Чтобы иметь возможность жить крупными локальными сообществами, нужно было научиться защищаться от суггестии, строить различные барьеры для нее. Главный из них - это адресное общение, связанное с появлением имен собственных (заменивших указывающий жест). Имя позволяет контролировать вторую сигнальную систему и управлять инстинктивными реакциями на ее воздействия. Поэтому «имена собственные» начинают играть такую важную роль в системе отношений людей ранних культур -сначала между собой, а затем и со всем природным окружением.
Появление языка и адресного общения давало возможность легко структурировать большие человеческие сообщества, выделив внутри каждого из них «своих» (знающих «правильные» имена) и «чужих», отгороженных «другим» языком. Вот почему во многих языках самоназвание народа связано с вариациями вокруг обозначения «понимающий слово» (например, «словенцы», «славяне»), что тождественно с понятием «настоящий человек», тогда как все чужаки - «немцы», т.е. «немые» (это - «не мы»).[3]
Отделившись от «чужих» как от нелюдей, на которых не распространяются правила человеческих отношений, «свои» не остановились на этом. Механизм дифференциации - по степени воздействия вербальных внушений - продолжал действовать и внутри каждой группы «своих», закрепляя различные позиции и социально-психологические роли тех, кто оказался по одну сторону от каждой из внутренних границ.
Вероятно, самой первой и «органичной», естественной границей между людьми, говорящими на одном языке, стала граница между мужчинами и женщинами; возникли гендерные различия между ними. Происходила преимущественная психологическая специализация мужчин на роли суггесторов; женщин с самого начала ставили в подчиненное положение.[3]
Как мы уже упоминали ранее, процессы структурирования ранней культуры привели к формированию религиозных и магических традиций и ритуалов, семейно-брачных отношений, социальной и возрастной структуры человеческих сообществ и многого другого. Рисуя и производя магические обряды, люди программировали свои действия на предстоящей охоте, причем именно ритуальное предварение бу¬ущей победы казалось им главным условием успешной охоты. Ранние графические изображения, имеющие знаковую функцию, послужили истоками будущего изобразительного искусства (настоящих реалистических сцен охоты и др.), и ранней письменности (рисуночного письма, иероглифики). При этом важно подчеркнуть, что именно «чужие» нуждались в том, чтобы изображения стали для них «понятными»; поэтому «настоящие картинки» появлялись тогда и там, когда возникала потребность в общении и обмене с этими «чужими». Только для них знак (и соответствующее ему имя), чтобы стать понятным и вызвать точные представления, должен был стать фиксированной последовательностью слов - программ действий носителя имени. Так на основе магически активной стратегии отношений с окружающим миром возникает новая функция языка - быть «программой человеческой деятельности». Слово-программа дополнило, но долго не могло вытеснить слово как имя и образ, - ведь из имени предстояло родиться мифу.
Последний шаг антропогенеза и культурогенеза, может быть, самый главный и решающий, - возникновение такого странного (для современного сознания), «противоестественного» явления, как дарение, отдавание, угощение, - широко известное этнографам, но все еще загадочное и вызывающее споры исследователей. Способность отдавать, расточать блага является парадоксальной формой защиты от суггестии, - и условием становления собственно человеческих, то есть культурных, а не биологически заданных отношений.[3] Невозможно принудить, навязать свою волю тому, кто не пытается защититься выстраиванием «барьеров непонимания», а ищет возможность снять эти барьеры и свободно, по собственному побуждению, рискует открыться навстречу желаниям.
Антропологи и этнологи отмечают загадочность этого проявления, подчеркивая, что первоначально она возникает не в качестве дополнительной «формы власти» а как феномен «бескорыстного» дара, не предполагающего компенсации. Для его объяснения ряд культурологов привлекает идею возникновения «первичного» религиозного опыта. Именно отношения с другим, «сверх-природным» миром позволили человеку понять и принять новый опыт: уступая, принося в жертву жизненные блага, а в пределе - свою жизнь, человек парадоксальным образом не теряет, а обретает нечто ценное, находит самого себя, неожиданно оказывается сильнее любого животного (в том числе — и «зверя» в себе самом).
В завершение подведем итог всему тому, что мы обсуждали, о взаимоотношении и взаимодействии языка и реальности, языка и культуры. Эти проблемы играют важнейшую роль для совершенствования форм и эффективности общения между людьми.
Можно сравнить язык с зеркалом - в нем действительно отражается окружающий мир. За каждым словом стоит предмет или явление реального мира. Язык отражает все: географию, климат, историю, условия жизни. Между языком и реальным миром стоит человек. Именно человек воспринимает и осознает мир посредством органов чувств и на этой основе создает систему представлений о мире. Пропустив их через свое сознание, осмыслив результаты этого восприятия, он передает их другим членам своего речевого коллектива с помощью языка. Иначе говоря, между реальностью и языком стоит мышление.
Язык, как способ выразить мысль, и передать ее от человека к человеку теснейшим образом связан с мышлением. Соотношение языка и мышления - вечный сложнейший вопрос и языкознания, и философии, но мы не будем сейчас останавливаться на этом. Наша цель достигнута - мы убедились в том, что существует несомненная тесная взаимосвязь и взаимозависимость языка и мышления и их соотношение с культурой и действительностью, и эта связь есть с первых дней, когда человек узнал, что такое общение, и продолжается поныне, и будет существовать столько же времени, сколько будет жить человечество.
Таким образом, язык, мышление и культура взаимосвязаны настолько тесно, что практически составляют единое целое, состоящее из этих трех компонентов, ни один из которых не может функционировать (а следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они соотносятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отражают и одновременно формируют его.
1. Багдасарян Н.Г. «Культурология», М.: «Высшая школа», 1998 г.
2. Белик А.А. «Культурология. Антропологические теории культур», М.:, Российский гуманитарный университет, 1998 г.
3. Волкова Э.Н. Лекции по курсу «Культурология»
4. Грожан Д.В. «История мировой культуры для студентов ВУЗов», Ростов н/Д: «Феникс», 2005 г.
5. Малюга Ю.Я. «Культурология», М.: ИНФРА-М 2004 г.
6. Пигалев А.И. «Культурология», Волгоград, Изд-во Волгоградского государственного университета, 1999 г.
7. Сусов И.П. «История языкознания», М.: АСТ: Восток-Запад, 2006 г.
8. Тер-Минасова С.Г. «Язык и межкультурная коммуникация», М.: «СЛОВО», 2000 г.