Испанские войска двинулись из Кастилии в Капитонии, быстро покорили южную Наварру. Крепость важнейшего города Наварры, Памплун, защищал от французов тридцатилетний Лойола. В бою его тяжело ранило в обе ноги. Пощаженный противником, он был с переломами отправлен на излечение домой, и вскоре с ужасом узнал, что одна кость срастается криво. Это несчастье оказалось невыносимым, потому что не оставляло надежд на возвращение к военной жизни. Призванные хирурги нашли необходимым сломать кость, чтобы срастание шло успешнее. Легко вообразить, как мучительна была операция при тогдашнем уровне хирургии; однако Лойола выдержал все. Кость сломали, и она срослась опять, но когда лубки сняли вторично, возле колена обнаружили выдававшийся кусок кости, который мешал ходить. Больной настоял, чтобы этот кусок отпилили. Когда оказалось, что, благодаря ранам, одна нога стала короче другой, то Лойола, надеясь их сравнять, согласился, чтобы ему вытягивали ноги особенным воротом. Новая пытка стоила предыдущих, но изуродованная нога осталась короткой на всю жизнь.
Эту любопытную историю приводят все церковные биографы Лойолы, чтобы показать силу его выдержки, воли и попытаться тем самым найти истоки фанатического упорства, с каким он впоследствии преодолевал препятствия, возникшие с самого начала перед иезуитским орденом. Отказать Лойоле в признании таких качеств, действительно, нельзя – это была волевая натура.
Прошло время острых страданий и тяжелых операций, но больной не мог покидать постели, ожидая окончательного выздоровления. Ясность мыслей и жажда деятельности вернулись, но приходилось спокойно лежать. Тогда Лойола накинулся на чтение и потребовал рыцарских романов. Чья-то рука, может быть матери, потрясенной болезнью сына, подала ему жития святых и жизнеописание Иисуса Христа. Вскоре чтение его заинтересовало. Биографы-иезуиты рассказывают, что в сознании Лойолы под влиянием этого чтения совершился внезапный перелом – он пришел к уверенности в своем сверхъестественном призвании стать спасителем церкви. Но как бы то ни было, скорее мысль о возможности прославиться на духовном поприще заставила Лойолу отказаться от всего прошлого и начать новую жизнь во славу Господа Бога, Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии, рыцарем которой он решился объявить себя.
Приняв твердое намерение начать новую жизнь, Игнатий Лойола в марте 1522 года тайком покинул родительский дом. Свои новые планы он начал осуществлять так, как подсказывали “жития” и рыцарские романы: переночевал в часовне богородицы, которую избрал своей покровительницей, оставил оружие, затем сменил офицерский мундир на лохмотья, стал нищенствовать и расположился в пещере недалеко от Манресы. Именно в ней он написал книгу “Духовные упражнения”, которую иезуиты сделали одним из главнейших своих практических руководств. В это время, по словам иезуитских биографов, у него были сверхъестественные “озарения” и “видения”.
В феврале 1523 года Лойола, объявив своим друзьям – о своем намерении отправиться на поклонение гробу Господню в Иерусалим и затем обратить в христианство всех сарацин-мусульман, покинул Манресу.
В Иерусалим он прибыл в сентябре 1523 года. Там находилось представительство ордена францисканцев. Когда Лойола явился туда познакомиться, его подняли на смех. Францисканцы попытались объяснить, что затея его бессмысленна – что его не смогут выслушать, что содержание его будущих проповедей сомнительно с католической точки зрения. Вполне вероятно, что францисканцы были к тому же недовольны появлением этого красноречивого конкурента. Как бы то ни было, напуганный и растерявшийся Лойола пустился в обратное плавание.
Нисколько непоколебимый годом неудач, Игнатий Лойола понял, что с его скудными познаниями не достигнуть цели и, вернувшись в Барселону, прежде всего засел за латынь, о которой имел самое туманное представление, тогда как на этом языке средневековой учености были написаны богословские и богослужебные книги. Параллельно с учением Лойола стал приводить в исполнение свой другой план – вербовки сотоварищей; мало того, он не оставил старой привычки исправлять согрешивших поучениями и проповедями, подавая пример строгим образом жизни. В городе скоро заговорили о суровом проповеднике нравственности, и вокруг него стал образовываться кружок ревностных последователей. Лойола выбрал себе четырех учеников и этим положил основу духовному товариществу. Молодые дворяне не переставали зубрить латинскую грамматику. Через два года, не окончив курсов, они отправились в Алкалу, чтобы поступить в университет.
