Общепризнанной формой арок Владимиро-Суздальского зодчества, как известно, считается полукруглая. Казалось бы, что в этом отношении сооружения указанного областного зодчества не отличаются от прочих, им современных, в других русских областях. Заострение полукруглых завершений папертей и трехлопастная форма арочек Георгиевского собора в Юрьеве Польском, как явления более поздние и исключительного значения, такому мнению не мешают. Однако, уже внимательное рассмотрение аркатур, опоясывающих Владимиро-Суздальские храмы и обогащающих карнизы их алтарных частей, указывает, что форма арочек в них не всегда одинаковая. Наряду с полукруглыми арочками, центры которых лежат выше линии капителей колонок, на которые они опираются, замечаются арочки подковообразной, также одноцентровой, формы. Эта разница между ними подтверждается фотографическими снимками, исключающими сомнение в личном зрительном и, возможно, оспариваемом, восприятии формы. Ни в изданных чертежах этих аркатур, ни в описаниях ими украшенных зданий, насколько мне известно, подковообразный варьянт арочек не был еще отмечен.
арка имеет здесь значение только в украшении здания, все-таки ее присутствие заслуживает внимания и обсуждения наравне с другими особенностями Владимиро-Суздальского зодчества. Наличие в нем этой формы, занимающей видное место в общей истории архитектуры, само по себе представляется явлением, привлекающим научное любопытство. Гораздо большее внимание следует обратить на особенности, наблюдаемые в очертаниях арок, имеющих в рассматриваемых сооружениях более существенное, чем только декоративное, значение. И здесь, в одном из более древних храмов, внимательный наблюдатель может отметить какие-то отклонения от точной полукруглой формы в очертании подпружных арок. В общем форма их ближе всего напоминает двухцентовую арку с очень тупой, мало заметной стрелкой. При чистой обтеске камней, при кажущейся симметричности обоих сторон арок эти их особенности трудно относить к случайностям кладки. Эта форма, замеченная мною уже давно в очертаниях подпружных арок Преображенского Собора в Переяславле-Залесском, была тогда же проверена обмером одной из них. Обмер дал ряд точек для эпюры кривой, к которой без всякой натяжки подошли два центра, определяющие кривую как тупо-стрельчатую. При осмотре прочих кривых в том же здании оказалось, что в средних закомарах глаз отличает особенности, отмеченные выше для подпружных арок. Полукруглые очертания дверных и оконных пролетов, а также арочек в алтарном карнизе, сомнении не вызывали. В виду такой двойственности форм арок в одном и том же здании, при осмотре древних церквей того же края, как памятников одного архитектурно-исторического ряда, естественно форма арок привлекала особое мое внимание. Такая стрельчатая арка, как указанная в Переяславль-Залесском соборе, не дает вверху резкого пересечения частей окружности, ее образующих, и бесспорно установить ее наличие на глаз в других памятниках без предварительного обмера оказалось невозможным. Изданными чертежами этих зданий руководствоваться в данном случае также трудно, так как специальные обмеры для определения кривых наружных арок в закомарах, а также и внутри зданий, не делались. Среди чертежей по реставрации Успенского собора во Владимире в 1888–1891 гг., исполненных инженером-архитектором Н. Карабутовым, таких обмеров нет. При реставрации Преображенского собора в Переяславле-Залесском В.В. Сусловым указанная выше особенность кривой подпружных арок им замечена не была; очевидно, считая форму арки полуциркульной, он ограничился только точками в их пятах и наивысшей, а промежуточные между ними точки особым обмером не проверял. Позволительно поэтому думать, что все изданные чертежи церквей Владимиро-Суздальского княжества вопроса о действительной форме их арок еще не решают, хотя в этом отношении они между собою согласны и показывают все арки полуциркульными 1. К этим соображениям, однако, следует добавить, что в некоторых осмотренных мною церквах кривые закомар все-таки напоминали своими очертаниями скорее стрельчатую, чем одноцентровую, форму. В общем итоге ответ на эти вопросы один: арки стрельчатой формы в Преображенском соборе неотделимо связаны с первоначальным его сооружением и составляют его органическую принадлежность. Проверка кривых боковой западной закомары южной стены дала совсем иной результат. На чертеже получилась полукруглая форма. Только учитывая ракурс стрелки кривой, мы можем думать о действительной ее стрельчатой форме. Однако, не считая указанный ракурс сколько-нибудь значительным в данном случае и допуская возможность неточности в установлении линии пят, нельзя придавать ему решающее значение. Разница в очертании этих двух закомар мне кажется устраняет всякое сомнение в стрельчатой форме средней. Ее наличие в Дмитровском соборе можно признать без колебаний. Успешный результат этой попытки использования фотографий при определении формы кривых побуждает меня обратиться и к тому фотографическому материалу, который, хотя и не столь убедительно, но все-таки подтверждает существование стрельчатой формы в других закомарах Дмитровского собора. Рассмотрение фотографических воспроизведений вполне подтверждает стрельчатую форму закомар в Покровской церкви. С небольшой разницей получается та же картина, как и в Дмитровском соборе: большинство закомар имеют стрельчатые слегка закругленные вверху очертания и только средние и восточные закомары на северном и южном фасадах рисуются полукруглыми. Приближение к указанной полуциркульной форме средних закомар объясняется особенностями плана. Как здесь, так и в Дмитровском соборе, факт распространения стрельчатой формы на боковые закомары весьма знаменателен. Не сомневаясь более в существовании стрельчатой формы закомар церкви Покрова на Нерли, остается отметить важность ее появления в зодчестве Владимиро-Суздальской области гораздо ранее постройки Дмитровской церкви. Присутствие стрельчатой формы в этих двух архитектурных памятниках заставляет обратить особое внимание на Успенский собор во Владимире. Его более древнее ядро только на несколько лет старше Покровской церкви, а окружающие это ядро пристройки ближе по времени к Дмитровскому собору. Было бы вполне последовательно допустить в каждой из этих, различных по времени сооружения, частей Успенского собора наличие той же стрельчатой формы, в существовании которой в Дмитровском соборе нет сомнений. Однако, имеющийся фотографический материал в пользу такого вывода ничего не дает: арки закомар кажутся полукруглыми. Остается их проверить новыми обмерами. Сохранившиеся в первоначальном виде пристройки церкви в Боголюбове могут дать также материал для выяснения форм арок и сводов в этом раннем и единственном в своем роде сооружении изучаемого зодчества. Арки на его фасадах, судя по фотографиям, представляются полуциркульными.
