Впереди долгий и трудный путь, на котором нашим потомкам предстоит укоренить ряд ключевых социальных истин. Вопреки мнению X. Ортега-и-Гасета («Восстание масс», «Дегуманизация искусства») предназначение элиты состоит вовсе не в дистанцировании от массовой культуры и не в отстраненном творении все более удаляющейся от нее «полярной сверхкультуры», изоляционного «суперискусства». Напротив, избранные (остальной частью общества) творцы обязаны преодолевать всякий снобистский параллелизм и расширенно воспроизводить открытую элитарную культуру, адаптируемую к организованной массе, творчески подпитываемую и «сверху» и «снизу».
Элитарная и массовая культуры представляют два взаимосвязанных структурных механизма творчества, которые, исторически сближаясь, частично синтезируются в одно целое. Таким образом формируется и разрастается перспективный промежуточный тип элитарно-массовой культуры.
Трудно представить элитарного экономиста, который бы чурался перспективных форм массового искусства, даже когда оно выступает в каких-то игровых (экзотических, юмористических) формах. Любому творчески продуктивному индивидууму, принадлежащему к той или иной когорте элиты, не помешают, а обязательно помогут в меру проявляемая наклонность к иронии и самоиронии, здоровое чувство юмора, любовь к фольклору, народному творчеству. Нельзя стать инеграл-гуманитарием, не приобщаясь к различным видам и результатам творческой деятельности, не проявляя интереса к многогранному искусству и тонкой философии любви. Элитарная культура – квинтэссенция общей культуры.
1.2 Массовая культура
В любом современном обществе существует (а кое-где и преобладает) межсоциальная, точнее, общесоциальная культура, представляющая собой не механическую сумму социальных культур, а их качественно новую, ценностно дифференцированную систему.
Массовая культура – коллективная культура, состоящая из неких общих усредненных образцов деятельности, стереотипов чувствования, мышления, действия, а также общепринятых правил, вошедших в привычку норм поведения, расхожих сценариев, репертуаров общения, социальных инстинктов и реакций, бытовых установок и традиций, распространенных общественных мнений и стандартизированных вкусов.
В историческом (а не ситуативном) измерении наиболее ценным образованием массовой культуры являются этническая культура и ее репрезентативное образование – фольклор и (чисто игровой) постфольклор, а наименее ценным – разномастный китч. Фольклор представляет традиционные, проверенные временем материальные и духовные устои жизни национального сообщества, глубинные пласты народного творчества и художественного менталитета, «кристаллы» житейской философской мудрости. Туркменские пословицы гласят: «Кто без знания – тот без глаз»; «Кто закрывает глаза – будет глотать камни». Грубоваты, но исторически правдивы, не лишены юмора поговорки белорусов-кривичей: «Хороши блины из печки, рыба – из речки, мясо – из-под ножа и баба – из бани»; «Хвали день вечером, лед – когда по нему пройдешь, жену – после первой брачной ночи и барина – в гробу».
Ярко выделяющаяся отличительная особенность белорусской национальной культуры состоит в том, что в ней обнаруживают и проявляют себя максимальное сближение материальной и духовной культур, с одной стороны, и взаимное проникновение элитарной и массовой – с другой. В ней (белорусской культуре) взаимно проросли друг в друга и подверглись известному опрощению фольклор и литература, прикладное традиционное искусство, художественные ремесла и профессиональное изобразительное творчество. Исторически в Беларуси сложился уникальный элитарно-массовый фольклор и неповторимая фольклорно-массовая элита. Это важное подспорье для утверждения в целом в качестве ведущей возрожденной элитарно-массовой культуры по преимуществу. Формообразование, морфогенезис аналогичных промежуточных культур основополагаются русским и украинским художественными менталитетами (сплавы эстетических предрасположенностей и предпочтений).Среди славян исторические белорусы отличаются наиболее ярко выраженными традиционалистскими установками. Это находит отражение, в частности, в благоговейном почитании ими аутентичного фольклора и стародавних ремесел, прикладного традиционного искусства. Аутентичный Фольклор естественно продолжается в фольклоре стилизованном, сценичном, постфольклоре, фольклоризированной поэзии (и драматургии). Последняя подчас причудливо сочетает в себе традицию и постмодерн, находясь в границах, которые условно можно обозначить «Шнскай шляхтай» В. Дунина-Марцинкевича (одного из родоначальников «беларускага адраджэння») и сборниками «У горадзе валадарыць Рагвалод...» и «Вастрыё стралы» А. Рязанова, самобытного белорусского поэта (в этих произведениях им художественно реконструированы базисные символы и векторы национальной картины мира).
