В основном женские и детские портреты пишет Джон Хоппнер (1758—1810), но его характеристики в сравнении с Ромни более обыденны при всей виртуозности техники. В этой же плеяде портретистов можно назвать и Джона Опи (1761—1807), английского Караваджо, как его называли, занимавшегося и исторической, и жанровой живописью. Шотландская портретная школа дает такого прекрасного мастера, как Генри Ребёрн (1756—1823). Густая живопись крупным мазком, энергичная светотеневая моделировка, сильные, яркие индивидуальности, интересные психологические характеристики ставят Ребёрна в ряд с Рейнолдсом.
На рубеже веков портретную традицию XVIII столетия завершает творчество Томаса Лоуренса (1769—1830), первого английского портретиста, восторженно принятого на континенте. Но, начав с портретов, близких к Рейнолдсу, Лоуренс завершает творческий путь произведениями более холодными, поверхностно-эффектными, хотя и несомненно виртуозными по технике. Творчество Ребёрна и Лоуренса в основной своей части принадлежит уже следующему столетию.
Некоторое развитие в английской живописи получил бытовой жанр (Дж. Морленд). Господство живописи над всеми другими видами искусства—характерная особенность Англии XVIII в. Скульптура почти не имеет самостоятельного значения, только в связи с архитектурой и особенно с прикладным искусством.
Расцвету английской живописи XVIII века сопутствовал расцвет гравюры. Это в основном репродукционная гравюра, воспроизводящая живопись преимущественно в технике меццо-тинто, прекрасно выявляющая цветовые пятна и светотеневые контрасты, как бы сам почерк живописи, и пунктирная гравюра. В конце XVIII в. Томас Бьюик (1753—1828) изобрел новый способ обработки деревянной доски (не только в продольном разрезе) — возникла так называемая торцовая гравюра на дереве, передающая необычайное богатство оттенков, а главное, намного удешевившая книжную и журнальную графику (Т. Бьюик, 2 серии гравюр к «Истории птиц Британии», 1797—1804).
На рубеже XVIII—XIX вв. особенно активно развивается карикатура: острогротескная бытовая (Т. Роулендсон) и политическая (Дж. Гилрей), которая, как бы продолжая традиции Хогарта, оказывала огромное влияние на новую графику континентальной Европы.
Тяготение изобразительного искусства к занимательности, повествовательности и литературности объясняет его сближение с театром. XVIII столетие часто называют «золотым веком театра». Театр был призван временем для выполнения целого спектра задач. Бомарше считал его «исполином, который смертельно ранит всех тех, на кого направляет свои удары».
Писать о людях в обыденных обстоятельствах значило писать одновременно о жизни, сформировавшей этих людей. И писать нелицеприятно — ведь драматурги Просвещения исходили из больших общественных и человеческих идеалов и решительно не воспринимали всего, что им противоречило. В трагедии они негодовали, в комедии издевались.
Крупнейшим английским драматургом XVIII в. был Ричард Бринсли Шеридан (1751—1816). Его сатирические комедии нравов «Соперники», «Поездка в Скарборо» и «Школа злословия» направлены против безнравственности «высшего» света, пуританского лицемерил буржуа.
Еще до того как возник семейный роман Ричардсона и Филдинга, Джордж Лилло написал пьесу «Лондонский купец» (1731 г.), первый образец нового литературного жанра - буржуазной трагедии, имевший шумный успех в Англии и на континенте. Но лучшие произведения английской драматургии связаны с комедийным жанром. Сюда относятся остро сатирические комедии молодого Филдинга «Пасквин», «Исторический календарь», «Дон-Кихот в Англии» и др., «Опера нищих» Гея, веселые комедии Голдсмита и, наконец, шедевр английской драматургии — «Школа злословия» Шеридана, полная блеска сатира на лицемерие буржуазно-дворянского общества.
Утверждение реалистических принципов в драматургии способствовало реформе театра, в котором господствовали каноны классицизма. Важное значение, притом не только для английского, но и для всего европейского театра, имела деятельность выдающегося английского актера Гаррика (1717—1779), являющегося основоположником сценического реализма.
Архитектура и прикладное искусство
В то время как барокко достигло в европейской архитектуре кульминации, английская архитектура продолжала стоять па позициях рационализма и классицизма. Теоретики и практики английского классицизма 18 в. проповедуют возврат к канонам Витрувия и Палладио. Крупнейшими представителями этого направления были Грант Вуд (1705—1754), Уильям Кент (1684—1748) и Джеймс Джиббс (1682—1754). Английским мастерам, однако, чуждо стремление к представительности, развернутости фасадов и декоративности, характерным для французской архитектуры. Выразительность, богатство архитектурных форм достигались чисто пластическими средствами. Особого своеобразия английские мастера достигли в области жилой архитектуры — в сельских виллах, дворцах, окруженных живописными парками. Идеал красоты здесь сочетался с требованиями разумного расположения частей здания и расчлененной планировкой (Роберт Адам, 1728— 1792).
