Смекни!
smekni.com

Марси Шимофф Про счастье (стр. 39 из 59)

Здесь я также не буду обсуждать причины, по кото­рым я все же хотела остаться его женой, — то, каким он был чудесным, или почему я полюбила его, вышла за не­го замуж и не могла себе представить жизнь без него. Достаточно сказать, что в ту ночь он был одновременно моим маяком и источником постоянной тревоги. Остаться с ним казалось более немыслимым, чем уйти, а уйти ка­залось более неосуществимым, чем остаться. Я не хотела разрушать что-либо или ломать кого-либо. Я только хоте­ла спокойно спать за потайной дверью, чтобы не причи­нять беспокойства и не вызывать последствия, а потом бежать, не останавливаясь, до самой Гренландии.

Это не самая веселая часть моей истории, я знаю. Но я рассказываю все это потому, что на полу ванной ком­наты произошло нечто, и это навсегда изменило течение моей жизни. Это как одно из тех безумных астрономиче­ских событий, когда планета в открытом космосе сходит с ума без какой-либо на то причины, ее расплавленное ядро перемещается, полюса сдвигаются, и ее форма пол­ностью меняется — она становится продолговатой, вытя­нутой, а не сферической. Что-то в этом роде.

Случилось так, что я начала молиться.

Вы знаете как — Богу.

Это стало для меня началом. В культурном плане, не в богословском, я — христианка. Что касается традиций, то я принимала на веру божественные чудеса всех рели­гий. Я всегда с напряженным волнением прислушивалась к тем, кто считал, что Бог не живет в священных книгах и не восседает на небе на троне, но, несомненно, находится очень близко от нас, ближе, чем мы можем себе представить, и дышит он через наши сердца. Я с благо­дарностью отношусь к любому, кто проделал путешествие к центру своего сердца, а затем вернулся с сообщением, адресованным нам, в котором говорится, что Бог — это «познание высшей любви».

Посреди того мрачного ноябрьского кризиса я все же не была заинтересована в том, чтобы формулировать свои взгляды на теологию. Я только хотела сохранить себе жизнь. В конечном итоге я заметила, что уже почти дос­тигла состояния безнадежности и опасного для жизни отчаяния. Иногда люди в таком состоянии обращаются к Богу за помощью, так случилось и со мной.

Сквозь судорожные рыдания я сказала Ему что-то в таком духе: «Здравствуй, Бог. Как дела? Я Лиз. Рада по­знакомиться ».

Все верно, я говорила с Создателем мира так, как буд­то мы только что познакомились на коктейль-пати. Но мы обычно имеем дело с тем, к чему привыкли, а эти слова я всегда произносила в начале знакомства. На са­мом деле это было все, что я могла сделать, чтобы сдер­жаться и не сказать: «Я всегда была большим фанатом твоего творчества...»

«Прости, что беспокою тебя так поздно ночью, — про­должала я, — но я в серьезной беде. Прости, что никогда не разговаривала напрямую с тобой раньше, но надеюсь, что я всегда выражала огромную благодарность тебе за все блага, которыми ты одарил меня в жизни».

От этой мысли я зарыдала еще сильнее. Богу приш­лось подождать. Я постаралась взять себя в руки, чтобы продолжить: «Я не очень умею молиться, как ты знаешь. Но, пожалуйста, не мог бы ты помочь мне? Я отчаянно нуждаюсь в помощи. Я не знаю, что делать. Мне нужен ответ. Пожалуйста, скажи мне, что делать. Пожалуйста, скажи мне, что делать. Пожалуйста, скажи мне, что де­лать...»

Таким образом, молитва свелась к этой простой прось­бе, которую я постоянно повторяла — пожалуйста, ска­жи мне, что делать. Не знаю, сколько раз я умоляла. Я только знаю, что умоляла так, как люди молят о своей жизни. И снова плакала.

Пока внезапно все не прекратилось.

Неожиданно я поняла, что больше не плачу. Я пере­стала рыдать на середине всхлипывания. Мое страдание как будто просто покинуло меня. Я поднялась с пола и удивленно села, спрашивая себя, увижу ли я теперь Вели­кое Бытие, которое избавило меня от слез. Никто не по­явился. Я была одна, но не совсем одна. Я была окруже­на чем-то, что я бы могла назвать воздушным пузырем тишины, такой редкой тишины, что мне даже не хотелось делать выдох, чтобы не спугнуть ее. Я оставалась в без­молвии. Не знаю, когда еще я ощущала такое спокойст­вие и тишину.

Потом я услышала голос. Пожалуйста, не поднимайте тревогу, это не был старый голливудский голос Чарлтона Хестона, играющего библейских персонажей, и этот голос

не призывал меня построить бейсбольную площадку на дворе за домом. Это был мой собственный голос, говоря­щий изнутри меня. Это был мой голос, который я нико­гда не слышала до этого. Это был мой голос, но настоль­ко мудрый, спокойный и полный сочувствия! Так бы он звучал, если бы я когда-нибудь в жизни испытывала лю­бовь и уверенность. Как можно описать теплоту и лю­бовь, звучащие в этом голосе, когда он дал мне ответ, который навсегда укрепил меня в вере в божественное начало?

