Его фортепианные пьесы редко поднимаются выше уровня приличного салонного музицирования той эпохи.
В струнных квартетах встречаются прекрасные части, как, например, знаменитое Andante cantabile из Первого квартета ре мажор, основанное на мелодии народной песни, но многое в Фортепианном трио прозвучало бы лучше в оркестре.
Обращаясь к оркестру, Чайковский становится совсем другим. Очевидно, оркестровые тембры особенно возбуждали его фантазию. И дело не в том, что громкая и блестящая звучность скрывает скудость тематического материала, а в том, что полные чувства, широкие и гибкие мелодии, характерные для лучших творений Чайковского - они появляются уже в раннем периоде: например, "темы любви" из увертюры Ромео и Джульетта или из Бури (1873), первая тема Первого фортепианного концерта, - нуждаются в теплой и насыщенной инструментовке, которая в полной мере раскрывает их содержание. Фактура музыки Чайковского чаще образуется не из тематической ткани или изобретательной разработки тематизма, а из инструментальных фигураций на более или менее простой основе: такова, например, ажурная партия флейты в медленной части Первой симфонии. В некоторых проявлениях натуры Чайковского, хотя бы в его преклонении перед современными ему французскими композиторами - Ж. Бизе и Л. Делибом, ощущается, что он - на четверть француз. Но все же на три четверти он - русский, и его глубинная "русскость" особенно ярко заявляет о себе в ранних произведениях: первых четырех симфониях, Буре, увертюре 1812 год, серенаде для струнного оркестра, ор.48 (1880), где повсюду в той или иной мере используется фольклорный материал. В последующем оркестровом творчестве Чайковского противоречивые элементы постепенно сливаются в некое стилевое единство. Если раннее творчество Чайковского можно охарактеризовать как "внешний романтизм", опирающийся либо на литературные источники, либо на колоритные сюжеты, то музыка зрелого периода (особенно созданная после пережитой им в 1877 году трагедии) гораздо более личностна и в целом представляет собой музыкальную автобиографию автора, с финалом-кульминацией в Шестой симфонии.
Французское начало натуры Чайковского ярко сказалось в его балетах, а также в некоторых сценах его последней оперы - Пиковой дамы. Но в остальном его оперы являются ярким выражением русского духа - от раннего Воеводы, долгое время считавшегося утраченным (большая часть тематизма этой оперы была использована автором в других сочинениях), Опричника на сюжет из русской истории, восхитительного Кузнеца Вакулы (впоследствии переделанного автором в новую оперу на тот же сюжет - Черевички) до Мазепы и Чародейки. Даже в Орлеанской деве (1878-1879, вторая редакция 1882) кое-что звучит откровенно по-русски, противореча тем самым сюжету. Вообще, хотя в операх Чайковского много прекрасной музыки, им свойствен общий недостаток: этот композитор - по природе не драматург. Только в тех случаях, когда Чайковский сочинял музыкальные характеристики героев, которых сам любил (как в Евгении Онегине и Пиковой даме), когда он мог отождествить себя с ними (например, с Жанной д'Арк, рассказывающей королю о своих видениях), - его оперные персонажи оживали. Онегин потому и стал такой популярной и любимой оперой, что в нем всего три основных действующих лица и с каждым из них Чайковский мог отождествить себя: это Онегин, его друг Ленский и Татьяна - "сцена письма" с ее участием является центральной в опере. То же самое в Пиковой даме, где главный герой - хотя и заблуждающийся, заслуживающий осуждения - мог тем не менее вызвать в композиторе "теплое, живое чувство". Кроме того, действие оперы, в отличие от повести Пушкина, происходит во второй половине 18 в., что позволило ввести в нее стилизацию музыки рококо, которой Чайковский всегда восхищался. (Такие стилизации имеются и в некоторых его инструментальных произведениях, например, в виолончельных вариациях на тему рококо и в сюите Моцартиана) В принципе, и Онегин и Пиковая дама - это камерные, лирические оперы, где душевная жизнь главных героев раскрывается в тонких оттенках и любовно запечатлевается в музыке. Влияние Чайковского.
Воздействие творчества Чайковского на следующее поколение русских музыкантов было очень значительным. С.В. Рахманинов, А.С. Аренский, А.К. Глазунов и С.И. Танеев могут быть названы прямыми последователями Чайковского; его влияние нетрудно заметить и в творчестве столь разных композиторов, как Н.Я. Мясковский и И.Ф. Стравинский.
