Даже такое величайшее в атеистическом понимании зло, как смерть человека, происходит не по желанию сатаны, но по произволению Бога – в разговоре с Иовом один из его друзей произносит такие слова:
Глава 32
6 И отвечал Елиуй, сын Варахиилов: ...
21 ... никакому человеку льстить не стану,
22 потому что я не умею льстить: сейчас убей меня, Творец мой.
Итак, Библия ясно показывает: сатана может сделать только то, что позволит ему заботящийся прежде всего о вечной и бесценной душе[144] каждого человека Бог.
Человеку сатана может причинить зло только с согласия на то самого человека. Эта идея настойчивейшим образом проводится в романе: Воланд сначала проверяет расположение души человека, его готовность совершить нечестный, греховный поступок и, если таковое имеет место, получает власть поиздеваться над ним.
Никанор Иванович, председатель жилищного товарищества, соглашается на взятку («Строго преследуется, – тихо-претихо прошептал председатель и оглянулся»), разживается «контрамарочкой на две персоны в первом ряду» (366) и тем самым дает возможностьКоровьеву сотворить ему гадость.
Конферансье Жорж Бенгальский постоянно привирает, лицемерит и в итоге, кстати по просьбе трудящихся, Бегемот оставляет его без головы (392).
Финдиректор варьете Римский пострадал, собираясь «отвираться, валить все на Лиходеева, выгораживать самого себя и так далее» (420).
Прохор Петрович, заведующий Зрелищной комиссией, ничего не делает на рабочем месте и делать не хочет, при этом высказывает желание, чтобы его «черти взяли». Ясно, что Бегемот не отказывается от такого предложения (458).
Сотрудники Зрелищного филиала подхалимничают и трусят перед начальством, чем позволяют Коровьеву организовать из них неумолкающий хор (462).
Максимилиан Андреевич, дядя Берлиоза, хочет одного – переехать в Москву «во что бы то ни стало», то есть любой ценой. За эту особенность невинного желания с ним и происходит то, что происходит (465).
Заведующий буфетом театра Варьете Андрей Фокич Соков наворовал двести сорок девять тысяч рублей, поместил их в пяти сберегательных кассах и спрятал дома под полом двести золотых десяток, прежде чем потерпел всяческий ущерб в квартире № 50 (478).
Николай Иванович, сосед Маргариты, становится транспортным боровом по причине специфического внимания, оказанного горничной Наташе (512).
Показательно, что именно ради определения склонности москвичей ко всякого рода отпадениям от голоса собственной совести и устраивается представление в Варьете: Воланд получает ответ на волнующий его «важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?» (389).
Маргарита же, что называется, классически продает дьяволу душу... Но это совершенно особая тема в романе.
Высшей жрицей сатанинской секты обычно является женщина. В романе она названа «королевой бала». Стать такой жрицей Воланд и предлагает Маргарите. Почему именно ей? А потому, что устремлениями своей души, своего сердца она сама уже подготовила себя к такому служению: «Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек, что нужно было этой чуть косящей на одинглаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами?» (485) – это цитата из романа взята шестью страницами ранее первого предложения Маргарите стать ведьмой. И как только устремление ее души становится осознанным («...ах, право, дьяволу бы я заложила душу, чтобы только узнать...»), появляется Азазелло (491). «Окончательной» ведьмой Маргарита становится только после того, как выражает свое полное согласие«идти к черту на кулички» (497).
Став ведьмой, Маргарита во всей полноте ощущает то состояние, к которому, быть может, не всегда осознанно стремилась всю свою жизнь: она «ощутила себя свободной, свободной от всего» (499). «От всего» – в том числе от обязанностей, от ответственности, от совести – то есть от своего человеческого достоинства. Факт переживания подобного ощущения, кстати, говорит о том, что отныне Маргарита больше никого никогда не могла любить, кроме самой себя: любить человека – значит добровольно отказываться в его пользу от части своей свободы, то есть от желаний, устремлений и всего прочего. Любить кого-то – значит отдавать любимому силы своей души, как говорят, «вкладывать свою душу». Маргарита свою душу отдает не Мастеру, а Воланду. И делает она это вовсе не ради любви к Мастеру, а ради себя, ради своей прихоти: «дьяволу бы я заложила душу, чтобы только [мне] узнать...» (491).
Любовь в этом мире подчиняется не человеческим фантазиям, а закону высшему, хочет того человек или нет. Закон этот говорит, что любовь завоевывается не любой ценой, а лишь одной – самоотвержением, то есть отвержением своих желаний, страстей, капризов и терпением возникающей от этого боли. «Объясни: я люблю оттого, что болит, или это болит оттого, что люблю?..»[145] У апостола Павла в одном из посланий есть такие слова о любви: «...я ищу не вашего, а вас» (2 Кор. 12:14).