В неуютных жизненных обстоятельствах человеку свойственно искать отдушину и опору. Для британца эпохи Просвещения такой отдушиной и опорой стал его собственный дом. «Мой дом – моя крепость», – чисто английская поговорка. Она отражает и тот факт, что в Британии впервые был принят закон о неприкосновенности жилища частного лица, и особый статус домашнего очага как национальной святыни.
Уже три века назад иностранцы не без зависти отмечали: «Трудно представить дом, более удобный, чем английский. Никто в мире, кроме англичан, не может построить дом на таком маленьком пространстве и за столь короткое время» (С. Де Соссюр, – цит. по: Уоллер, с. 149).
Правда, сперва уютный дом британца трудно было б назвать очень светлым. Введенный в конце XVII века налог на окна отбивал охоту прорубать в стене лишние лазейки для итак нещедрого английского солнца. Существующий в каждом традиционном английском или североамериканском особняке эркер – тоже, вероятно есть результат усилий законодателей. Эркер – потомок террасы, которой каждый хитрый лондонец застраивал ту часть землевладения, на которой нельзя было возводить капитальное строение, – ибо закон запрещал во избежание пожаров строить дома «впритык».
Увы, комфорт английского дома – весьма относителен. В полуподвале расположены кухня, кладовые, комнаты для слуг и туалет по принципу выгребной ямы. Первый этаж отведен лавке или гостиной, второй – столовой, а на третьем – спальни хозяев. Таким образом, слуги вынуждены беспрестанно курсировать по лестницам, чтобы накрыть на стол или устроить господам помывку в их опочивальнях. Труд лакеев и служанок был так тяжел и столь востребован, что им первым, кажется, еще в конце XVII века удалось отстоять свои «профсоюзные права».
Отдельно о гигиене. По чистоплотности англичане того времени уступали только голландцам. Нет ничего удивительного в том, что уже в конце XVIII века в Лондоне было довольно много домов с ватерклозетом. Однако первая половина галантного века – еще царство выгребных ям. Протечка в подвале из переполненной ямы соседей – явление более обыденное, чем протечка через потолок в современном многоквартирном улье.
Наряду с ночными грабителями особую опасность для запоздалых прохожих представляли опорожняемые из окон ночные горшки. В Эдинбурге (в этом городе тогда и дома в 6 этажей не были редкостью) существовал обычай: перед опорожнением горшка служанка кричала в темноту: «Берегись воды!» «Придержи руки!» – вторил ей прохожий и поскорей сбегал из опасного места.
Быт того времени полон парадоксов. Взять, к примеру, шторы. Долгое время англичане не «занавешивались», боясь, что шторы станут легкой добычей вора через открытое летом окно.
Особая песнь – стиль английского дома. Сперва британцы подражали голландцам. Затем тяжелую мебель, кафельную плитку и темноватые панели заменили зеркалами и гобеленами в духе французских особняков.
Но уже к 20-м гг. XVIII века англичане выработали свой оригинальный «георгианский» стиль. Это значит, что стены обшиты гигиеничной панелью светлого дерева, а комнаты обставлены небольшой мебелью, которая удачно сочетала в себе черты барокко, готики и стиля «шинуазри». Изящный, удобный и представительный, этот тип мебели покорил тогда даже юг Европы от Португалии до Италии.
Зато из самой Италии англичане вывезли свой следующий по времени стиль – палладианский, так хорошо знакомый нам по классическим (неоклассическим) образцам русской усадебной архитектуры конца XVIII – начала XIX вв.
Правда, экстерьеры британского неоклассицизма не достигли ни изумительных по чистоте линий творений самого великого Палладио (итальянский архитектор эпохи Возрождения), ни утонченной одухотворенности его французских и русских последователей. Но бесспорное достижение англичан – неоклассический интерьер (архитекторы братья Адам, мебель Хепплуайт и Шератон), строгий и элегантный. Едва ли не лучшими образцами своих интерьеров британцы поделились тогда и с русскими: комнаты в Царском Селе и Павловске по эскизам Ч. Камерона. Примерно к середине XVIII века англичане разработали принципы пейзажного парка, который имитирует девственную природу.
В парковом строительстве это не просто новая мода, – это настоящая мировоззренческая революция. Если раньше человек своим искусством как бы отгораживался от угрожавшей ему природы, уродуя ее топором, циркулем, ножницами, то теперь он вернулся к ней победившим учеником.
Регулярный парк (французский) во второй половине XVIII в. вытесняется в Англии ландшафтным, в котором композицию образуют свободные группы деревьев, открытые лужайки, озера с извилистыми берегами.