Голос сказал мне: «Ложись в кровать, Лиз».

Я выдохнула.

Сразу же все прояснилось и стало понятно, что это единственное решение, которое я сейчас должна принять. Я бы не приняла другой ответ. Я бы точно не поверила громкому зычному голосу, даже тому, который сказал бы: «Ты должна развестись со своим мужем!» или «Ты не должна разводиться со своим мужем!». Это не на­стоящая мудрость. Настоящая мудрость дает только один возможный ответ в любой конкретный момент. В ту ночь единственным возможным ответом был призыв пойти лечь в кровать. «Ложись в кровать, — сказал всеведущий внутренний голос. — Потому что тебе не надо знать окончательный ответ прямо сейчас, в три часа ночи, во вторник, в ноябре. Ложись в кровать, потому что я люб­лю тебя. Ложись в кровать, потому что единственное, что тебе сейчас надо сделать, это отдохнуть и позабо­титься о себе, пока ты не узнаешь ответ. Ложись в кровать, чтобы к приходу бури у тебя было достаточно сил справиться с ней. А буря придет. И очень скоро. Но не сегодня. Поэтому ложись в кровать, Лиз».

То, что тогда случилось, я называю не религиозной переменой убеждений, но началом религиозной беседы. Это было начало открытого пробного диалога, который в конце концов действительно приблизил меня к Богу.

Годы спустя я слышала в себе этот голос снова и сно­ва в моменты страданий. Я поняла, что легче всего до­биться ответа через письменный разговор. Я достаю свою личную тетрадь, которую храню рядом с кроватью на слу­чай экстренных ситуаций, и начинаю писать. Даже во время самого сильного страдания этот спокойный, сочув­ствующий, любящий и бесконечно мудрый голос (который принадлежит мне, а может быть, и не совсем мне) всегда доступен для разговора на бумаге в любое время дня и ночи.

В начале моего духовного эксперимента я не всегда верила в этот внутренний голос мудрости. Помню, как однажды достала свою личную тетрадь в жуткой ярости, гневе и сожалении и быстро неразборчиво написала сооб­щение своему божественному утешителю. Сообщение за­нимало целую страницу прописными буквами:

«Я В ТЕБЯ НЕ ВЕРЮ!!!»

Через мгновение, все еще тяжело дыша, я почувство­вала, как острие света прокалило меня изнутри, и тут я написала этот забавный и спокойный, как никогда, ответ: «А с кем ты тогда разговариваешь?»

Больше я никогда не сомневалась в существовании этого голоса.

Сегодня моя связь с Богом, с голосом моего серд­ца, — это самые главные отношения в моей жизни. Мой способ чтить эти отношения — быть спокойной настоль­ко, насколько это возможно, чтобы слышать голос. Я счи­таю, что это мой первый важный религиозный опыт.

До сих пор нельзя сказать, что я купаюсь в блаженст­ве. В критические моменты я так же бываю потрясена и шокирована, как и любой другой человек. Я определенно живу в реальном мире и реагирую на все неожиданные и необъяснимые события, которые случаются. Разница за­ключается в том, что теперь я стараюсь не бороться с тем, что происходит, а примиряюсь с этим.

Это не всегда легко и не означает, что, когда моей жизни будет грозить опасность, я смогу бесцельно бегать туда-сюда, радуясь и восторгаясь. Это означает, что мое дело (там, где нужна молитва) — поддерживать связь и быть достаточно сознательной, чтобы задавать миру (или Богу, или тому, что я захочу назвать этим словом в нуж­ный момент) вопрос: «Что конкретно ты просишь меня сделать, а я еще не сделала? Открой мне глаза, чтобы я увидела, какой я должна быть, чтобы сделать это».

Вместо того чтобы жаловаться в молитве, я собираю информацию, расспрашивая: «Пожалуйста, можешь мне по­казать, что мне нужно сделать прямо сейчас?» Я всегда до

пускаю, что существует что-то, что я должна сделать или понять, даже если в конкретный момент я этого не вижу.

В целом я стала лучше понимать собственную реак­цию. Это все равно что сделать компьютерную аксиаль­ную томографию, которая покажет все узлы сопротивле­ния, когда я говорю: «Нет, я не принимаю это». Она по­кажет, в чем я упорствую и где настаиваю на своем, когда утверждаю: «Я живу в полном согласии с миром и дейст­вительно верю в Божественную силу, но только не в этот решающий момент». Покажет, где я не могу смириться.

Если я перестаю сопротивляться событиям и подчиня­юсь им, я снова становлюсь счастливой. Но такое прими­рение с действительностью происходит только после моей процедуры «вопрос — ответ», после молитвенного рас­спрашивания.

С той ночи в ванной, когда я первый раз представила себя Богу, моя жизнь полностью изменилась. Там, где были невроз и несчастье, теперь покой и удовлетворение.

Любящий мудрый голос стал частью меня. Если я на­чинаю беспокоиться или расстраиваться, голос всегда спрашивает меня: «Ты действительно хочешь поддаться этому чувству после всего, через что мы прошли? Разве ты хочешь быть неосмотрительной? Ты не научилась об­ратному?» Я осмотрительна, я научилась.