Послеосевые культуры Древнего Востока
Культура Индии проникнута глубокими значениями и смыслами, которые свободно распознает индиец в загадочном облике своих богов и причудливой архитектуре древних храмов. Особую роль в реконструкции культуры Древней Индии играют письменные источники, прежде всего наиболее ранние тексты - «Веды» (ведение, знание). Среди них по своему значению выделяется Ригведа» - совокупность религиозных гимнов. «Человек и Бог, отношения между ними - вот что лежит в основе ранневедийской модели мира. Создатели гимнов - риши, священные поэты, — как бы осуществляли эту связь. Именно им открывалась тайна божественного, именно они, обладая особым вдохновением мудрости и интуиции, сумели разглядеть мир богов, скрытый от простых индийцев. Отсюда гимны - это и священный рассказ о небесной обители, о могуществе небожителей, и просительная молитва, сочиненная и произнесенная так, чтобы помочь жаждущему».
Главным принципом ригведийского видения мира было обожествление природы как целого (сообщество богов-небожителей) и отдельных явлений природной и социальной жизни:
• Индра — бог грозы, могущественный воин;
• Варуна — бог мирового порядка и справедливости;
• Агани — бог огня и домашнего очага;
• Сома — бог священного налитка.
Авторы ведийских гимнов, переходя от единства мира к его многообразию, «усматривают единый закон развертывания этого многообразия (одновременно космический, социальный и моральный)». Важность этого закона (именуется ритой, реже дхармой) состоит в том, что он, с одной стороны, открывает путь к микрокосмосу - где господствует закон воздаяния за доброе и злое -карма, с другой - включает социоприродный порядок в порядок космический. Идея кармы, как и идея вечного круговорота жизни, перерождения души (сансары), направляли размышления о жизненном пути в русло самосовершенствования: твое перерождение определяется суммой хорошего и плохого в жизни предыдущей.
И все же наиболее отчетливо личностный пафос религиозно-духовной культуры Древней Индии выразил буддизм (в борьбе с которым, в частности, и формировался индуизм), так же как и индуизм, сохранив основные темы ведийской культуры, но значительно преобразуя их, реформируя ведийскую религию, выделив особую роль в иерархии живых существ человеку и выдвинув в качестве основного вопрос о его жизненном пути и избавлении от страданий. Основателем буддизма признан принц Сиддхартха Гаутама (Шакьямуни- мудрец из рода Шакья), получивший впоследствии имя Будда («просветленный»). Проповеди Шакьямуни обосновывают пути достижения нирваны, т.е. того, как избежать страданий вечного перерождения (сансары) и обрести состояние покоя и блаженства.[3]
Глава 2. Попытки определения мистики
Невозможно представить себе изначальное восхождение к знанию тайноведения, античную культуру – без мистерий, средевиковье – без гностической эзотерики. Мистика – исторически давний и разноликий феномен. Она вплетена в ткань исторической культуры, не отторжима от нее.
Мистическая духовная традиция – ценнейший пласт культуры. Но эта традиция не является архаической, прошлой. Она сопровождает человеческую историю от истоков до наших дней.
Что же такое мистическая духовная традиция? Прежде всего важно отметить, что ее порождает, на чем, вообще говоря, она основана. В европейской философии укоренен взгляд, согласно которому религия и особенно мистика недоступны рациональному познанию. Вот почему в западной культуре нет признанных определений мистики, строгого анализа ее разнохарактерных Проявлений. Мистика зачастую вообще противопоставляется Науке и философии как нечто, не имеющее прочных корней и Перспективы развития в истории.
Нередко европейские исследователи проводили различие между Философией и мистикой. Если философия оценивалась как универсальное, всеохватное сознание, то мистика зачастую воспринималась как сугубо индивидуальное, хотя и распространенное переживание. Подчеркивалось, что философия, в отличие от мистики, располагает огромным интеллектуальным потенциалом, ментальной изощренностью. Мистика же вообще не апеллирует к разуму, поскольку имеет дело с явлениями чувственного мира. Мистицизм, т.е. истолкование мистики, хотя и использует рассудочную форму, отнюдь не выступает во всеоружии интеллекта.
В европейской культурной традиции от Платона до К. Поппера философия трактуется нередко как некая высшая форма сознания, в то время как мистика воспринимается в качестве партикулярного духовного феномена, имеющего крайне узкую сферу распространения.
