Народная художественная культура Москвы XIV–XVI вв. (стр. 4 из 6)

Как пишет Карамзин, памятниками тогдашнего зодчества остались некоторые довольно красивые церкви, в Москве и других местах. По летописям известно, что св. Ольга жила в каменном дворце; в Москве же, кроме церквей и городских стен, не было ни одного каменного здания до XV века: ибо князья и вельможи предпочитали деревянные дома как благоприятнейшие для здоровья. Сверх того частые мятежи и государственные неустройства отвращали самых богатых людей от мысли строить долговременно и прочно; где нет твердого порядка гражданского, там редко бывают и твердые здания.[2, С452]

Народное изобразительное и декоративно – прикладное творчество

Первыми русскими художниками – живописцами были, несомненно изобразители церковной живописи, заимствовавшие технику письма от тех греческих мастеров иконного дела, которые появились на Руси одновременно с введением христианства. Одни из наиболее древнейших образцов, так называемые каппонийские иконы, находятся в настоящее время в Библиотеке Ватикана; они были некогда подарены Петром I греческому священнику Фокасу, который продал их в Рим маркизу Каппони, от которого иконы попали в Ватикан.[1, С5]

Главным направлением изобразительного искусства XIV – XV вв. было иконописание. Светские и церковные власти уделяли ему большое внимание.

Живопись второй половины XIV – XV столетия – это золотой век Феофана Грека, Андрея Рублева, Дионисия. Росписи новгородских (Спас на Ильине) и московских (Благовещенский собор) храмов Феофана Грека и иконы Рублева («Троица», «Спас» и др.) обращены к Богу, но рассказывают о человеке, его душе, о поисках гармонии и идеала. Живопись, оставаясь по темам, образам, жанрам (настенные росписи, иконы) глубоко религиозной, обретает неожиданную человечность, мягкость, философичность.

Икона и стенопись, являя картины небесной жизни, тем не менее, обращены к человеку, они не столько показывают, сколько говорят: смотри и веруй, смотри и отрекись от суетного, молись и приди к вечному. Иконописец выступает не только проповедником слова Божьего, но и является учителем нравственных начал. Он обращается к личности и призывает становиться личностью в том смысле, в каком этого требует религия.[10, С33]

Сложилось несколько школ иконописи – новгородская, псковская, московская, вологодская и др. Если учесть, что каждая церковь на Руси имела иконостас, то легко представить себе масштабы иконописных работ.

Иконы писали на деревянных досках, как правило, использовали липовые. Краски темперные, которые приготовлялись на основе природных пигментов (перетертых в порошок цветных камней) и яичных желтков, для придания однородной консистенции краскам.

Кроме того, храмы украшались и фресками – росписями по сырой штукатурке. Сцены из Библии, жизни Иисуса Христа, Богоматери, святых сопровождались привычными для русского человека изображениями природы, домов, одежды, а также фантастическими картинами из незнакомой жизни дальних стран.

Особым колористическим талантом обладал Дионисий, иконописец конца XV – XVI вв. Самыми известными иго работами являются «Распятие» (1500), «Митрополит Алексий с житием», «Сергий Радонежский с житием», «Успение» и настенные росписи Ферапонтова монастыря, собора Рождества Богородицы, Рождественского монастыря.

Краски Дионисия светлы, это краски рассвета и надежды, краски душевной нежности и неуступчивой мягкости. Бирюзовые, малиновые, розовые, темно – вишневые, лиловатые, зеленоватые, палевые, охристо – золотистые, белила, всемогущество голубого цвета. Тончайшее соединение цветовых пятен. Дионисий – тоналист, его цвета множатся градациями, расслаиваются до прозрачности, до создания ощущения невесомости, «аэрности», грани перевоплощения материального в духовное. Росписи Рождественского собора сравнивали сакварелью. Около сорока тонов насчитывали у него, находят сто сорок шесть оттенков охры.

Золотистый фон – далекого и вечно живого.

Вишневые оттенки одежды Богоматери – знак особой торжественной отъединенности в мире.

Яркие пятна красного как призывы к радости.

Утонченность вкуса и изящество соединений красок.

Краски реагируют на свет и по-разному встречают утро, полдень, вечер. Соприкасаясь с изменчивым светом дня, одни цвета становятся ярче, другие отступают в тень, существует вибрация красок во времени. Они приобретают упругость и переимчивость. Яркие краски тканей и блеск драгоценных камней – не любование сиянием материальной красоты, но отблеск красоты духовной, ее своеобразная «оправа».

