Ингушский танец зародился в древние времена. Фольклор и свидетельства исследователей прошлого Кавказа, говорит о том, что у Ингушей в прежние времена был массовый круговой танец. Исследователи описали массовые танцы мужчин и женщин. Все, кто описывал ингушские танцы (Я. Рейнеггс, И.Бларамберг, А. Зиссерман), были потрясены ими. Они пишут: «Их танец – это нечто особенное» или «Живая грациозная пляска». Один из первых, кто описал Ингушский танец, был Якоб Рейнеггс.
В 80-х годах XVIII и., находясь на русской дипломатической службе в Грузии, он совершал частые поездки на территорию Ингушетии. Он описал селения Шолхи и Заурово и отметил, что Владикавказ от них же (Заурово и Шолхи) начало свое получил. Вблизи с.Ангушт он наблюдал массовый круговой танец мужчин. Позднее этот танец описал Иоганн Бларамберг - офицер генеральского штаба Российской империи, служивший в отдельном Кавказском корпусе. В своей работе «Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа» он писал: « Их танец – это нечто особенное. Все зрители, стоящие в кругу, поют, и под звуки каких-то свирелей, волынки или флейты подзадоривают юных танцоров проявить их силу и искусство. В то время все, кто хочет, выходят, один за другим, исполняя всевозможные движения и сальтомортале. Когда все танцоры повторили те же фортели под бурные аплодисменты собравшихся, они берутся за руки и, танцуя, поют. Иногда они образуют один большой круг, который то расширяется, то сужается, затем танец заканчивается теми же прыжками, которые имели место ранее. Чтобы женщины небыли оставлены без подобного развлечения, стараются найти слепого музыканта. Во время праздника они с ним находятся подальше от мужчин и развлекаются, не нарушая обычаев, которые запрещают им показываться чужакам.
В основу многих Ингушских танцев положены мифы, легенды, сказания.
В горной Ингушетии есть знаменитый храм Тхаба Ерды - святилище мужчин галгаевских родов: Жрецом храма был Евло. В храме было два знамени: белое и красное. У Тхаба-Ерды находился «мехка кхел» - «суд страны». При этом в храме постоянно проживали избранные народом, умудренные жизненным опытом старики. Стариков судей содержал народ. А делалось это так: каждый жених после свадьбы обязан был обеспечить содержание стариков на три дня. Кроме того, близ храма Тхаба-Ерды были начерчены два круга: поменьше – в центре, побольше с внешней стороны. Молодожёны обязаны были в присутствии судей станцевать в той полоске, что находилась между двумя кругами. Если кто из танцующих хотя бы слегка задевал ногой линию одного из кругов, внутреннего или внешнего, то старики восклицали: «Э-э, нарто!» Такой возглас обозначал, что кто-то из танцующих нарушил линию. А жених тогда обязан был по прошествии года вновь дать содержание старикам на три дня и вновь станцевать с женою по этому кругу. Такое могло повторится ежегодно, пока пара не станцует безупречно. Ингушский круговой танец был заимствован Кабардинцами и жителями с.Верхний Курп (Исламово), что на границе с Ингушетией и получил название «Исламе». Позже этот танец был распространен на весь Западный Кавказ. У Ингушских женщин были свои праздники, такие как: «Боалам-Дяла», «Тушоли». Об этом рассказывают ингушские предания и легенды. С древнейших времён, вплоть до XIX века, на горе Цей-лоам ингушские женщины отмечали женский праздник, а близ селений Карт и Кок - праздник в честь богини Тушило. Ежегодно весной горянки, оставив свои дела и семьи, на три дня поднимались на вершину горы Цей-лоама. Близ с. Кели находится святилище посвященное верховному богу-Дяла. У этого святилища женщины делали первую остановку. Оттуда по тропе горянки поднимались на самую вершину, где стоят камни Калой-Канта –сложенные друг на друга три огромных камня. По легенде их поставил герой Нартского эпоса Калой-Кант.
На вершине горы, собравшись в круг они избирали самую мудрую из старших по возрасту, благочестивую, поэтому безукоризненно авторитетную женщину своей царицей. Из числа юных, красивых, сильных и чистых девушек ей выделялась «свита» и охрана. Женщины и девушки, одетые в мужские одеяния, вооружённые, предавались далеко не женским делам: пиршествовали и исполняли массовый хороводный танец вокруг «камней Калой-Канта». После танца состязались в стрельбе из лука, боролись, джигитовали, проводили скачки.
