тайными знаками и символами пронизано не только стихотворения Ахматовой, но и творчество Амедео.

"Тайные знаки" можно увидеть и на тех рисунках Модильяни, где изображена, - Ахматова (рис. 1).

Рис. 1

На рис. 1 портретное сходство сведено до обозначения отдельных характерных черт лица. Что же касается позы, то о ней сама Ахматова когда-то сказала: "Я могла, изогнувшись, коснуться затылком пола. Могла лечь на живот и прислонить голову к ногам". Буквы слова VENUS (богиня красоты), расположенные в хаотическом беспорядке, подтверждают мысль о тайной сфере общения между художником и его музой. Египетский тюрбан на одном из них - еще одна деталь, совпадающая с описанием Ахматовой рисунков Модильяни: "Рисовал мою голову в убранстве египетских цариц и танцовщиц…". Только благодаря Модильяни можно увидеть теперь, какой она была гибкой: "Циркачи говорили, что если бы я с детства пошла, учиться в цирк - у меня было бы мировое имя".

Один из рисунков представляет собой, на мой взгляд, неотправленное письмо и, может быть, последнее. Датировано письмо 1913 годом. На одной половине тетрадного, в мелкую клетку, сложенного пополам листа - рисунок головы. На другой - эзотерический текст, каждая строчка которого кончается алхимическим знаком. Причем каждый такой знак представляет собой, видимо, тоже фразу, так как стоит после точки в строке и заканчивается тоже точкой. Попытка расшифровать этот текст методом алхимиков, "при отсутствии другой документации", признается самими авторами каталога коллекции П. Александра, "неполной". По-русски перевод звучит так:

Как змея выползает из своей кожи,

Гак вы освободите себя от греха.

Баланс посредством взаимопроникновения

противоположностей.

Человек рассматривается в трех аспектах.

Нельзя ограничиться только расшифровкой оккультного содержания этих строк, так как они, совершенно очевидно, адресованы той, чья голова изображена на другой половине листа.

Мысль о том, что Модильяни сравнивал свое освобождения от дьявола со змеей, которая вылезает из своей кожи, может иметь еще и другие аллюзии. Рисуя Ахматову в виде "канатной плясуньи", держащейся за трапецию, а также в позе, изображающей "не то акробатку, не то балерину с левой ногой у головы", он знал наверняка, что она могла принимать также и позу змеи. В молодости, когда "играли в цирк", она "выступала как женщина-змея; гибкость у нее была удивительная - она легко закладывала ногу за шею".

В комнате моей живет красивая

Медленная черная змея;

Как и я, такая же ленивая

И холодная, как я.

Вечером слагаю сказки чудные

На ковре у красного огня,

А она глазами изумрудными

Равнодушно смотрит на меня.

Ночью слышат стонущие жалобы

Мертвые, немые образа...

Я иного, верно, пожелала бы,

Если б не змеиные глаза.

Только утром снова я, покорная,

Таю, словно тонкая свеча...

И тогда сползает лента черная

С низко обнаженного плеча.

Тема "дьявола" в творчестве Ахматовой и Модильяни до сих пор никем не изучена, хотя она может многое прояснить даже в их поведении. В таинственных строчках Модильяни рядом с рисунком женской головы, как мне кажется, присутствует несколько слоев. Их подтекст связан, во-первых, с "Песнями Мальдорора", которым приписывалось пагубное, почти наркотическое воздействие на Модильяни; во-вторых, в сознании Модильяни образ Ахматовой ассоциировался с образом Мальдорора, дьявола, от которого он хотел освободиться, как от наваждения:

Я была его запретной книжкой,

К ней ты черной страстью был палим...

В-третьих, он и себя отождествлял с образом Мальдорора, о чем свидетельствует рисунок "кариатиды", подаренный Н. Хамнет с надписью "Мадам от Мальдорора". Этот загадочный текст мог быть даже зашифрованной поэмой, посвященной ей. Последнее слово трактуется как искажение слова "свет" на иврите, по звучанию похожего на "aour". По моим догадкам, это слово "Amour" (любовь), в котором специально пропущена буква "m" для конспирации. Весь текст написан по-французски, и вряд ли тот, к кому он адресован, мог знать иврит.

В 15 лет, еще в Италии Амедео со своим старшим товарищем бывал на спиритических сеансах. Как вспоминает его мать, этот же товарищ оказал на ее сына пагубное влияние и вовлек его в интимные отношения.

Модильяни привез из Италии в Париж две ранние акварели - мужчина и женщина во время спиритических сеансов. На одной из них мужчина держит руки, расставив пальцы для "столоверчения". Ахматова, бывая дома у Модильяни, не могла не видеть этих акварелей. Именно такое положение пальцев она потом показывала Найману и Бродскому (два сложенных вместе больших пальца обеих рук и расставленные остальные), говорила, что за этот жест в свое время давали 5 лет, и советовала им прочесть статью В. Соловьева о спиритизме78. В Париже Модильяни продолжал посещать спиритические сеансы со своим другом, поэтом и художником Максом Жакобом, но говорил об этом с большой осторожностью. Мог ли Модильяни брать с собой на спиритические сеансы Ахматову? Скорее всего, да. В этом контексте фразы "О, это можете только вы", "О, передача мыслей" приобретают новый смысл и указывают на особые стороны их отношений, на неизученную область их знаний, которые имели более серьезное влияние на их жизнь и творчество, чем это принято считать. Безусловно, своими взглядами на искусство и поэзию Модильяни делился с Ахматовой и давал ей читать "Песни Мальдорора" Лотреамона, творчество которого в России до последних лет было неизвестно. Эту книгу Модильяни считал самым ценным своим сокровищем и, по свидетельству Ахматовой, "постоянно носил в кармане". В очерке Ахматова упоминает о Лотреамоне нарочно вскользь, как вообще говорила она о многих важных и тайных вещах. Но не по поводу ли этих строк из очерка она пишет в "Прозе о поэме": "Стала ли она (т. е. поэма) понятна, - не думаю!.. Где-то в моих прозаических заметках мелькают какие-то лучи - не более".