В отличие от европейского русский сентиментализм имел прочную просветительскую основу. Кризис просветительства в Европе не затронул в такой степени Россию. Просветительская идеология русского сентиментализма усвоила, прежде всего, принципы «воспитательного романа». Чувствительность русского сентиментализма была устремлена не только к раскрытию «внутреннего человека», но и к воспитанию, просвещению общества на новых философских основах, но с учётом исторического и социального контекста.[16]
В 1791 году в Московском журнале Н. М. Карамзина стали печататься «Письма русского путешественника». Рассматривая политические и общественно-мировоззренческие истоки возникновения сентиментализма, нельзя оставить без внимания это выдающееся произведение конца XVIII в. « Письма русского путешественника» были написаны за границей, когда Карамзин « вырвался из объятий своих друзей и отправился один со своим чувствительным сердцем». Многие исследователи творчества Карамзина относят « Письма русского путешественника» к жанру «путешествий», усматривая сходство этого произведения с сентиментальными путешествиями Верна, Якоби, Стерна и др. Хотя, несомненно, общие черты литературной манеры Карамзина и его современников существуют, местами в письмах можно встретить сходство в описаниях и даже некоторые текстуальные совпадения, тем не менее, произведение Карамзина характеризуются и рядом существенных особенностей, которые делают его более близким к романам, чем к литературе путешествий. Карамзин вводит в свои письма то, чего не было ни у одного из авторов «путешествий» - эволюцию души своего героя: наивный юноша возвращается человеком, умудрённым знанием жизни и людей, умеющим судить об особенностях человеческого сердца, о вопросах, связанных с благосостоянием общества и государства.
Эволюция внутреннего мира путешественника определяется в значительной мере событиями общественно-политической жизни Европы и даётся на фоне широкого социального полотна, отражающего философские идеи, настроения, государственную жизнь европейских стран конца XVIII века. Отдельное место в произведении занимает рассуждение о французской революции.
Карамзин использует различную аргументацию: философскую, политическую, нравственную; он стремится убедить своего читателя и логически и эмоционально в неправомерности происходящих общественных событий, в бессмысленности кровавых столкновений. Поэтому он и повторяет при каждом подходящем случае, что счастье не в социальном строе, а в самих людях в их внутреннем мире, в их способности любить, творить добро и помогать друг другу.
Хотя изображение Парижа, возбуждённого революцией, встречается только во второй части «Писем», но автор постепенно группирует события и факты, которые должны подготовить определенное отношение читателя к парижским делам. В непосредственной связи с этим и находятся упоминания автора об исторических событиях, которыми изобилуют «Письма». Революция, как кажется Карамзину, уничтожила лучшую сторону жизни духовной Франции. С горечью признаётся он в том, что « французы думают ныне о своей революции, а не о памятниках любви и нежности» .Революционный ажиотаж представлен в «Письмах» как результат, с одной стороны, «бунта черни», а с другой, - писатель не может этого не признать, - развращённости, моральной опустошенности господствующих классов. Революция, по его утверждению, - затея нескольких сотен бунтовщиков, которым «терять нечего» и которые «дерзки, как хищные волки»[17]
Карамзин возлагает вину за всё происходящее на дворянство, на ничтожную тупую знать, на жадное и трусливое духовенство. Конечно, Фонвизин, посетивший Францию за несколько лет до Карамзина, дал более резкую критику французского двора и первого сословия Франции, но и Карамзин, сочувствовавший не революции, а её противникам, вынужден признать, что нравственное падение высших классов дошло до крайнего предела. Он говорит, что французское остроумие и любезность, столь прославившиеся во времена Людовика XIV, давно отошли в прошлое, маркизы превратились в торгашей и ростовщиков, занятием французских аристократов стали разорительные карточные игры, интересы мельчают, наука становится модой, темы для разговоров истощаются.
Из этих замечаний вовсе не следует, что Карамзин был склонен к идеализации существующего порядка. Однако он полагал, что человеку следует мириться со всяким, даже несовершенным образом правления, потому что любой порядок может быть соединён с «мирным благополучием». Отсюда совершенно ясно выступает связь между отношением автора к французской революции и изображением радости мирной жизни, которыми изобилуют «Письма».
