«Где нет картины, там картина», – гласит одна из популярных максим живописной традиции в Китае. Эффект «присутствия отсутствующего» пробуждает зрителя к «странствию духа», требует домыслить несказанное, вообразить отсутствующее, дорисовать мысленно то, что скрыто за «облачной дымкой».
Занятие живописью уподоблялось некому таинству и требовало от художника предельной концентрации духа и даже по виду напоминало настоящий ритуал: художник, «выбрав счастливый день и воскурив благовония, садился за чистый стол у светлого окна» и брался за кисть лишь после того, как в душе воцарится мир. Он должен был «проникнуть духом» в изображаемый предмет, «вместить его в себя» и воссоздать его символически-законченный, «подлинный» образ. «…Тот, кто хочет мастером живописи, должен в чувствах своих вознестись над всем миром. В нем воля должна предшествовать кисти. Вот что называется: «когда внутри нет изъяна, вовне выявляются образы».
В Японии в XV в. появляется самостоятельный жанр живописи тушью, получивший название «созерцание водопада». На многочисленных и достаточно однотипных свитках, посвящённых этому мотиву, мы видим, как правило, фигуру поэта или отшельника, остановившегося где-нибудь на хрупком деревянном мосту в ущелье между гор, любующегося красотой струй водопада. Считается, что человек, погрузившийся в созерцание «небесной реки», слушающий звуки падающей воды, способен пережить озарение. Символом Дао, выражающим его вечно изменчивую природу, были туман и облака – «небесные горы», про которые китайские художники говорят: «…кто научится их рисовать, сумеет изобразить утончённый исток всех вещей». Подобно воде, облака выражают изменчивую природу Дао и являются символом духовной свободы и непривязанности.
По словам В.В. Малявина, «плывущие облака» – аллегория жизненного пути, и несказанной легкости просветленного духа. Плывущие облака – это вершина свершений земного бытия; мудрый человек «с утра наблюдает формы облаков и так выправляет себя». Их полупрозрачная вуаль одновременно скрывает и выявляет формы, ещё точнее – скрывает наглядное и обнажает сокрытое, скрадывая действительное расстояние между предметами.
В открывающихся взгляду картинах природы средневековому художнику виделись сложные знаки и символы, исполненные глубокого смысла. Европейскому зрителю трудно, например, заподозрить в таком мотиве, как мотылёк, бабочка наличие глубокого философского подтекста. А между тем, этот мотив в дальневосточном искусстве лишён того легкомыслия, который отличает его в европейском, русском искусстве, где он несёт чисто эстетическую функцию. Живописное изображение бабочки в китайской традиции чаще всего рассчитано на ассоциацию с чрезвычайно популярной притчей о бабочке и философе Чжуан-цзы. В ней раскрыта относительность понятий различия и тождества, относительность сна и яви. Чжуан-цзы приснилось, что он – бабочка; проснувшись, он погрузился в сомнения: ему ли приснилась бабочка или бабочке снится, что она Чжуан-цзы.
Особой популярностью среди китайских и японских живописцев пользовалась сосна. Это вечнозеленое дерево считалось символом долголетия и высокой нравственной чистоты. Оно было олицетворением конфуцианской сдержанности и стойкости.
Одним из наиболее излюбленных образов дальневосточной живописи являлась ива, которая считалась символом скромной красоты и утонченности; она – знак весны в природе, атрибут богини материнства и потому символ красоты и доброты. Ее красота, гибкость, хрупкость воспеты великими китайскими и японскими поэтами и воплощены во множестве живописных полотен. Женское изящество, кротость поэты уподобляли гибкости ивы.
Ива – символ солнца и весны. Одно из первых деревьев, распускающих свои листья под лучами весеннего солнца, ива может расти почти везде, обладает особой жизнеспособностью и надежно предохраняет от нечистой силы. Ива может, согласно народным поверьям, одолеть демонов и изгонять злых духов. Ивовым веником обметают могилы перед праздником. Ивовые ветки порой помещают над дверью жилища, веря, что это принесет добро семье.
Лотос – символ чистоты, святости, созидающей силы. Пышный лотос, вырастающий нежным и светлым из ила и тины, не просто красивый цветок: дальневосточные художники вкладывали в изображение лотоса особые чувства, так как этот цветок знак чистоты человека с незапятнанной жизнью, стойко проходящего через грязь и соблазны. Первоначальный смысл этого символа может быть виден из следующего сравнения: так же как лотос прорастает из темноты ила к поверхности воды, раскрывая бутон после выхода на поверхность, также точно и ум человека, раскрывает свои качества только после выхода из мутного потока страстей и невежества и преобразует темные силы глубин в лучистую чистоту просветленного сознания.