В ожидаемом будущем творческий традиционализм – единый стиль нашей демократической культуры и цивилизации – поднимется на качественно новую ступень самостоятельного развития, оживив путеводные следы былой славы, растопив потемневший лед забвения.
Имеющее длительную историю взаимопроникновение народных и профессиональных форм художественного творчества наблюдается и в русском искусстве, о чем писал австрийский "поэт Р.-М. Рильке в статье «Основные тенденции в современном русском искусстве» (1902). Он отмечал, что древние промыслы «живут в русском народе в виде художественной вышивки на полотенцах и одежде или в виде разных деревянных изделий, близких друг к другу великолепием своих цветных узорных мотивов. Их изучал Васнецов, кое-какие образцы были воспроизведены в мастерской, руководимой Еленой Поленовой». Знатоком подобных образцов Р.-М. Рильке считал художника С. Малютина, который, «усвоив богатый и сильный язык их линий и красок», выполнил «любопытные декоративно-прикладные работы (ковры, шкафы, изразцы), но особенного своеобразия его творческая манера достигла при оформлении детских книг». Рильке импонировало то внимание, с которым молодое поколение относилось к вещам и предметам утвари, изготавливаемым народом. «Это опять-таки один из путей (и, разумеется, самый надежный), по которым русская душа пытается выйти к искусству. Эти попытки все время продолжаются. Ведь если говорить по существу, душа этих людей, которые живут, погрузясь в глубокие раздумья, стремится к живописному образу... к большому искусству».
Показательна в плане приверженности традициям народного творчества и украинская культура. В ней, к примеру, в условиях современности не произошло резкого рассогласования музыкального фольклора и эстрадного искусства. Нельзя обойти также вниманием рельефное выделение в национальном характере, жизненном и художественном творчестве украинцев искрометного игрового и юмористического моментов, что нашло яркое отражение в ранних, насыщенных ярким фольклором произведениях Н. В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Тарас Бульба»).
Родственные по духу, близкие по стилю русская, украинская, белорусская культуры должны сыграть ведущую роль в грядущем новообъединении славянского мира.
Общий культурный подъем каждого общества целиком зависит от прочности и глубины творческого союза элитарной и массовой культур, а также от меры активности их посредников и от степени эффективности посреднических форм художественной коммуникации. К числу таких форм принадлежит и частушка, которую любят и понимают все слои населения славянских стран. Как это ни покажется странным, но максимальная свобода комбинаций речевых образов (метафорическая раскованность) и наиболее рельефное выражение различных стилистических фигур сквозь языковые отклонения обнаруживаются в самой простой форме в «низовых» поэтических жанрах. Частушку следует по достоинству оценивать в качестве эвристически потенцирующего начала культуры – игрового ингредиента народного творчества.
На расковывающее действие этого «низового» жанра ранее указал Павел Флоренский в статье «Несколько замечаний к собранию частушек Костромской губернии Нерехтского уезда». Он привел ряд веских причин, объясняющих, почему жанр искрометной частушки, имеющий длинную историю в славянском (и не только славянском) мире, стал притягателен для людей разных профессий и образовательных цензов. Частушка – это свобода чувства, вольно выражаемая мысль-настроение:
На горе стоит аптека, любовь сушит человека. Не любила – была бела; полюбила – побледнела.
Художественная форма здесь полностью соответствует содержанию. «Эта прерывистость мысли, порою кажущаяся (но на деле не таковая!), – отмечал П. Флоренский, – крайнею субъективностью случайных ассоциаций весьма сближает частушку с лирикой современных поэтов-символистов, пропускающих промежуточные вехи на пути мысли и оставляющих лишь крайние. Такому сближению способствует и формальная особенность частушек, тоже имеющая себе параллель в новой поэзии. Я имею в виду стремление (достигаемое особыми стилистическими приемами. – И.Ш.) к звучности».