В определенные десятилетия советского периода симфонизм Чайковского официально трактовался как образец, которому должны следовать современные композиторы. За пределами России Чайковский тоже очень популярен, но влияние его гораздо слабее, за исключением сферы оркестрового письма.
Одной из оригинальнейших и характернейших черт Петра Ильича Чайковского было иронически недоверчивое отношение к благородству своего происхождения. Он не упускал случая поглумиться над гербом и дворянской короной своей фамилии, считая их фантастическими, и с упорством, переходящим иногда в своеобразное фатовство, настаивал на плебействе рода Чайковских. Это не являлось только результатом его демократических убеждений и симпатий, но также - щепетильной добросовестности и отчасти гордости, бывших в основе его нравственной личности. Он не считал себя столбовым дворянином потому, что среди ближайших предков ни по мужской, ни по женской линии не знал ни одного боярина, ни одного вотчинного землевладельца, а в качестве крепостных собственников мог назвать только своего отца, обладавшего семьею повара в четыре души.
В 1844 г.22-х лет отроду приехала она из Montbeliard в Россию для приискания места гувернантки. Монбелиар, еще в конце прошлого века бывший резиденцией и владением герцогов Вюртенбергских, - родина Императрицы Марии Федоровны. Вместе с молодой невестой наследника русского престола потянулась в Россию целая вереница ее соотечественников, из которых одни (как Гогели) сделались русскими подданными, а другие, заработав кусок хлеба, возвращались на родину и, пользуясь связями и знакомствами, оказывали поддержку своим молодым соотечественникам, желавшим попытать счастья в далекой, но гостеприимной благодарной России. До сих пор еще в этом тихом и милом уголке Франции доживают свой век русские пенсионеры и маленькие рантьеры, устроившие себе безбедную старость на деньги, заработанные у нас.
В Москву Чайковский приехал в первых числах января 1866 года и немедленно вступил в исполнение обязанностей преподавателя по классу гармонии классы помещались при квартире Н.Г. Рубинштейна, на Моховой. Когда приглашен был П.И. Чайковский, в классе гармонии учащихся было немного, и платой с них труд преподавателя во всяком случае не оплачивался, поэтому ему было предложено по 50 рублей в месяц впредь до открытия консерватории, которое предполагалось в ближайшем сентябре. Хотя жизнь в Москве была в то время много дешевле, нежели теперь, но и тогда 50 рублей в месяц были деньги не большие, и Н.Г. Рубинштейн, которого П.И. с первого раза очаровал своей изящной скромностью, еще в Петербурге предложил ему поселиться пока у него, вследствие чего новый преподаватель прямо со станции железной дороги приехал в квартиру Рубинштейна со всем своим небольшим багажом.
Я с ним познакомился в сентябре 1862 года он играл не только "совершенно достаточно для теоретика", но и вообще очень хорошо, бойко, с блеском, мог исполнять пьесы первоклассной трудности. На мой тогдашний вкус исполнение его было несколько грубоватое, недостаточно теплое и прочувствованное - как раз противоположное тому, которое прежде всего мог бы представить себе в воображении современный читатель. Очень может быть, что я в известном смысле нашел бы то же самое даже и теперь. Дело в том, что Петр Ильич как огня боялся сентиментальности и вследствие этого в фортепианной игре не любил излишнего подчеркивания и смеялся над выражением "играть с душой". Если ему не нравился термин, то еще менее нравился самый способ игры, обозначавшийся термином; музыкальное чувство, жившее в нем, сдерживалось известною целомудренностью, и из боязни пошлости он мог впадать в противоположную крайность.
Чайковский бывал на Кавказе пять раз: в 1886 году он провел здесь весь апрель месяц; в 1887 году он оставался в Тифлисе с 1 по 10 июня и потом 25 дней прожил на даче в Боржоме; в 1888 году - с 25 марта до 20 апреля; в 1889 году - с 12 апреля до 1 мая; в 1890 году - с 10 сентября до 22 октября. Приезды эти, надо полагать, связаны с тем обстоятельством, что в этот период в Тифлисе служил брат его, Анатолий, у которого останавливался композитор и который занимал небольшую квартиру на Консульской улице, в доме № 16 М.М. Тебенькова.