Так вот, Маргарита ищет не Мастера, а его роман. Она относится к тем эстетствующим особам, для которых автор – лишь приложение к своему творению. Маргарите по-настоящему дорог не Мастер, а его роман, точнее – дух этого романа, еще точнее – источник этого духа. Именно к нему стремится ее душа, именно ему она и будет впоследствии отдана. Дальнейшие же отношения Маргариты и Мастера – всего лишь момент инерции, человек по природе своей инертен.
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ СВОБОДЫ
Даже став ведьмой, Маргарита не утрачивает еще человеческой свободы: решение вопроса быть ли ей «королевой бала» зависит от ееволи. И только когда она дает свое согласие, произносится приговор ее душе: «Короче! – вскричал Коровьев,— совсем коротко: вы не откажетесь принять на себя эту обязанность?» «— Не откажусь»,— твердо ответила Маргарита. « Кончено!» – сказал Коровьев» (521).
Именно своим согласием Маргарита сделала возможным совершение черной мессы. Очень много в этом мире зависит от свободной воли человека, гораздо больше, чем кажется тем, кто рассуждает ныне с экранов телевизоров о «свободе совести» и «общечеловеческих ценностях»...
Черная месса – это мистический обряд, посвященный сатане, издевательство над христианской литургией. В «Мастере и Маргарите» она названа «балом сатаны».
В Москву Воланд приезжает именно для совершения этого обряда – это главная цель его визита и один из центральных эпизодов романа. Уместен вопрос: приезд в Москву Воланда для совершения черной мессы – это просто часть «мирового турне» или нечто эксклюзивное? Какое событие сделало возможным подобный визит? Ответ на этот вопрос дает сцена на балконе дома Пашковых, с которого Воланд показывает Мастеру Москву.
«Чтобы эту сцену понять, надо побывать в Москве сейчас, представить себя на крыше дома Пашковых и попытаться понять: что видел, или не видел человек с крыши этого дома в Москве второй половины 1930-х годов? Храм Христа Спасителя. Булгаков описывает промежуток между взрывом Храма и началом строительства Дворца Советов. В то время Храм был уже взорван и этот район был застроен «шанхайчиками». Поэтому там и видны были хибарки, о которых говорится в романе. При знании пейзажа того времени эта сцена получает поразительный символический смысл: Воланд оказывается хозяином в городе, в котором взорвали храм. Есть русская поговорка: «Свято место пусто не бывает». Смысл ее такой: на месте поруганной святыни поселяются бесы. Место разрушенных иконостасов заняли «иконы» политбюро. Так и здесь: храм Христа Спасителя взорвали и естественно появляется «знатный иностранец» (275).
И этот иностранец прямо с эпиграфа раскрывает, кто он такой: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Но это автохарактеристика Воланда и это – ложь. Первая часть справедлива, а вторая... Это правда: сатана желает людям зла, но из его искушений получается добро. Но не сатана творит добро, а Бог ради спасения человеческой души обращает к добру его происки. Значит, когда сатана говорит, что «без конца желая зла, творит одно благое», он приписывает себе тайну божественного Промысла. И это – богоборческая декларация.»[146]
На самом деле все, что имеет отношение к Воланду, несет на себе печать несовершенства и ущербности (православное понимание числа «666» именно таково). На представлении в варьете мы видим «рыжую девицу, всем хорошую, кабы не портил ее шрам на шее» (394), перед началом «бала» Коровьев говорит, что «недостатка в электрическом свете не будет, даже, пожалуй, хорошо было бы, если б его было поменьше» (519). Да и сам облик Воланда далек от совершенства: «лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысевшем лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар» (523). Если принять во внимание зубы и глаза разного цвета, кривой рот и скособочено расположенные брови (275), то ясно, что перед нами не образец красоты.
Но вернемся к цели пребывания Воланда в Москве, к черной мессе. Одним из главных, центральных моментов христианского богослужения является чтение Евангелия. А, поскольку черная месса всего лишь кощунственное пародирование христианского богослужения, на ней необходимо поглумиться и над этой его частью. Но что читать вместо ненавистного Евангелия???
И вот здесь возникает вопрос: «пилатовы главы» в романе – кто их автор? Кто пишет этот роман по сюжету самого романа «Мастер и Маргарита»? Воланд.
«Дело в том, что Булгаков оставил восемь капитальных редакций «Мастера и Маргариты», которые весьма интересно и полезно сопоставить. Неопубликованные сцены отнюдь не уступают окончательному варианту текста по своей глубине, художественной силе и, что важно, смысловой нагрузке, а иногда и проясняют и дополняют его.[147] Так вот, если ориентироваться на эти редакции, то Мастер постоянно говорит о том, что он пишет под диктовку, исполняет чье-то задание. Кстати и в официальной версии Мастер сокрушается напастью, свалившейся на него в виде злополучного романа.