Каков же способ поведения Иванушки-дурачка? Во всех случаях, когда герой сталкивается с силами мира, он не спешит вступать с ними в противоборство, а принимает их и позволяет им действовать. В этом сказывается не пассивность героя, а особого рода активность. Действиям враждебных сил он позволяет открыться и в этом смысле сделаться уязвимыми, а затем, в случае надобности, либо направляет их против себя же, либо заставляет действовать в свою пользу. Перед лицом Другого (злой силы, опасности и т. д.) герой не безвольничает, а прибегает к юмору и смеху, демонстрируя свою независимость и способность расположить к себе враждебные силы, которые во многих случаях становятся ему союзниками.
В сказках Иванушка обнаруживает все признаки нетерпеливости и неумения жить в расчерченном по углам пространстве, он соскальзывает с заданного житейским умом маршрута, он сходит с ума, с умения жить как все. Способ его существования — достижение предела (трансгрессия). Трансгрессия является механизмом радикального преодоления социальных запретов, когда жизнь действительно в наибольшей своей интенсивности доходит до отрицания самой себя. Трансгрессия, по Мишелю Фуко — это жест, который обращен на предел. Предел и трансгрессия обязаны друг другу плотностью своего бытия, ибо трансгрессия уплотняет бытие того, что отрицает. В трансгрессии нет ничего от разрыва или разлученности, но есть лишь то, что может обозначить бытие различения. В ней человек открывает себя с языком, который скорее говорит им, чем он говорит на нем. Происходит погружение опыта мысли в язык и открытие того, что в том движении, которое совершает язык, когда говорит то, что не может быть сказано — именно там совершается опыт предела как он есть. Опыт предела порождает абсурдистский способ говорения, который никак не постигается с точки зрения смысла. Опыт предела — это переход из старых форм в новые, движение и проявление которого неясно «нормированному» сознанию и потому для него оно абсурдно. Прозе и обыденной речи присуща метонимия, а поэзии — метафора. Таким образом, только трансгрессируя, тело, совершая речевое поведение не по смежности, а по подобию, то есть, рифмуя — запускает механизм поэтического и безумного проживания человека.
Таким образом, функция его связана не столько с делом, сколько со словом, со жреческими обязанностями. Иван Дурак единственный из братьев, кто говорит в сказке (двое других всегда молчат), при этом предсказывает будущее, толкует то, что непонятно другим; его предсказания и толкования не принимаются окружающими, потому что они неожиданны, парадоксальны и всегда направлены против «здравого смысла», как и его поступки. Иван Дурак загадывает и отгадывает загадки, т. е. делает то, чем занимается во многих традициях жрец во время ритуала, приуроченного к основному годовому празднику. Иван Дурак является поэтом и музыкантом; в сказках подчеркивается его пение, его умение играть на чудесной дудочке, или гуслях-самогудах, заставляющих плясать стадо. Благодаря поэтическому таланту Иван Дурак приобретает богатство. Он носитель особой речи, в которой помимо загадок, прибауток, шуток, отмечены фрагменты, где нарушаются или фонетические, или семантические принципы обычной речи, или даже нечто, напоминающее заумь («бессмыслицы», нелепицы, языковые парадоксы, основанные, в частности, на игре омонимии и синонимии, многозначности и многорефферентности слова и т. п.). Так, убийство змеи копьем Иван Дурак описывает как встречу со злом, которое он злом и ударил, «зло от зла умерло». Показательно сознательное отношение к загадке: он не стал загадывать царевне-отгадчице третьей загадки, но, собрав всех, загадал, как царевна не умела отгадывать загадки, т. е. загадал «загадку о загадке». Таким образом, Иван Дурак русских сказок выступает как носитель особой разновидности «поэтической» речи, известной по многим примерам из древних индоевропейских мифопоэтических традиций.
