Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил.
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы!
«Познания жадный». В другом месте поэмы о демоне сказано «Царь познания и свободы». В этой логике Бог – символ веры, деспотически навязывающей свои неколебимые истины, Демон – знак того сомнения в их непреложности, без которого невозможно никакое творчество. Демон отрицает не ради отрицания. Но для последующего утверждения. Божественному спокойствию он противопоставляет тревожность поиска. Основанием своей «свободы» выбирает не веру, а самопознание. Демон протестует против божественных уложений, сковывающих личность, и оказывается более «человечным» героем, чем сам Бог. Гордая борьба Демона сближает его с романтическими бунтарями Байрона. Как романтический герой Демон тоже индивидуалист.
Вообще лермонтовский цикл, в особенности иллюстрации к «Демону», можно считать вершиной мастерства Врубеля-графика. Здесь Врубель сознательно ставил перед собой проблему выразить цвет без цвета, одними градациями темного и светлого. Подобные поиски художник называл поисками «техники», а техника Врубеля сродни волшебству - она давала возможность воплотить его романтическое видение природы.
Среди художественной интеллигенции, особенно молодого поколения, становилось все больше страстных, до фанатизма, поклонников Врубеля, для которых каждая его работа была святыней и каждое слово - откровением.
Врубель стал выразителем пограничного времени. И живопись его «Демона» сверкала красками, фантастически преломляя в «настоящем» и «былое» и «будущее». Это были краски «былинного» и «футуристического» искусства, искусства «архаистов», «новаторов», «классиков» и «авангардистов». Феномен Врубеля в том и состоял, что его меньше всего заботила принадлежность к какой-либо художественной ориентации, И его «ненормативность» обернулась жестокой трагедией - непониманием, осуждением и неприятием его как художника. Историческая ирония в том, что Врубель так и не стал художником ни одной из художественных «стай». И в этом смысле знак его судьбы - «Демон поверженный». Картина-заклинание. И картина-пророчество.
Поэма М.Ю. Лермонтова «Демон» и картина М. Врубеля принадлежат к вершинным достижениям мирового искусства. Их роднит социальный протест и богоборчество. Но каждая из них – идейно-эстетически своеобразна, ставит и решает свои задачи.
Работа продолжалась едва ли не всю творческую жизнь.
«Демон» - шедевр по мощи творческой фантазии, по интеллектуальной глубине и широте идейно-нравственной проблематики, по пластической изобразительности, по блеску как стихотворного мастерства, по силе эмоционально-поэтического воздействия.
Основной идейный пафос поэмы «Демон» - возвеличивание человека в его стремлении к свободе, к неограниченному познанию мира. Лермонтовский Демон, как справедливо пишет В.Г. Белинский, «отрицает для утверждения, разрушает для созидания... Это демон движения, вечного обновления, вечного возрождения». И у Врубеля Демон «олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирение обуревающих его страстей, познания жизни и не находящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе». [8]
У Лермонтова Демон – гордый бунтарь-индивидуалист, противопоставленный всему существующему, а у Врубеля «Демон поверженный» - сломленный, слабый, безумный (это означало объективное поражение индивидуалистических идей самого Врубеля).
Лермонтовский Демон, хотя и страдающий, все же «царь познанья и свободы», Врубелевский – не царственен – в нем больше тоски и тревоги, чем гордости и величия. Это сказалось в иллюстрациях поэмы Лермонтова.
Демон – «ни день, ни ночь, - ни мрак, ни свет». Он не связан ни с небом, ни с землей. В этом его трагедия.
Эти социально-философские произведения смело ставят сложнейшие и насущнейшие вопросы бытия: о смысле жизни, правах и назначении человека, о бездумной вере и разумном скептицизме, о рабстве и свободе, добре и зле, о жажде счастья и бесцельности жизни.
Как Лермонтов, сам переживший гордое одиночество, в конце своего жизненного пути пришел к осознанию и осуждению индивидуалистического протеста, так и Врубель потерпел поражение индивидуалистических идей.
Демон Лермонтова и Демон Врубеля – романтические произведения. Но они несут в себе и явно реалистические тенденции.
Действительно, катастрофа, постигшая художника, трагическая история его работы над «Демоном» и возникавшие вокруг легенды и слухи сыграли до некоторой степени свою роль в том, что Врубель вдруг стал знаменит. Однако тому были и более серьезные причины.
Во-первых, на выставке «Мира искусства» осенью 1902 года (Врубель тогда был в больнице) экспонировалось шестьдесят его работ, в том числе прежние - киевские эскизы для Владимирского собора, «Демон сидящий», «Испания», «Гадалка» и другие, так что впервые искусство Врубеля было показано с достаточной полнотой. Впервые зрители увидели, что это за художник, не по отдельным, часто случайно выбранным вещам, а в контексте всего творческого пути. Вышедший в 1903 году номер журнала «Мир искусства» со многими репродукциями и статьями о Врубеле также способствовал популярности и признанию художника.
