Соответственно, “культурогенез - это не единократное происхождение культуры где-то в глубокой древности, а совокупность постоянно протекающих процессов в культурах всех времен и всех народов. Это один из типов социальной и исторической динамики существования и изменчивости культуры, заключающейся в непрерывном порождении новых культурных феноменов наряду с наследованием и трансформацией прежних”[6].
При этом этнос обладает неким внутренним, не осознаваемым ни его членами, ни внешними наблюдателями, культурным стержнем, в каждом случае уникальным, который определяет согласованность действий членов этноса и обнаруживает себя вовне через различные модификации культурной традиции, являющиеся выражением некоторого общего содержания.
Именно этот стержень (“центральная зона” культуры), по мнению С.В. Лурье, является основой этничности. Т.е. не все культурные проявления данного народа, а их внутреннюю, инвариантную, бессознательную часть следует рассматривать как этнообразующую. Соответственно, изменение под влиянием иной культуры каких-то отдельных культурных манифестаций данного народа еще нельзя воспринимать как проявление его культурной ассимиляции до тех пор, пока не затронут стержень этнической культуры, его “центральная зона".
Что же представляет собой этот “центр” этнической культуры? С.В. Лурье предлагает понимать под “центральной зоной культуры” этноса его адаптационно-деятельностные модели, способствующие постоянной адаптации человека и всего этноса к окружающему миру[7].
Формирование этих моделей начинается с первых шагов человека по освоению мира. Первым ощущением, которое должно было возникать у каждого человека, было чувство опасности, исходящей извне, из мира, таящего в себе массу опасностей.
Чтобы действовать в нем, человек должен был, прежде всего, определить: конкретные источники внешней опасности; то, что нельзя делать, чтобы не навлечь эту опасность на себя; то, что надо сделать, чтобы ее преодолеть; то, в каких отношениях он должен быть с другими людьми; то, нуждается ли он в их помощи; то, каким образом возможно совместное действие и какими качествами должен обладать коллектив людей (состоящий из таких же беспомощных и малосильных индивидов), чтобы решиться на действие.
Если окружающую действительность не рационализировать таким образом, то в ней невозможно осмысленно действовать. Структурирование же мира создает призму, через которую человек видит мир и себя в нем. В этом и заключается самая значимая функция этнической культуры - адаптативная.
Этнос адаптируется к реальному миру тем, что всему в мире дает как бы свое название, определяет его место в мироздании”. Так создается основополагающая компонента этнической культуры - этническая картина мира, т.е. некоторое связное представление о бытии, присущее членам данного этноса. Картина мира этноса может и должна претерпевать со временем определенные изменения, чтобы соответствовать изменяющимся объективным условиям жизни народа. Но при изменении этнической картины мира, неизменными оказываются лишь логически необъяснимые, принятые в этнической картине мира за аксиому, блоки. На их основе этнос выстраивает новые и новые картины мира, обладающие наибольшими адаптативными свойствами в данный период его существования
Эти стабильные блоки этнической картины мира, традиции, культуры - этнические константы и являются инвариантным центром этнической культуры. Возвращаясь к вопросам о возможности и формах ассимиляции этнической культуры, мы определяем их следующим образом.
В современной науке процесс ассимиляции культуры - один из частных случаев конвергентного развития культур - получил название аккультурации, под которой понимается процесс приближения суммы культурных элементов, присущих одной этнической общности, к культуре другой этнической общности[8].
При этом правильнее было бы, вероятно, говорить о том, что ассимилируется не сама этническая культура, а конкретные ее носители. Культура народа защищена самой ее природой. Условие успешной аккультурации сформулировала М. Мид, которая установила, что восприятие новой культуры происходит только в том случае, если у обеих контактирующих этнических культур существовал общий прототип. В противном случае, по ее наблюдениям, никакая культурная ассимиляции или культурный отбор невозможен.
Мы полагаем, что наблюдение С.В. Лурье о том, что любая культурная черта может уступить место другой, заимствованной из другой культуры, только в том случае, если она не является существенной частью функционального внутриэтнического конфликта[9].
То есть она не ведет к культурной дисфункции, а также вписывается в это положение: заимствование такой культурной черты, которая бы смогла адекватно заменить в роли новой этнической константы утраченный элемент функционального внутри этнического конфликта, может быть произведено, на наш взгляд, только из культуры очень близкого народа, возникновение и развитие которого протекало в очень схожих внешних исторических условиях.
