Бенуа отмечает положительные стороны творчества В.Васнецова и тут же дает совершенно убийственные характеристики, не затрудняя себя аргументами. «Васнецов не нарушил и церковных традиций, но лишь несколько раз тонко обходил их, иногда же ловко пользовался ими для усиления эффекта. Однако, несмотря на всё это, церковная живопись далеко не может считаться отрадным явлением, так как она насквозь фальшива, надута, взвинчена и поверхностна.
Первое впечатление при входе в киевский Владимирский собор, в этот новый, чистенький и нарядный храм, скорее чарующее. Мягкий, жёлтый общий тон, обилие золота, грациозная орнаментация, масса вкуса в деталях сообщают игривый, праздничный вид жалкому архитектурному остову».[182] (Необходимо заметить, что огромный храм в византийском стиле можно характеризовать по-разному, но уж никак не как жалкий) «Сейчас при входе – пикантный контраст всему этому радостному впечатлению: прямо над дверью громадное грозное и мрачное изображение «Страшного суда» - остроумное, ala Бруни, переложение на новый лад, с сильной примесью театральности, старинных фресок. На стенах паперти, слева и справа, две большие картины, представляющие в пышном, археологическом, alaJean-PaulLaurens, наряде «Крещение св. Владимира» и «Крещение Руси». Далее, на столбах, стройный ряд святых, каждый с подчёркнутым почти до карикатурности историческим и психологическим своим характером: сосредоточенные, но милые до сладости Борис и Глеб, юродствующий пустынник Прокопий, нарочито строгий, почти пугающий монах – живописец Алипий, в своей чёрной схиме и с густой наклеенной бородой, хорошенькая св. Евдокия, мрачный Нестор и героический Андрей Боголюбский. На всем этим, в плафоне нефа толпа херувимов, скорее похожих на вереницы «райских птиц». Одни грациозно облегают крест, на котором кончается очень ординарно-красивый Спаситель, другие с миловидным, но жеманным трепетом льнут к Богу Саваофу, театрально-почтенному и величаво-сокрушенному старцу – совершенному Dieu-le-pere из барочных церквей.
Прямо на фоне плавно круглящейся, раззолочённой абсиды, из-за иконостаса, видна в гигантском размере знаменитая «Мадонна», более всего понравившаяся публике и разошедшаяся в тысячах снимков по всей России. Её эффектно уставившиеся, пустоватые громадные глаза видны с другого конца церкви. Строго, но и кокетливо драпируясь в тесный темный плащ, плывёт она по пространству в вытянутой по-византийски позе, не лишённой известной, чисто современной элегантности» [183] И так далее в том же, на грани кощунства, а иногда и за гранью, тоне. Мнение Бенуа субъективно, неубедительно, тем не менее, оно оказало влияние на умы, известны случаи, когда люди меняли свое положительное отношение к творчеству Васнецова на отрицательное(Лебедева-Остроумова, кн.Е.Трубецкой) не без влияния Бенуа.
Дунаев так резюмирует отзыв Поленова о Владимирском соборе: «Подражание, притворство, нарочитость благочестия»[184]
3.Толстой и толстовцы о росписях Владимирского собора
Резко отзывался о росписях Владимирского собора Л.Н. Толстой, поскольку трактовка образов Спасителя и Богоматери Васнецовым резко расходилась с представлением о Христе как простом человеке, которые насаждал Толстой среди своих последователей. Владимир Галактионович Короленко так прокомментировал религиозные убеждения Толстого: «Он скрывает атеистические мысли в религиозной овечьей шкуре». Николай Николаевич Ге, примкнувший к толстовству(Нестеров писал Н. Бруни из Киева 21 декабря 1890 года: Ге «по обычаю своему всюду треплет Евангелие, толкуя его так, как повелевает Лев Николаевич» [185]) отрицательно относился к росписям Васнецова во Владимирском соборе.[186] Н.Ю. Зограф указывает, что Толстой и Ге отвергали религиозную живопись В.Васнецова и М.В. Нестерова как «потворство верованиям отсталого народа, проповедь укоренившихся предрассудков, усиливающих, но не рассеивающих «царящий мрак жизни».[187] Разумеется, свои взгляды Толстой считал передовыми и прогрессивными, а взгляды Васнецова и Нестерова отсталыми, косными, он писал Третьякову: «Различие главное между Ге и Васнецовым ещё в том, что Ге открывает людям то, что впереди их, зовёт их к деятельности и добру и опережает своё время на столетие, тогда как Васнецов зовёт людей назад , в тот мрак, из которого они с такими усилиями и жертвами только что выбираются, зовёт их к неподвижности, суеверию, дикости и отстаёт от своего времени на столетии»[188]. Через сто лет после написания этих строк, в 1994 году в Россия возвращалась в Церковь к Богу, именно туда, куда звал её В.М. Васнецов.