Итак, результатом кризиса абсолютистской государственности и видоизменения философской картины мира стал кризис литературного метода классицизма, который был эстетически обусловлен рационалистическим типом мировосприятия, а идеологически связан с доктриной монархии. И прежде всего кризисность классицизма выразилась в пересмотре концепции личности – центральном факторе, определяющем эстетические параметры любого художественного метода. На смену классицизму пришёл сентиментализм, уделяющий внимание душевному миру каждого человека, независимо от его социальной принадлежности. Таким образом, в эпоху Просвещения чувственность и эмоциональность были представлены в качестве принципиальных основ человеческой жизни и приобрели мировоззренческий характер.
Проявление идей сентиментализма в архитектуре культуры эпохи Просвещения
Важную роль на возникновение сентиментализма и на его широкое распространение практически во всех сферах искусства и в частности, в архитектуре, сыграла Французская революция. Конец XVIIIи первая треть XIX в. во Франции - время больших исторических событий, время крушения феодальных порядков и утверждения капиталистического общества. Открывшая широкий путь для развития капитализма, великая французская буржуазная революция привела в движение силы, которым суждено было произвести переворот и в области архитектуры.
Раскрытие относительности существовавших представлений об античной архитектуре (возникшее во второй половине XVIII в. в результате более близкого знакомства с античными памятниками, открывшего их во всём живом многообразии и индивидуальной неповторимости), было первым изменениями в стройной системе правил, основанной на признании абсолютистского значения реформ, взятых вне их исторической обусловленности. Следствием расширения связей с внешним миром и возросшего интереса к зодчеству других стран и эпох была также множественность архитектурных образцов. Достойными подражания стали признаваться не только памятники Италии и Рима, но и стран Востока, Египта, не только античности, но и Ренессанса. Вновь начинают оживать готические традиции, особенно стойкие в церковной архитектуре и никогда не исчезавшие полностью в стране. Всё это создало благоприятную почву для сентименталистского подхода к освоению архитектурных форм, подтачивавшего классицизм.[18]
Конец XVIII в., отличительной чертой которого, казалось, был новый поворот к античности, отмечен появлением идей, направленных на развенчание классического идеала, освобождением от груза сложившихся на его основе канонов и, в конечном счёте, от самих классических форм. Впервые под сомнение берётся не та или иная интерпретация классики, а она сама, её система и формы.
В то же время отсутствие реальных условий для воплощения в жизни идей, подрывающих в корне идеологическую систему классицизма, приводило к тому, что новые приемы и формы в архитектуре выступают с конца XVIII в. и позже в XIX в. в тесном переплетении с приёмами классицизма, с эклектическим заимствованиям форм архитектуры других эпох и стран. Внешние позиции классицизма кажутся непоколебимыми, и его поздняя стадия, или так называемый стиль империи, отличается пышной репрезентативностью форм и определённостью художественной характеристики. Но уже начинают проявляться противоречия между архитектурной формой и конструкцией, между формами и назначением здания.
В духе общественных взглядов формируется эстетическая система французской архитектуры 2-ой половины XVIII в. и первая задача теперь – «освободить» наследие национальной художественной культуры и архитектуры классицизма XVII в. от всего, что в нём было чуждо новому буржуазно-рационалистическому идеалу. В бесконечности прямых аллей подстриженного парка, как и в бесконечности дворцовых анфилад со всем их великолепием, теперь видели лишь дух абсолютизма, враждебный «естественной» природе человеческого индивидуума. Новым было отношение архитектуры к природе; не подчинить, но понять её, раскрыть её в живом многообразии стало новым эстетическим принципом архитекторов. Вторая половина XVIII столетия - время развития свободных форм пейзажного «английского» парка, ознаменовавшего проявления сентиментального течения в архитектуре.
Естественные начала природы, воплощённые в отдельной человеческой индивидуальности, - «природа человека» - составляют критерий в основу того нового, «разумного» общественного строя, который должен был покончить с ненавистным миропорядком феодально-сословного общества. Теперь идеализированная античная демократия и античная культура греческих полисов представляются образом соответствия естественным началам человеческой природы, а античная классика (как она тогда понималась) – её идеальным выражением в области искусства и архитектуры.
Во второй половине XVIII в. сказывается известный общий перелом в типологии архитектуры. В городском строительстве получают преобладания крупные общественные здания светского назначения. В России – это время начала широкого строительства загородных дворянских, а в городах и крупных купеческих жилых домов-усадеб, особенно в Москве. Всё это способствовало широкому распространению новых стилевых форм архитектуры, в которой повсеместное развитие получает созвучная новым настроениям эстетика сентиментализма.