Полагали, что иконописец пользовался лишь красками, сделанными из местных разноцветных камней. Но более поздние розыски утвердили и иное: основой многих красок послужили малахит, глауконит и лазурит, которых в Ферапонтово, естественно, быть не могло.[10, С33]

Карамзин пишет, что «в сие время Москва славилась иконописцами, Симеоном Черным, старцем Прохором, Городецким жителем Даниилом и монахом Андреем Рублевым, столь знаменитым, что иконы его в течение ста пятидесяти лет служили образцом для всех иных живописцев. В 1405 году он расписал церковь Святого Благовещения на дворе великокняжеском, а в 1408 соборную Святой Богоматери в Владимире, первую вместе с греком Феофаном и с Прохором, а вторую с Даниилом.[2, С414]

Художественное творчество выражалось также в создании миниатюр, украшавших страницы рукописных книг. По этим иллюстрациям мы во многом можем судить о внешности, костюме, ремеслах, быте и жизненном укладе людей того времени.

Карамзин отмечает, что к художествам русским прибавилось еще одно новое: монетное; по крайней мере, со времен Ярослава или со XII века мы, кажется не имели оного. Монетчики назывались денежниками.[2, С452]

Народный костюм

Одежда великокняжеского времени отличалась богатством и торжественностью, в украшениях костюма стали появляться в большом количестве золото, золотые и серебряные изделия, покрытые чернью и эмалью. В то же время у простого народа сохраняется свой, традиционный костюм. Почти вся русская традиционная одежда (наплечная) была накладной, надевалась через голову. Реже встречалась распашная и драпированная одежда. Последняя в народе почти отсутствовала.

По дошедшим до нас изображениям на фресках, гравюрах, живописных полотнах и др. можно судить о большом разнообразии и необычности форм русских головных уборов.

В период татарского ига и роста Москвы Русь была отчуждена от влияния иностранных государств и иностранной культуры. Все силы народа были направлены на борьбу с паработителями, сначала затаенную, а затем и открытую.

Этот период характеризуется развитием искусства древнерусской иконописи. Древнерусская иконопись как неповторимый, непревзойденный в мире образец старинной живописи также содержит сведения о костюме, правда, нельзя с уверенностью утверждать, что та или иная форма одежды встречается на полотнах церковных живописцев в связи с ее реальным существованием в быту данного периода, а не со сложившимися к тому времени традициями иконописи. Однако полностью отрывать изображения иконописных полотен от жизни нельзя. В связи с этим нельзя не назвать "Троицу" А. Рублева Ученые поддерживают вложенную Рублевым в 'Троицу" идею единства: так необходимо было оно русскому народу в те смутные времена. Вся обстановка русской жизни слагалась самобытно, при некотором влиянии татар. Постепенно вырабатывался костюм, значительно отличавшийся от того, который носили в Киевской Руси. Застой общественной жизни и суровые климатические условия определили формы костюма, характеризующиеся неподвижностью и солидностью. Слагается иное представление о красоте костюма. Красота форм русского костюма - это красота статики, покоя, а не движения. Тяжелые, долгополые шубы, длинные кафтаны, длинные висячие рукава определились ко времени Ивана IV и просуществовали до Петра I.

Издавна главное богатство Древней Руси составляли меха: собольи, куньи, горностаевые и др. Поэтому особенной роскошью отличались зимние одежды - меховые шубы и шапки. Меха было так много, что цари платили им жалованье и посылали его в дар иностранным посетителям.[4, С21]

Самой распространенной верхней одеждой русских крестьян того времени был кафтан, или зипун, доходивший до коленей и застегивавшийся на пуговицы. Поверх зипуна в торжественных случаях знать надевала роскошные меховые шубы, которые не снимала даже и в комнатах в гостях или на царских приемах. К кафтану сзади пристегивался. высокий стоячий воротник, известный под названием "козырь", который нередко украшался серебряным и золотым шитьем по бархату и атласу, а также жемчугом и дорогими каменьями. (Отсюда и народное выражение "ходить козырем", т.е. важничать, щеголять.) Кафтаны в зависимости от их назначения были различные - верхние и нижние, становые и ездовые, смирные или траурные, а также дождевые, турские, черкесские, русские и др. Поверх рубахи и штанов мужчины носили кафтаны, узкие, некоторые были с длинными "рукавами.[4, С25]

Женская одежда была похожа на мужскую, только верхняя, под название опашни, делалась несколько шире, сзади пришивался обшитый мехом капюшон. Кафтаны женщины не носили. Рукава женских рубах были узкие, очень длинные, и если делались из кисеи, то набирались на руки. Женщины также носили длинные и широкие шапки, окаймленные атласом или парчой, а иногда еще и с бобровом оторочкой; некоторые носили лисьи шапки.

Боярыни в XV в. носили летом под верхней одеждой летники из атласа или другой легкой ткани. Изготовлялись также телогреи, на которые надевались теплые и холодные душегрейки, похожие на сарафаны, только короче их, без пуговиц, с вырезом на груди. Под этой одеждой носили ферязи или сарафаны. Ферязи, напоминавшие сарафаны, представляли собой широкое платье, застегнутое спереди до низа; без рукавов. Сарафаны носили люди всех сословий: богатые - из дорогих тканей, бедные - из полотна - крашенины, китайки и др. Зимой богатые женщины носили кортели - шубы из дорогих горностаевых и собольих мехов.