Оговоримся, что такое противопоставление философии и мистики не всегда было свойственно европейской культуре. Средневековье было временем возрождения античной мистики, что, несомненно, сказывалось и на оценке данного феномена. Тертуллиан и Бёме были далеки от негативной оценки интуитивно-созерцательной формы постижения реальности. В период романтизма конца XVIII -начала XIX в. мистический опыт вообще оценивался как ценнейшее достояние.
Религиозные мыслители России XIX и начала XX в. признавали за мистикой высокий духовный статус. В рассуждениях православных философов мистика - отнюдь не свод наивных иллюзий, слепых верований, помутнений души. Для них это древняя и глубокая духовная традиция. Рассматривая культуру как совокупный духовный опыт человечества, они видели в этой сокровищнице достояние, восходящее к специфически человеческому. Русские философы без труда различали в культуре разных эпох просветление разума и чудо, веру и знание, прагматизм и романтику, рассудочность и интуицию, упорядоченность духа и экстаз, аскетизм и чувственность...
Несмотря на бурное развитие знания, многие люди до сих пор верят в существование иных миров. Истово собирают сведения о гуманоидах и супербогах из космических цивилизаций. В мистических трактатах они пытаются отыскать древнее утраченное знание, в мантре — возможность слиться с Духом. Кое-кто побаивается всесильного «дурного глаза». Многие надеются на внезапное и исступленное богообщение. Кому-то ужасно хочется набросить на себя желтое сари и поставить чудодейственную точку на переносице.
Слово «мистический» часто употребляется в смысле, тождественном по существу со словом «религиозный». Между мистикой и религией существует различие, которое в культурологическом смысле можно считать принципиальным. Ознать это несовпадение двух феноменов можно, судя по всему, если попытаться описать состояние человека, захваченного религиозным или мистическим опытом.
Книга известного американского философа у. Джеймса «(Многообразие религиозного опыта», написанная в самом начале нашего века, претендует на всепроникающее постижение феномена религии. По существу, это своеобразная энциклопедия мистических переживаний, свод исповеданий святых и пророков, размышление над интуитивными прозрениями, к которым автор относится с предельным вниманием и исследовательской пытливостью.
Философ отвергает бесстрастное, умозрительное, чисто интеллектуальное истолкование религии. Он видит в ней живое, трепетное чувство, невыразимые и многочисленные роптания души и вместе с тем хочет понять, как соотносится религия с самой жизнью, с ее практическими установками.
...Столетие только начинается. Философы все еще говорят о процессе секуляризации, который невозможно остановить... Едва ли не все крупные ученые предшествующего века, кроме русских философов, были убеждены, что наука вытеснит религию. Рождалось утилитарное позитивистское миропознание. Религиозный ренессанс казался немыслимым. В моду входил рационализм, высокомерно претендовавший на разгадку всех секретов бытия. На этом рассудочном фоне Джеймс пытался обмирщить философию, т.е. приблизить ее к глубинным, сокровенным переживаниям конкретного человека, святого или грешника...
Основные идеи автора кажутся подчас пророческими, по крайней мере, значительно опережающими время. Джеймс еще ничего не знал о двух мистических волнах, которые захлестнут (мир в грядущем столетии. Раскрывая психологические предпосылки религии, Джеймс упоминал психоанализ. Однако это учение к тому времени еще не выявило свой богатейший потенциал. Автор описывает огромный материк подсознательного. Но Джеймс еще был далек от того, чтобы вооружиться психоаналиическим методом. Он высказал догадку, что подсознательное, поскольку оно не проникает в сознание, предстает перед индивидом как нечто, извне олицетворенное... Это были, вообще говоря, только подходы к психоанализу.
И все же Джеймс ясно сформулировал гипотезу, согласно которой разумное сознание — лишь одна из форм освоения мира. Несомненно, существуют и другие способы мироощущения. Они отделены от интеллекта тонкой перегородкой. Сегодня мы называем эти иные «готовые и определенные формы духовной жизни» измененными типами сознания, т.е. мистикой. Без них, по мнению Джеймса, представление о мире не может быть законченным. Более того, как показал Джеймс, нельзя непогрешимо судить о других реальностях бытия только с позиций разума.
Итак, дистанция между Джеймсом и современным уровнем знания - почти столетие. Но было бы неосмотрительно, зная о новых исследовательских подходах и открытиях, полагать, будто он интересен только историкам философии. Парадокс, но за эти десятилетия никто из ученых не представил более основательной феноменологии мистики. Затрагивая интимные стороны человеческого духовного опыта, Джеймс ведет нас по лабиринтам духа.[4]