С древних времен лотос почитался священными арийцами, индусами, египтянами и после них буддистами. Он чтился в Китае и Японии и был принят, как христианская эмблема греческой и римской церковью, которая, заменив лотос лилией, сделала его символом Вестника. В христианской религии, в каждом изображении Благовещения, Архангел Гавриил является Деве Марии, держа в руке ветку лилий.
На востоке лотос символизирует также идею создания и зарождения. У индусов лотос – эмблема производительной силы природы. Семена лотоса еще до прорастания содержат совершенно сформированные листья и миниатюрный прообраз того, чем станет совершенно развившееся растение.
Когда говорят о символике дальневосточного искусства, о его декоративности, то имеют ввиду в первую очередь тот жанр, который получил название «цветы, птицы, ветер, луна», рассматриваемый в китайском и японском искусстве наряду с пейзажем как самый популярный. Жанр этот чаще всего обращается к изображению так называемых «четырех благородных» цветов: орхидея, дикая слива сорта «мэйхуа», бамбук и хризантема, каждый из которых является одновременно воплощением определенного духовного начала, не надуманного, но находящего свое подтверждение в характере и свойстве самого цветка.
Живопись «четырех благородных» цветов как особый раздел жанра «Цветы и птицы» возникла в X веке и получила сразу же необычайное развитие.
В IV столетии в период Юань под знаком орхидеи развивалась вся китайская культура. Орхидея была воплощением простоты, чистоты и скрытого благородства, поскольку цветок этот лишь по сильному благоуханию можно отличить от простой травы.
Постоянный образ классической поэзии – хризантема, поэтому этот жанр живописи особенно полон литературных ассоциаций.
Она прекрасна, скромна и целомудренна, – говорят о ней художники, – «гордая в инее», воплощение торжества осени. Суть этого образа, воплощенного в монохромной живописи, – в духе уединения, в несовместимостью с пошлостью. Этот цветок – символ возвышенного одиночества.
Одним из самых излюбленных объектов эстетического воплощения в живописи был бамбук, символизирующий, в свою очередь, молодость, душевную стойкость, мужество и благородство. В самом деле, вечно зеленый, достигающий за сотни лет своей жизни такой удивительной высоты и крепости, что оказывается способным стать фундаментом для строящихся мостов и зданий, он вполне оправдывает издавна приписываемые ему духовные качества. Существуют примеры, когда сооружения из бамбука, соответственно обработанные и покрытые лаком, стояли невредимо в течение многих сотен лет. Легендами окружено и такая особенность бамбука, как его исключительно быстрый рост. По интенсивности роста с ним, пожалуй, не может сравниться ни одно живое растение. Известны случаи, когда бамбук в течение суток вырастал на целый метр, т.е. рос буквально на глазах. Кроме того, бамбук обладает исключительными эстетическими качествами.
В японском и китайском искусстве, столь богатом символикой, бамбук считался олицетворением моральной чистоты и справедливости, несгибаемости духа и высокой нравственности. В известной притче о самом Конфуции рассказывается, что когда Учитель находился в Цичжоу, где произрастало много бамбука, его настолько привлекли и заворожили мелодии шелестов и шорохов листвы бамбука, что он совсем забыл про еду и в течении трёх месяцев не вспоминал о мясе. Именно тогда он, обращаясь к своему ученику, произнёс свой знаменитый афоризм: «Лишённый мяса человек худеет, лишённый бамбука – становится пошлым».
Творческий процесс создания живописного изображения бамбука предстаёт в рассуждениях китайских теоретиков, философов, художников как некое таинственное и даже мистическое действие, которое можно совершать лишь в редкие мгновения наития и вдохновения: «Перед тем, как рисовать бамбук, надо, чтобы сначала его образ сложился в сердце. Взять кисть, всмотреться в приготовленный лист бумаги и увидеть то, что хочешь изобразить… Пусть кисть не останавливает своего полета, гонится за тем, что было увидено. Словно вспугнутый заяц, словно сокол в падении на добычу. Чуть расслабишься – и все пропадет». «Монохромный бамбук требует особой сосредоточенности духа, совершенства и тонкости. Без накопления внутренних сил этого не достичь».
С популярностью бамбука в классической дальневосточной живописи соперничать может, пожалуй, только причудливо изогнутая ветка цветущей сливы, красоту которой необыкновенно тонко передали художники Китая и Японии. Она развивалась параллельно с живописью бамбука. Большая популярность живописи сливы объяснялась философским содержанием, заложенным в ней, её поэтической интерпретацией и особенно общенациональной этической символикой. Подобно бамбуку, слива символизирует благородную чистоту, стойкость, несгибаемость, т. к. живые соки сохраняются в деревьях и в лютый мороз. Поэты – патриоты нередко обращались к символике сливы для выражения идей стойкости и независимости.