Большинство чисто балетных трупп, появившихся в 1960-х годах, многое заимствовали у Баланчина, ображались підчас и более давним традициям, возобновляя старые балеты, но в сфере классического танца открытий не было. Новым было другое; появление большого числа работ, которые трудно причислить только к балету или к «танцу модерн». Особенностью периода стало размывание границ между этими двумя направлениями. Если в 1930-40-х годах они были откровенными антагонистами и ни о каком взаимодействии не могло быть и речи, то к 1960-м годам противостоянию пришел конец. Многие «балетне» хореографы поседующих десятилетий, такие как Джон Фелд, черпают из источника свободного танца, а выходцы из среды «танца модерн» не чураются классики; это верно не только в отношении Глена Тетли, Джона Батлера или Нормана Уокера, но даже Мерса Каннигхэма.«Танец модерн» продолжал развиваться. К концу Второй мировой войны он завоевал прочне положение на американской сцене. Позади были трудности, пережитые поколением 1930-х годов, которое утверждало свои идеи, сталкиваясь со всеобщим непониманием и враждебностью, борясь с нуждой. Марта Грэхем была в это время в зените славы и, совместно с художником Исамо Ногучи, продолжала ставить свои экспрессионистичные мелодрамы, разрабатывая знаменитые мифы прошлого; «Клитемнестра» (1958), часть балета «Эпизоды», посвященная Марии Стюарт (1959), «Легенда о Юдифи» и «Федра» (обе в 1962). В конце 1940-х были изданы и некоторые из самых знаменитых работ Дорис Хамфри. Кроме того у Грэхем, Хамфри, Вайдмана были теперь многочисленные ученики и последователи. Они основывались на достижениях учителей, но в то же время шли дальше их. Каждый- и в этом состоит одна из особенностей «танца модерн», основанном на самовыражении,- разрабатывая собственную лексику, отвечавшую его собственным задачам, искал свои особенные средства выражения.
Эти выразительные средства черпались из разных источников. Не только из классического танца, о чем упомянуто выше, но в еще большей степени из национальной хореографии. Прежде всего, негритянской. Одна из особенностей «танца модерн» этого периода- мощный вклад исполнителей и хореографов- негров: Катрин Дэнхем, Перл Примюс, Алвина Эйли, Талли Битти, Доналда МакКейла и многих других. Танцовщики обращались также к наследию индейского и латиноамериканского населения (Хосе Лимон), американскому народному танцу (Софи Маслов, Джейн Дадли), танцу Востока и Индии (Джек Коул), опирались на пантомиму и цирк (Лотте Гослар), использовали сочетания движения и слова (Нина Фонароф), постоянно прибегали к движениям спортивным и бытовым. Кроме того «танец модерн» питался также достижениями постановочной техники, позволяющей на основе новейшей электронной аппаратуры добиваться невиданных ранее эффектов, как звуковых, так и световых. Самый яркий тому пример – постановки Алвина Николая. Тем не менее, к 1960-м годам выросло поколение артистов, которым идеи и формы традиционного «танца модерн» казались безнадежно устаревшими. Их неприятие того, к чему призывали наставники, их бунтарство, то направление, которое приняли их поиски, вызвали к жизни новое течение американского танца. Его часто, правда, не без оговорок, называют танцем «пост – модерн».
Искания танцовщиков этого направления были связаны с новой музыкой: конкретной, где использовались любые шумы, электронной, создаваемой с помощью электронной аппаратуры и др. Они были связанны и с новым изобразительным искусством, будь то нью-йоркская школа («абстрактный экспрессионизм») с ее коллажами, включавшими повседневные предметы – обрывки газет и афиш, банки, бутылки и прочий бытовой мусор, - будь то более поздние направления, в частности, поп-арт.На танец повлияли также эксперименты в области театра: например, «хэппенинги» Энн Халприн, с которой многие танцовщики этого поколения работали. В этих представлениях действительность как бы превращалась в явление театрального искусства, театр и жизнь смешивались воедино. Участниками были, наряду с актерами, музыканты, художники, а также люди, никакой подготовки ни в одном виде искусства не имевшие. Здесь намеренно разрушалась структурная логика, которой обычно подчиняется театральное произведение, намеренно избиралось нетрадиционное сценическое пространство, совмещалось несколько действий и т. п. Наравне с композиторами, художниками, людьми театра, танцовщики тоже стали освобождаться от прежних представителей о том, что есть их искусство; что есть танец и каково его содержание. И занялись поисками новых подходов к созданию танца и новых его форм.