В 1890 году Ге писал М.Ф. Каменскому: «Васнецовская Божья Матерь на меня всегда производила отвратительное впечатление отсутствием ребёнка в ребёнке, эти резкие движения и не верны и противны»[189]
Л.Н. Толстой писал в 1894 году П.М. Третьякову: «Люди ужасаются на произведения Васнецова, потому что они исполнены лжи, и все знают, что ни таких Христов, ни Саваофов, ни богородиц не было, не могло и не должно быть»[190] Вагнер упоминает, что Н.Н. Ге вместе с Толстым упрекал В.Васнецова, точнее, его росписи Владимирского собора за недостаточность «освобождения от лжи» [191]
4. Священник Павел Флоренский о росписях Владимирского собора
Мнение ярого противника Православия поддерживает православный священник. П.А. Флоренский резко критикует работы Врубеля, Васнецова и Нестерова. При этом в кабинете Флоренского висели репродукции с васнецовских росписей.[192] Один из упреков состоял в том, что художники при изображении святых и даже Богоматери и Младенца прибегали к натурщикам. Флоренский считал, что образ должен быть непосредственно явлен иконописцу, или же следует прозреть в явленном образе истину и перенести её на копию иконы. Цитируя претензии отца Павла Врубелю, Васнецову, Нестерову, никто из исследователей не упоминает, что несколькими страницами выше в работе «Иконостас» о.Павел рассказывает, в качестве примера подлинной «явленности» образов историю Рафаэля, который в видении нашёл образ своих мадонн.[193] Причём это видение, достаточно сомнительного свойства, посетило Рафаэля, когда тот молился «во сне». Такая молитва «во сне» не смутила о. Павла, а некоторое отдалённое сходство ликов на васнецовских образах с родными и любимыми художником лицами вызвало резкое неприятие. И вслед за о. Павлом Флоренским этот резкий отзыв повторяют и повторяют в многочисленных работах.
Далеко не все воспринимали так болезненно это появление в сакральных изображениях узнаваемых черт земных людей. Известно, что для Богомладенца во многих изображениях моделью служил маленький сын Виктора Михайловича Миша, названный в честь деда-священника и сам впоследствии принявший сан. Вот как завершает воспоминания о замечательном пастыре священнике Михаиле Викторовиче Васнецове его духовная дочь: «В алтарной абсиде далёкого киевского собора, на руках васнецовской Богоматери, благословляет Русскую землю младенец и смотрит Мишиными, васнецовскими глазами в сердце русских людей»[194]. Отец Михаил Васнецов, видный учёный-астроном, в тяжкие годы эмиграции сохранил чистоту веры, был маяком надежды для многих и многих православных, волею судеб оказавшихся на чужбине.
К этому же ряду относится изложенная выше история с образом св. Варвары, написанным Михаилом Васильевичем Нестеровым во Владимирском соборе.
Другим упрёком Флоренского является многочисленность новых икон. Возможно о. Павел имел в виду образа святых, поскольку в образах Спасителя и Богоматери Васнецов и Нестеров придерживались традиционной иконографии. И лики Богоматери и Спасителя не противоречат тем словесным описания облика Господа Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы, которыми руководствовались средневековые иконописцы.
Особенно странным представляется выбор в качестве объектов для критики именно Васнецова, Нестерова и Врубеля в то время, когда уже были произведены росписи храма в Саратове художниками К. Петровым-Водкиным, П. Уткиным и П. Кузнецовым[195], выполнены другие иконописные работы Петрова-Водкина, получило известность религиозное творчество Н. Рериха, в том числе и росписи Н. Рерихом храма в Талашкине, совершенно далёкие от православной иконописи вообще. Н. Гончаровой уже написаны «Евангелисты». Однако, Флоренский критикует именно художников, работавших в манере, наиболее близкой к старинной иконописной традиции.