Соответственно, ассимиляционные процессы, как правило, предполагают не трансформацию культуры народа, а усвоение его отдельными представителями элементов чужой культурной системы и утрату своей исконной.
Всякая дифференцированная культура неизбежно заключает в себе две обязательные части, которые образно можно назвать верхом и низом здания данной культуры. Под низом мы понимаем тот запас культурных ценностей, которым удовлетворяют свои потребности наиболее широкие слои национального целого, так называемые народные массы. Поскольку эти ценности создаются в самой среде народных масс, они сравнительно элементарны и не носят на себе резкого отпечатка индивидуального творчества. Когда же некоторые из них проникают в низы из верхов, они в силу самой этой миграции неизбежно слегка обезличиваются и упрощаются, приспособляясь к общему контексту других ценностей исключительно нижнего происхождения. Несколько иной характер носят верхи культурного здания.
Культурные ценности нижних слоев способны удовлетворить далеко не всякого представителя данного народа. Многие, не удовлетворяясь формой той или иной общепринятой ценности, стараются усовершенствовать ее, приспособив к своим личным вкусам. Может статься, что в таком измененном виде эта ценность окажется почему-либо недоступной для широких слоев населения, но придется по вкусу тем частям национального целого, которые в каком-либо отношении занимают в этом целом господствующее положение. В таком случае эта ценность попадает в запас "верхов" культуры[10].
Таким образом, ценности "верхнего запаса" создаются либо самими господствующими частями национального целого, либо для этих частей и отвечают всегда более утонченным потребностям, более требовательным вкусам. Вследствие этого они всегда сравнительно сложнее и менее элементарны, чем ценности нижнего запаса.
Поскольку, с одной стороны, отправной точкой для создания той или иной ценности верхнего запаса может явиться какая-нибудь ценность запаса нижнего, а с другой стороны, сами народные массы постоянно вводят в свой бытовой обиход ценности, заимствованные в упрощенном виде из верхнего запаса, можно сказать, что в нормальной культуре между верхом и низом всегда существует известный обмен и взаимодействие. Обмен этот увеличивается еще и потому, что сама господствующая часть национального целого не есть величина неизменная и постоянная.
Она является "господствующей", лишь пока обладает "престижем", т.е. способностью вызывать подражание, как в прямом смысле, так и в смысле "симпатического подражания" - почтения и повиновения. Но с течением времени "престиж" может утратиться и перейти к какой-нибудь другой социальной группе, прежде принадлежавшей скорее к низам, и тогда эта новая аристократия вынесет с собой на верхи культурного здания многие ценности из нижнего запаса.
Помимо этого внутреннего культурного взаимодействия верхов и низов, каждая из этих частей данного культурного целого питается и заимствованиями извне, из культур иноземных. При этом может случиться, что тот иноземный источник, из которого черпают культурные ценности данные верхи, не совпадает с тем иноземным источником, который питает соответствующие низы. Если заимствованные ценности не противоречат общему психическому облику данного национального целого и при усвоении органически перерабатываются, то в силу естественного внутреннего взаимодействия между культурными верхами и низами снова устанавливается известная равнодействующая. Но такой равнодействующей может и не установиться, в каковом случае между верхами и низами образуется культурный разрыв и национальное единство нарушается. Это всегда свидетельствует о том, что источник иноземного влияния слишком чужд данной национальной психике.
Размышляя над русской культурой, мы должны, прежде всего, отдать себе точный отчет в этнографическом характере ее низов и верхов и ясно представить себе связь ее частей с другими иноплеменными культурами.
Основным элементом, образовавшим русскую национальность, безусловно, был элемент славянский. О древнейшем облике наших славянских предков мы можем составить себе некоторое представление лишь по данным языка. Как известно, "общеславянский праязык", к которому восходят все славянские языки, есть один из потомков "общеевропейского праязыка", восстанавливаемого наукой при помощи сравнительного изучения всех его потомков. Теперь уже давно оставлен взгляд на этот индоевропейский праязык как на нечто вполне однородное. Все лингвисты согласны с тем, что в праязыке уже существовали различия между диалектами, причем с течением времени эти различия, все усиливаясь, привели к окончательному распаду праязыка и превратили отдельные его диалекты в самостоятельные языки.