Лойола поступил на курсы в университет и повел тот же образ жизни, какой он вел в столице Каталонии. Вокруг него стали собираться кающиеся, о нем заговорили по городу. Здесь Лойола был арестован “святейшей” инквизицией: на него донесли как на еретика – настолько странное впечатление производили его речи даже в Испании, видавшей всякие образцы проповеднического рвения. Однако все обошлось благополучно – у него не оказалось за душой ничего, кроме фанатизма, слепой преданности папе и тщеславия.
В Саламанке, куда Лойола отправился после того, как ученики отреклись от него чтобы получить обучение, произошло то же самое. Записавшись на университетские курсы, Лойола вел тот строгий образ жизни, что в Алкале. После ареста Лойолы была рассмотрена его книга “Духовные упражнения”, в которой не было найдено ничего противохристианского в духе католицизма, к тому же книгу оценили как неумело написанную.
В январе 1528 года Лойола прибыл в Париж. Как совершил он свое путешествие, что случилось с ним дорогою, остается неизвестным, хотя ко времени своего появления в Париже он во многих отношениях изменился. Оставаясь прежним ревнителем своеобразно понимаемого христианства и нравственности, Лойола практически поумнел, перестал подвергать себя публичному осмеянию. Только в Париже и смог Лойола по-настоящему увидеть трудное положение церкви. Это были годы подъема антифеодальных и реформационных движений. В Париже печатались сочинения против протестантов, проникали сюда также протестантские книги против католицизма и папства; один богословский диспут сменялся другим.
И Лойола пришел к мысли, что настало время для “подвижничества” совсем особого, что нужен орден еще небывалый, который стал бы надежнейшей опорой пап в борьбе с врагами католической церкви. Понадобилось несколько лет, пока Лойола обдумал этот замысел, завербовал группу последователей и собрал сумму денег, нужную для начала.
15 августа 1534 года Лойола и шестеро его приверженцев собрались в одной из парижских церквей и принесли монашеские обеты, прибавив к ним новый обет беспрекословного повиновения папе. Этот день, собственно, и следовало бы считать первым в истории ордена иезуитов.
На римском престоле в это время был Павел III. Он не был склонен увеличивать число духовных орденов и ссылался на то, что уже имеется достаточно орденов и что вообще устройство новых орденов запрещено курией. Папа, разумеется, одобрял фанатическое рвение последователей Лойолы, которые к тому времени уже успели отличиться в словесной борьбе с протестантизмом. Павел еще долго колебался, и орден иезуитов был официально утвержден лишь 27 сентября 1540 года.
В планах Лойолы Павел III увидел возможность исполнить свое давнишнее желание – создать нечто вроде отряда папских янычар, которые безоговорочно служили бы своему повелителю в борьбе с ересями и с церковниками, требовавшими ограничить власть пап. Он считал важным то, что Лойола с товарищами отдавали себя в его полнейшее распоряжение, и не упустил указать это в учредительной булле, где подчеркнул, что они “посвятили свою жизнь на вечное служение… Христу, нам и преемникам нашим – римским первосвященникам”.
Именно поэтому, решившись утвердить новый орден, названный “Обществом Иисуса”, Павел III заспешил и даже не стал дожидаться, пока будет окончательно написан устав. Лойола только начал составлять устав почти через год. Надо было писать по-латыни, но так как он не смог выучиться официальному языку католической церкви, то сочинял по-испански, а другие переводили на латынь.
Своеобразие иезуитского ордена сразу бросалось в глаза. Старые ордена имели свои монастыри – у иезуитов их не было. Прочие монахи обязательно носили рясы – иезуит мог ходить и в светской одежде, если этого требовали интересы церкви; он мог даже скрывать свою принадлежность к ордену. Но главное различие заключалось не в этих внешних чертах.
Старые ордена тоже стремились укрепить пошатнувшийся престиж католической церкви. В свое время папы пытались прикрыть сребролюбие, чревоугодие и разврат церковной верхушки грубыми рясами монахов нищенствующих орденов и строгостью монастырских уставов. И все-таки охватившее церковь разложение нагляднее всего проявилось именно в монастырях. Ко времени Лойолы они повсеместно стяжали недобрую славу как безжалостные эксплуататоры крестьян, оплоты дикого мракобесия.
О том, как хорошо понял Лойола новые требования папства, свидетельствуют многие документы, написанные им самим или при его участии. Прежде всего это орденский устав, затем еще раньше написанная Лойолой книга “Духовные упражнения” и им же законченные в 1555 году “Конституции” ордена. Уже эти три основных документа являются убедительным доказательством остроты дворянского классового чутья Лойолы и его сподвижников.