К 1960-м годам на американской сцене сосуществовали самые разные коллективы. Не только балетные, но и труппы традиционного «танца модерн», наряду с новыми, идущими своим путем. А рядом с ними и в споре со всем и вся- группы «пост- модерн».Танцовщики хореографы негритянского происхождения внесли большой вклад в искусство танца США, особенно это относится к эстраде и «танцу модерн».В мюзик-холлах негры чечеточники, как и исполнители танцев под джаз, появились уже в 1920-е годы. В 1930-х, когда стал развиваться «танец модерн» (в частности, то его направление, которое опиралось на фольклор), возник повышенный интерес и к афро-американской культуре. Ученый-антрополог и танцовщица Катрин Данхэм не только защитила диссертацию на тему «Танцы Гаити», но и поставила ряд танцев в ревю и мюзиклах и специальные программы, в 1940 году «Тропики и Горящий джаз- от Гаити до Гарлема», а позднее ряд других, основанных главным образом на танцах Карибских островов. Перл Примюс сосредоточилась на фольклоре Африки. Она автор серии танцев, включающих местные церемонии («Африканский церемониал», 1943, «Свадьба», 1961 и др.), танцы военные, трудовые, исполняющиеся на карнавалах, житейские сценки и т. п.
Другие хореографы- негры, подвизавшиеся на поприще «танца модерн» в 1940-50-х годах уже не ограничились воспроизведением фольклора, а создавали тематические спектакли, часто на основе музыки джаза.
Доналд МакКейл поставил в 1951 году «Игры», затем самую знаменитую свою работу «Радуга вокруг моего плеча» («The Rainbow’round my Shoulder»,1959) о основанных цепью каторжанах, их воспоминаниях, их попытке бежать, их гибели. Талли Битти создал получившие широкую известность спектакли «Дорога поезда Фэби Сноу» («The Road of Phoebe Snow», 1959) о жизни молодежи в бедняцких районах, примыкающих к железнодорожным путям, и сюиту «Приди и возьми эту красоту горячей» («Come and get the Beauty of it hot», 1960), построенную на джазовом танце. Однако наибольшую известность среди танцовщиков и хореографов- негров получил Алвин Эйли, возглавивший в 1958 году труппу Американский театр Алвина Эйли, отличающуюся от других трупп «танца модерн» тем, что здесь особое внимание уделяется постановкам, представляющим культуру черного населения США. В репертуар его труппы вошли многие произведения хореографов- негров, в том числе упомянутые выше, и он создал немало собственных произведений.
«Откровения» (1960)- большой спектакль в трех частях, где использована негритянская фольклорная музыка религиозного характера: спиричуэлс, песни-проповеди, песни библейского содержания. Но характер движений не носит специфически национального характера; это язык «танца модерн», которому Эйли учился сначала у Лестера Хортона, в чьей труппе он работал в начале 1950-х годов, затем у многих ведущих представителей этого направления- Марты Грэхем, Ханьи Хольм, Дорис Хамфри, Анны Соколовой. Воспринятое от них он переправил в свою собственную технику. Все танцы этого трехчастного спектакля основаны на духовных песнях, обозначены их заголовки и в какой-то мере раскрывают их содержание. Первая часть открывается необычайно выразительной группой, которая стала своего рода «визитной карточкой» для всей труппы Алвина Эйли. Шесть женщин и трое мужчин стоят рядом лицом к зрителю таким образом, что занимающие первый ряд склонились почти до земли, а чем дальше вглубь, тем наклон вперед все меньше, так что все фигуры видны. Вернее, видны туго натянутые на согнутых коленях женщин длинные юбки и раскинутые в сторону, наподобие крыльев, руки женщин и мужчин так что кажется - перед нами стая рвущихся вперед больших прекрасных птиц.
Первая часть окрашена в мрачные тона и идет в полумраке. Спиричуэлсу «Укрепи меня, Иисус» («Fix me, Jesus») соответствует адажио женщины и мужчины, которое воспринимается как мольба о помощи. Оно завершается красивой «летящей» позой, когда женщина как бы рвется вперед и вверх, стоя ногами на бедре партнера, который держит ее за одну вытянутую руку, сам сильно откинувшись назад.
Вторая часть, именуемая «Веди меня к воде» («Take me to the water»),- светлая, жизнерадостная. Сцена залита светом, через нее протянуты две длинные полоски ткани - голубая и белая, имитирующие реку, а исполнители, тоже одетые в белое, как бы купаются в воде, очищаются в ней. Один из главных эпизодов в этой части - женское соло, которое исполняла высокая стройная негритянка (лучшей исполнительницей была Джуди Джемисон), держащая над головой большой белый, старинного вида, украшенный оборками, зонт, которым она играла, то вскидывая его то опуская.
Третья часть начинается со стремительного мужского трио на спиричуэлс «Грешный человек» («Sinner Man»): они выражаются на сцену и несутся вперед, как бы убегая от настигающей опасности. Контрастом этому танцу служит комический эпизод «День прошел и окончился» («The Day is Past and Gone»): женщины выносят табуретки, чтобы посидеть и посудачить на закате. Завершается спектакль общей пляской, преисполненной такой радостной энергии, что зрительный зал неизменно взрывается бурными аплодисментами.
Техника Марты Грэхем
В балете все закруглено- положение рук, мягкие плавные переходы от позы к позе. В танце Грэхем (особенно на раннем этапе) на первое место вышли угловатые движения. Здесь все было резко, отрывисто, напряженно. Взгляд не отдыхал, созерцая гармонию, он (а вместе с ним и сознание зрителя) все время как бы натыкался, ушибался о неровности, углы, потому что утверждала Грэхем, такова настоящая жизнь.