Во-вторых, новаторская «техника» Врубеля, или, лучше сказать, его манера, требовала длительного вникания и привыкания, чтобы быть по достоинству оцененной. Она не воспринималась сразу - не только в силу непривычности, но и потому, что была плодом редкого, феноменального видения, проницавшего натуру сквозь внешние покровы как бы до самих недр. Это и художникам не всегда было понятно с первого взгляда. Известны многие имена людей, сначала не принимавших живопись Врубеля, а со временем ставших его горячими почитателями, причем это не те люди, которых можно заподозрить в бездумном подчинении капризам моды. Это, например, Горький, Шаляпин или Александр Бенуа, который уже в статье 1903 года «взял обратно» свои прежние суждения о Врубеле.1
Еще характерное признание - на этот раз художника. Ковальский вспоминал, что в киевской школе Мурашко им, ученикам, сначала решительно не нравилось и казалось странным рисование Врубеля «углами». Но через некоторое время «мы уже понимали, что это колоссальная сила».
Сходную эволюцию отношения к Врубелю испытала Е.И. Ге, да и многие. Всегда нужно было, чтобы прошло «некоторое время». И остается правилом и поныне: чтобы картина Врубеля раскрылась смотрящему, надо смотреть внимательно, долго и не один раз. Тогда она начинает с тобой говорить. Тогда видишь: то, что с первого взгляда кажется только субъективным приемом, на самом деле идет от глубокого постижения объективной реальности.
Наконец, третья причина наступившего признания Врубеля заключалась в том, что на рубеже веков изменилось направление вкусов, - теперь русская образованная публика читала Метерлинка, Ибсена, символистов, посещала Художественный театр, видела на выставках картины Мане, Дега, Уистлера, Пюви де Шаванна, Галлен-Каллела; уже начинали собирать свои впоследствии знаменитые коллекции нового западного искусства С. Щукин и И. Морозов. Нельзя сказать, чтобы в потоке художественных новаций находилось что-то вполне аналогичное живописи Врубеля - он был слишком обособленно стоящим художником, - но на фоне новых течений становился все же более внятен и приемлем эмоциональный строй его искусства, его символика, его культ красоты и тайны. Признание, конечно, было далеко не всеобщим. Еще многие воспринимали искусство рубеля «как беду»; еще не редкостью были глупые и грубые выпады в печати, но они были за пределами внимания серьезной публики.
Мир, созданный Врубелем, настоль необычен, индивидуален, что порой делались попытки приписать это его неустойчивому душевному состоянию. Но врач-психиатр Ф. Усольцев, лечивший художника, утверждал, что «его творчество не только вполне нормально, но так могуче и прочно, что даже ужасная болезнь не могла его разрушить. Искусство Михаила Врубеля вот уже много десятилетий не перестает привлекать к себе трагизмом и мощью своего изобразительного языка. В символических образах его работ нашли отражение внутренние противоречия и духовные поиски самого мастера, да и всей эпохи, в которую он жил и творил.
В течение полувека не находилось художника, который хоть сколько-нибудь достойно воплотил могучий и загадочный образ, владевший воображением Лермонтова. Только Врубель нашел ему равновеликое выражение в иллюстрациях, появившихся в 1891 году. С тех пор «Демона» уже никто не пытался иллюстрировать: слишком он сросся в нашем представлении с Демоном Врубеля - другого мы, пожалуй, не приняли бы.
1. Михаил Врубель, М. «Слово», 1996
2. Искусство, М. «Просвещение», 1989
3. Русское искусство X – начало XX в., М. «Искусство», 1989
4. Аленов М.М., «Михаил Врубель», М., «Слово», 1996
5. Дмитриева М.А., «Михаил Врубель. Жизнь и творчество», М., «Детская литература», 1984
6. Ревякин А.И. «История русской литературы XIX в», М., 1964
7. Андроников И. «Лермонтов. Исследование и находки», 3-е изд., М., 1964
8. Коровин В.И. «Творческий путь М.Ю. Лермонтова», 1973
9. Рюмин А. «Прошлое страстно глядится в грядущее», журнал «Наше наследие», № 42, М., 1997, стр.13
10. Лермонтов М.Ю. Поэзия, издательство «Детская литература», Ленинград, 1981, стр.158
11. Алпатов М.М. «Врубель», журнал «Искусство», стр.221
12. Белинский В.Г. Собрание сочинений VII, стр.555
13. Грибков В. «Врубель – живописец - пророк», журнал «Юный художник», М., 11, 2006
14. Белошапкина Я. «Михаил Врубель», журнал «Искусство», № 21 (333), 1-15 ноября 2005
15. INTERNET (www. art. ru)