Через некоторое время утверждается Символ Веры и формируется практика молитвы, устройство храма и организация церкви в соответствии с местными традициями, имеющими дохристианские корни, что и стало, на наш взгляд, основным культурным феноменом, разведшим основные христианские конфессии.
Первые носители христианства, зародившегося на периферии империи, герои Евангелий и Деяний Апостолов - наиболее чистые и идеальные (как ментальные образы), как образцы для подражания и поклонения - продемонстрировали миру новый механизм смыслообразования - Любовь, ее всепроникновение и симпатию (один из отцов церкви сказал: “Я так люблю Господа, что не боюсь его” (замена Нораха на Любовь). В первые века христианство представляет собой субкультуру, где нет иудея и нет язычника. Скорее всего, это значит, что первыми христианами стали представители различных этносов, потерявших культурную традицию своего этноса или пытающихся усовершенствовать, подняться над традицией. И пока христианство распространялось среди маргиналов Римской империи, оно было едино, прежде всего, способом смыслообразования. Христианская культура определяла и нормы структуры и спектра ПР, что человек должен чувствовать, как переживать, как возобновлять такие основные состояния души как Покаяние, Молитва, Таинство. Выработка обрядов, устройство храма, развитие молитвословия, организация церкви, - все это облегчало и члену общины, и неофиту модулировать необходимые для христианского смыслообразования состояния души.
Как только христианство становится государственной религией, оно постепенно начинает ассимилировать культуру основного населения. Раскол Рима и Византии был неизбежен, на наш взгляд, прежде всего потому, что римское смыслообразование, миропонимание и мироустройство радикально отличались от византийских.
Римское христианство (и ап. Петр тут ни при чем) восприняло от традиции времен империи “телесность” (с культом телесной радости и культом телесных страданий, подвижностью, агрессивностью, преобладанием в искусстве скульптуры и рельефа) и “идеаторность” (логичность, классификации, иерархичность, “научность” и т.д.). Обвинение Римско-Католической Церкви и папстве имеет смысл только в том контексте, что римское население начала эры не представляло себе другого устройства власти, будь она светская или церковная. Пантеон дохристианских римских богов своей иерархичностью мало, чем отличался (в организационном отношении) от иерархичности РКЦ.
Кардинально другая ситуация сложилась в Византии. Прежде всего, весьма тесной была культурная связь Иудеи с Грецией (отмечу только влияние платонизма на иудаизм и христианство). Традиционная греческая культура была маргинализирована длительным римским политическим влиянием и греческой философской мыслью. Византия была готова к восприятию христианства, и, в том же время, у нее не было мощных традиционных культурных пластов для его трансформации. Не случайно именно в Константинополе произошла христианизация ойкумены. Возможно, именно по указанным причинам восточные православные патриархии до настоящего времени носят черты ранней христианской церкви, с присущими ей смыслообразованием. Духовной вершиной православного смыслообразования является Духовная (или Умная) молитва, традиция и правила которой отображены в “Добротолюбии”; Икона, как ментальный образ святости (вспомните у Павла Флоренского: искусству света (живопись, икона) противостоит искусство тьмы (скульптура); Соборность, как принимаемое мироустройство. Традиционное православное смыслообразование, так прописано в Добротолюбии и, в частности, у Паисия Величковского, основано на гармоничном сочетании в молитве (состоянии души, альтернативном состоянии сознания) телесного, аффективного и идеаторного компонентов, и воспитании этих качеств постоянной практикой, но не в рамках техники исихазма (Величковский не считал особо важным дыхательную технику), а в смиренном ожидании снисхождения Духа Святого. Высокоэнергетичность, тотальность, слабая прогнозируемость (святость и инфернальность по Достоевскому) - все это характеризует православный вариант русской души, страстность раннего христианства. Стремление к соборности, общине, симпатической связи всех членов общества со всеми, формирование зависимости у личности к общине (естественно-психологический механизм ностальгии) во все времена определяло предпочитаемые русским народом формы государственности (абсолютная монархия, коммунизм, тиранизм и т.д.), которые носят характер тотальности (как вы понимаете, что хорошо в религии, то плохо в политике).
Продолжаемая Римско-Католической Церковью дохристианской римской традиции к завоеванию мира, обратилась в практику миссионерства. Миссионерство являлось двигателем европейской экспансии, великих географических открытий, иезуитство иезуитов превратилось в науку и образование, вектор развития - горизонтальный. Вектор развития православия - вертикальный, не затрагивающий даже соседние народы, даже в рамках одной империи.