К местности, где проходил праздник, не имел право и не смел, приближаться ни один мужчина. Очень интересный танец девушек описывает исследователь XIX в. А.П.Зиссерман, который побывал в горной Ингушетии. Он пишет: «Несколько прихорошенких девушек, одетых в длинные красные или желтые сорочки, ахалуки, подпоясанные решенными кушаками, по горскому обычаю, импровизировали в честь мою песню, превознося мою храбрость, отвагу, меткость в стрельбе, ловкость в верховой езде и тому подобное. После под звуки балалайки и другого инструмента, по волоченным струнам коего играют смычком, как на виолончели, три девушки показали мне образец своей живой грациозной пляски, выделывая с необыкновенной быстротой мелкие, частые па и становясь на кончики больших пальцев, как наши балетные танцорки» (Зиссерман А.П. «Двадцать пять лет на Кавказе» С. Пб., 1879). Герои Ингушского нартского эпоса несли караул, охраняя покой Ингушетии. Эти герои-воины прекрасно были подготовлены физически. В древности у Ингушей существовала целая система боевых танцев, где воины готовились в одиночку или группами с использованием разных видов традиционного оружия. Ингушские воины владели искусством фехтования, стрельбы из лука, метания различных предметов, верховой езды (джигитовка), борьбой, искусством кулачного боя. В обучении искусством кулачного боя они использовали барабан. Барабан и музыка ритмизируют и гармонируют тренировочный процесс. Ингушский танец был прекрасной основой для подготовки воинов. Военные танцы были в двух разновидностях: одни исполнялись с оружием (с двумя кинжалами), другие – без оружия. Ингушский горский танец является трансформацией древнейшей системы боевого и физического тренинга воинов, а также комплекса различных приёмов и упражнений. Танцевальный элемент, тесно переплетаясь с элементами техники, помогают выработке естественности, пластической красоте движения.
Танцевальное движение с использованием ритма барабана и музыки перестраивают сознание, пробуждают интуицию, снимают напряжение и укрепляют дух.
У Ингушей существует традиция сложение героических песен - «илли» посвященных тем или иным славным людям их прошлого.
В одной из Ингушских героических «илли» повествуется жизнь абрека Саламбека из Сагопши. «Генерал обещал расстрелять Саламбека. Когда даже генерал смерть обещает – через суд обещает он её», «Смерти как таковой Саламбек не боялся, но одно дело смерть в бою, другое –на виселице. Тем временем судья подчеркнул слова «повесить его и только»
[ ст. 199], и после этого Саламбек в зале суда, под надменными взглядами судей и этих (дикарей) начал своеобразный эмоциональный танец, с характерными жестами и мимикой. Этим он выражал ненависть к судьям и презрение к смерти. Горы Казбек, Мятлоам и Цейлоам были священными горами Ингушей, на которых, согласно мифологии, обитали их боги. Ингуши - гвилетцы ежегодно приносили жертвы своим языческим богам близ Казбека.
По верованию гвилетцев, вершина горы служила местом пребывания матери вьюг – «Дарза –нанилг». Именно на празднике в честь богини вьюг исполнялся гвилетский танец.
Е. Шиллинг писал: «В Девдорокском ущелье в честь Дарзанянаг Ингушами жителями с.Гвелети, был устроен жертвенник, где летом устраивался праздник с жертвами, пением и плясками. По названию горы Казбек, грузины и ингуши назвали танец горцев этой местности «Казбекским».
Немного позже М. Крашенинников в своих заметках описывает танец мальчика в долине Амалишки. «Где-то вблизи, около меня, оказался человек, который решился громко петь и танцевать перед лицом гор, в торжественной тишине утра, но его голос был чист и молод, а песен дышала такой открытой и светлой радостью, что ничуть не нарушала счастливого торжества природы.
Наоборот она вливалась в неё, новой бурлящей струёй человеческого счастья. Я посмотрел вниз, передо мной на луговой площадке подросток-горец танцевал лезгинку, он был один среди своих овец и сам напевал себе мотив. Свой посох он воткнул в землю и носился, притопывая и изгибаясь вокруг него. То, замедляя, то, ускоряя ход, он точно летал над головами альпийских цветов.
То, вдруг выхватывая свой кинжал, он пригибался вперёд и гнался за своей воображенной красавицей. То с силою вонзал кинжал в землю и перебирая ногами замирал над ним, как трепещущий крыльями ястреб, то вскрывал свой кинжал и делал круги точно преследовал снова и снова замирал под невидимой красавицей, раскрывая объятия и умоляя её о любви, с лицом полным самозабвения и восторга. Юноша танцевал, вёл отдавшись чувству пляски, рождённому в нем светом утра и силою кипевшей жизни.
Лицо его было радостно и в тоже время строго. Сам он был красив и строен и усиливал собой разлитое в утро ликование жизни.
Любуясь картиной я застыл на месте, а извечное движение солнца по- прежнему торжественно свершалось и подросток – горец в самозабвении вел без устали перед его лицом свой вольный танец.
Глава 2. Профессиональное хореографическое искусство Чеченцев и Ингушей как яркое воплощение образа горского народа
В начале XX в. хореографическое искусство России достигло огромных успехов и обрело признание и слову во всём мире.
В советской стране в единстве со всеми областями художественного творчества развивалось в хореографии.
Чеченское искусство
Во многих городах страны были организованны самодеятельные хореографические коллективы, которые впоследствии составили основу для профессиональных ассамблей союзных и автономных республик.