Первоначальный белокаменный собор был построен великим князем Андреем Боголюбским в 1158–1160 годах. Уже в 1161 году собор был расписан. Согласно сообщению В.Н. Татищева, «по снисканию бо его (Андрея Боголюбского) даде ему Бог мастеров для строения оного из умных земель»; «по оставшему во Владимире строению, а паче по вратам градским, видно, что Архитект достаточный был… Мастеры же присланы были от Императора Фридерика Перваго (Фридриха Барбароссы), с которым Андрей в дружбе был как ниже явится». Однако необходимо заметить, что известный стереотип, связанный с приходом к Андрею «мастеров из всех земель», относится только к работам по украшению Успенского собора: «Того же лета создана бысть церква святая Богородица в Володимири благоверным и боголюбным князем Андреем, и украси ю дивно многоразличными иконами, и драгим каменьем бе-щисла и сосуды церковными и верх ея позлати по вере же его, и по тщанию его к святеи Богородице, приведе ему Бог из всех земель все мастеры и украси ю паче инех церквии». Согласно этому летописному тексту, речь идет не о строителях, а об иконописцах, ювелирах и золотильщиках. Успенский собор 1158–1160 годов был шестистолпным, трёхапсидным, построенным из высококачественного белого камня (качество камня храма Боголюбского было существенно выше, чем камня галерей Всеволода). Сторона подкупольного квадрата – около 6,4 м. По высоте (32,3 метра) храм превосходил Софийские соборы Киева и Новгорода. И стены, и крестчатые столпы относительно тонки, столпам отвечают лопатки – как внутренние, так и внешние (с полуколонками, увенчанными лиственными капителями; профиль лопаток над аркатурно-колончатым поясом усложнён валиком). Переход от подпружных арок к центральному 12-оконному барабану осуществляется через тромпы, и эту конструкцию можно считать уникальной для домонгольского зодчества Северо-Восточной Руси. По данным раскопок 1951–1952 годов, Успенский собор Боголюбского имел три притвора. Цоколь представлял собой простой непрофилированный отлив, как и в храмах Юрия Долгорукого. Стены собора пересекал аркатурно-колончатый пояс (часть его сохранилась на северной стене), над ним – лента поребрика. Капители колонок близки к романской «кубической» форме, в базах – клинчатые консоли. Простенки между колонками были оштукатурены и украшены фресками. Фундамент храма 158–1160 годов представляет собой булыжники, пролитые раствором не на всю глубину, а лишь на два верхних ряда. На них был положен мелкий белокаменный бут и затем были возведены стены. Вход на хоры собора осуществлялся через лестничную башню, примыкавшую к западному пряслу северной стены храма. Храм 1158–1160 годов был украшен скульптурным декором зооантропоморфного типа. Этот декор при обстройке собора галереями во второй половине 1180-х годов не сохранился, но Н.Н. Воронин обоснованно полагал, что фрагменты этого декора присутствуют на стенах всеволодовых галерей. Фасады членились сложными пилястрами с коринфскими капителями, а по горизонтали разделялись на два яруса аркатурным фризом. В центральных закомарах находились рельефные композиции «Три отрока в пещи огненной», «Вознесение Александра Македонского на небо» и «Сорок мучеников севастийских», а также львиные и женские маски. В интерьере собора сохранились фигурные «капители 1158–1160 гг. в виде сдвоенных лежащих львов. Живопись собора сохранилась фрагментарно. К росписи 1161 г. относятся фигуры пророков между колонками северного аркатурного фриза (в северной галерее). Вопрос о количестве глав этого храма до недавнего времени являлся весьма спорным (в частности, Е.Е. Голубинский полагал храм пятиглавым, Н.Н. Воронин – одноглавым). В начале 2000-х годов анализ летописных источников, проведенный Т.П. Тимофеевой, и архитектурно-археологические исследования С.В. Заграевского показали верность гипотезы Е.Е. Голубинского о пятиглавии храма Боголюбского. (Рис. 2)