Дальнейшая трансформация христианства - появление протестантских евангелических конфессий. Зародившись из противопоставления мировоззрения северных европейских стран мировоззрению католическому (южному, с римскими пережитками), протестантизм меняет механизм смыслообразования с телесно-идеаторного, на идеаторно-аффективный. Все, что носит “телесный” характер в католическом христианстве отбрасывается: упрощается храм, убираются скульптурные и живописные изображения римской традиции (иконы были чужды и тем и другим), проповедуется труд, жизнь спокойная и пуританская, почти уничтожается иерархия и посредничество между человеком и богом. Молитва приобретает почти чистый идеаторный характер как акт внутреннего диалога с богом. Проповедь напоминает скорее научный трактат о морали. В протестантизме нет места чуду, есть деловое, логичное, бюргерское взаимоотношение с богом. Не нужно путать традиционный протестантизм с современными концертирующими проповедниками, последние используют манипуляционные психологические техники с аффектацией, демонстрацией свидетелей чуда, но, увы, без самого чуда присутствия Бога.
Повторяя путь Гегеля, и рассматривая историю религий, мы можем заметить, как трансформируется процесс смыслообразования от языческих форм к мировым религиям. Пророчество Ницше исполняется в самых худших формах: Бог умер, но Человек не появился. Сверхчеловек и не мог появиться из хаоса.
Если человек - это смыслообразование, то смыслообразование – это путь к Богу. Думается, что человечество стоит в преддверии осмысления новых механизмов смыслообразования. Симптомами этого является не только разрушение традиционных культур, но и накопление в популяции (по некоторым подсчетам до 35% населения так называемых демократических стран) маргинальных личностей с девиантным (отклоняющимся от социальных норм) и делинквентным (криминальным) поведением. В то же время есть примеры стран с гармоничным сочетанием традиции и модерна и насколько это возможно духовно здоровым населением. Это конечно Япония, Тайвань, а также Норвегия, Исландия и некоторые другие страны со стабильной экономикой и устойчивыми духовными ценностями.
Наш оптимизм и вера в духовное развитие человека может базироваться только на понимании необходимости воспитания структуры и расширения спектра психических реакций, как естественно-психологических механизмов адекватного смыслообразования и адаптивного поведения в координатах религиозной и народной традиции.
Заключение
Именно такое свойство культуры как смыслогенез делает ее сферой самодетерминации личности (В. Библер), ибо только культура является смыслообразующим началом и самого человеческого существования. Отсюда следует, что проблема смыслов культуры актуальна не только для науки, но и для индивидуального самосознания.
Динамика осмысления и смыслообразования предполагает взаимодействие, как минимум, двух семиотических систем: дискретной (дискурсивной) и континуальной (целостно-образной). Таким образом, смысл – выражение попыток конечного существа постигнуть бесконечное. Это возможно только с какой-то позиции, точки зрения – в каком-то целевом контексте, в каком-то смысле
Н. Бердяев определял смысл культуры как борьбу вечности со временем. Культура борется со смертью, хотя бессильна победить ее реально. Именно поэтому закономерностью культуры является увековечивание, непрерывность, преемственность
Список литературы
1. Розов М.А. Проблемы эмпирического анализа научных знаний. - Новосибирск, 1977; Тульчинский Г.Л. Проблема осмысления действительности. Л., 1986.
2. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979.
3. Фреге Г. Избранные работы. М., 1997.
4. Тулмин Ст. Человеческое понимание. М., 1984.
5. С этой точки зрения, понятие, как знание о свойствах предметов и процессов, является лишь одним из аспектов идеи, абстрагированным от оценочного контекста, от модусов возможности и необходимости.
6. О «стереометрической семантике» см. Тульчинский Г.Л.: Сущность и существенность. Философско-логический анализ //Логико-философские штудии. СПб, 2000, с.31-59; Идеи: источники, динамика и логическое содержание //История идей как методология гуманитарных исследований. Часть 1. Философский век. Альманах. 17. СПб, 2001, с.28-58.
7. См. Ладенко И.С., Тульчинский Г.Л. Логика целевого управления. Новосибирск: Наука, 1988.
8. Этническая психология и общество. Материалы 1-й конференции секции этнической психологии при Российском Психологическом обществе.
Москва. Октябрь 1997 г. Стр.: 401-416
9. Мещерякова Н. А. Наука в ценностном измерении // Свободная мысль. 1992. — М. 12. С. 34—44
10. Бубер М. Я и Ты. — М., 1993. С. 61, 82, 94
11. .Жаров С. Н. Наука и религия в интегральных механизмах развития познания // Естествознание в борьбе с религиозным мировоззрением. — М.: Наука, 1988.