Иван Дурак (Иванушка Дурачок), мифологизированный персонаж русских волшебных сказок, воплощает особую сказочную стратегию, исходящую не из стандартных постулатов практического разума, но опирающегося на поиск собственных решений, часто противоречащих здравому смыслу, но, в конечном счете, приносящих успех. Он не женат в отличие от братьев, и, следовательно, имеет потенциальный статус жениха. Место Ивана Дурака напоминает место «третьего», младшего брата типа Ивана-Третьего (Третьяка) или Ивана Царевича.Обычная завязка сказок о нем – поручение ему охранять ночью могилу умершего отца или поле (гороховое) от воров или некоторые другие обязанности, например, снести братьям в поле еду и т.п. Иногда он выполняет эти поручения в соответствии с его «глупостью» крайне неудачно: кормит клецками свою собственную тень; выдирает глаза овцам, чтобы они не разбежались; выставляет стол на дорогу, чтобы он сам шел домой (на том основании, что у него четыре ножки, как у лошади); надевает шапки на горшки, чтобы им не было холодно, солит реку, чтобы напоить лошадь и т. п., набирает мухоморов вместо хороших грибов и т. д.; в других случаях он применяет правильные по своей сути знания в несоответствующей ситуации: танцует и радуется при виде похорон, плачет на свадьбе. Но в других случаях Иван Дурак правильно выполняет порученное задание, и за это он получает вознаграждение. Мертвый отец в благодарность за охрану его могилы дает Ивану Дураку «сивку бурку, вещую каурку», копье, палицу боевую, меч-кладенец (пойманный им вор дает ему чудесную дудочку).В третьем варианте поступки Ивана Дурака кажутся бессмысленными и бесполезными, но в дальнейшем раскрывается их смысл: он отказывается при расчете от денег и просит взять с собой щенка или котенка, которые спасают ему потом жизнь; увидев горящую в костре змею Иван Дурак освобождает ее из пламени, а она превращается в красну девицу, с помощью которой он получает волшебный перстень о двенадцати винтах. Благодаря ему он преодолевает все трудности, а красная девица становится его женой. С помощью волшебных средств и особенно благодаря своему «неуму» Иван Дурак успешно проходит все испытания и достигает высших ценностей: он побеждает противника, женится на царской дочери, получает и богатство и славу, становится Иваном Царевичем, т. е. приобретает то, что является прерогативой и привилегией других социальных функций – производительной и военной. Возможно, он достигает всего этого благодаря тому, что он воплощает первую (по Ж. Дюмезилю) магико-юридическую функцию, связанную не только с делом, сколько со словом, со жреческими обязанностями.Иван Дурак связан в сюжете с некоей критической ситуацией, завершаемой праздником (победой над врагом и женитьбой), в котором он главный участник. Несмотря на сугубо бытовую окраску ряда сказок о нем, бесспорны следы важных связей Ивана Дурака с космологической символикой, на фоне которой он сам может быть понят как своего рода «первочеловек», соотносимый с мировым деревом и его атрибутами (концовка сказки, где Иван Дурак добыл «свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами и ветку с золотой сосны, что растет за тридевять земель, а ветки на ней серебряные, и на тех ветках сидят птицы райские, поют песни царские; да подле сосны стоят два колодца с живою водою и мертвою»). Иногда в связи с деревом выступает еще один характерный мотив: в его ветвях Иван Дурак пасет своего коня.Алогичность Ивана Дурака, его отказ от «ума», причастность его к особой «заумной» (соответственно – поэтической) речи напоминает ведущие характеристики юродивых, явления, получившего особое развитие в русской духовной традиции. «Юродивость» характеризует и Ивана Дурака в ряде сказок.Трикстер и Иван Дурак воплощают собой победу социума как космоса над хаосом. И низкий статус, которым изначально обладает герой в этом социуме – символ избранности, принципиальной непохожести на окружающих. По сути, он не принадлежит обществу, находится вне его рамок, что вкупе с его девиантным поведением позволяет относить его к неупорядоченной, хтонической части мира. Он принадлежит хаосу, так же, как Локи был связан с мертвецами, чудовищами, великанами. Однако, именно это и дает ему возможность, выступая от имени человеческого коллектива, одержать победу над злом. Пралогичное мышление, алогизм не структурированы интеллектом, и благодаря этому герою удается выиграть, т. е., образно говоря, он побеждает хаос его же оружием, за счет отсутствия структурированности. С помощью изменения обычной стратегии поведения, которая противопоставляет силу силе же, и поэтому обречена на неудачу, он выдерживает испытания за счет хитрости, колдовства.Таким образом, на примере Ивана Дурака становится очевидной взаимосвязь между мифами о герое-трикстере и сказочным героем, выраженная как в личностных чертах, так и структуре, связанной с добыванием и ликвидацией недостачи. Культурный герой (с чертами первопредка и демиурга) и его комический дублёр - трикстер — центральные образы не только архаической мифологии как таковой, но и первобытного фольклора в целом. Это объясняется, во-первых, архаически-синкретическим характером указанных образов (они предшествуют отчётливой дифференциации религиозных и чисто поэтических сюжетов и образов) и, во-вторых, тем, что культурный герой (в отличие, например, от духов-хозяев) персонифицирует (моделирует) не стихийные силы природы, а саму родоплеменную общину. Раздвоение на серьёзного культурного героя и его демонически-комический отрицательный вариант соответствует в религиозном плане этическому дуализму, а в поэтическом — дифференциации героического и комического. Жанровый синкретизм сказаний о культурном герое проявляется в том, что циклы мифов, связанных с его именем, включают, прежде всего, этиологические мифы и элементарные виды сказок. Сказания о нем представляют собой своеобразный первобытный мифологический эпос. Они сыграли большую роль в развитии и сказки, и героического эпоса.