Однако в реальной речевой практике, как упоминалось выше (ср., например, хотя бы только энтимемы!) закон достаточного основания не требует и послушного следования жестким схемам правильного логического вывода: ход моих рассуждений необязательно должен быть представлен полностью. Другое дело, что я всегда должен иметь возможность реконструировать его в случае необходимости. Но не будет большим грехом, если некоторые из совершаемых мною логических операций (более или менее очевидных для слушателя) останутся "за кадром". Закон достаточного основания отнюдь не вынуждает меня отчитываться за каждый мой шаг, и, если я позволяю себе опустить одно-два звена из моих рассуждений, я не нарушаю данного закона,
Скажем, предлагая суждение типа: "Копенгаген, будучи самой крупной в Скандинавии столицей, является здесь законодателем моды", я вовсе не обязан представить это высказывание как ряд хотя бы и следующих умозаключений:
Норвегия, Швеция и Дания суть страны Скандинавии
Столица Норвегии - Осло Столица Швеции, Стокгольм Столица Дании - Копенгаген
Осло в два раза меньше, чем Стокгольм
Стокгольм в два раза меньше, чем Копенгаген
следовательно)
Копенгаген - самая крупная в Скандинавии столица
и т. д.
Единственное, что в этом суждении требует аргументации, « это зависимость между величиной столицы и степенью ее влиятельности на "рынке моды". Прочие же умозаключения могут быть вполне опущены, даже несмотря на то, что сведения о пропорциях в численности населения скандинавских столиц не принадлежат к разряду тех, которыми располагает "первый встречный".
Большая проблема, возникающая в связи с законом достаточного основания это проблема, которую можно сформулировать таким образом:
когда и при каких обстоятельствах считать достаточными основаниями данные чувственного опыта, с одной стороны, и выводные суждения - с другой.
Не предлагая решения этой проблемы, современная наука санкционирует так называемое релятивное (относительное) применение закона достаточного основания, считая в ряде случаев данные достоверными тогда, когда на текущий момент не существует возможности корректного их опровержения. Например, если я в качестве аргумента против злоупотребления шоколадом людьми, склонными к мигрени, привожу суждение типа; "Злоупотребление шоколадом провоцирует приступы мигрени", мое, суждение вполне может считаться достаточным основанием, пока существует соответствующая медицинская версия, то есть пока не доказано обратное. Однако, разумеется, нельзя рассчитывать на то, что доказательная сила такого аргумента окажется "разительной" для слушателя.
Из всего сказанного выше о законе достаточного основания следует, в частности, что фундаментом для того или иного суждения могут служить не только аргументы, полученные логическим путем, то есть путем построения корректных силлогизмов, но и аргументы, добытые иным образом: в частности, ссылки на уже существующие достижения научной мысли, авторитетные источники и имена и др.
В любом случае на этом этапе нашего знакомства с искусством аргументации - после разговора о силлогистике и способах доказательства имеет смысл вернуться к типам аргументации, которых, напомним, риторика знала два: логический и аналогический. Все, что говорилось об аргументации до сих пор, предполагало логический тип аргументации.
§ 3.2.4. Аналогическая аргументация
Аналогическая аргументация (греч. anafogia - сходство, подобие) была разработана в риторике ничуть не хуже логической. Однако отношение к аргументации такого рода было противоречивым, что отразилось, с одной стороны, в выражении "Все познается в сравнении", с другой в афоризме ^Аналогия не аргумент". Такая противоречивость объясняется двойственной природой аналогии.
С одной стороны, аналогия есть, вне всякого сомнения, логическая операция, предполагающая следование законам и принципам логического мышления. В этом отношении аналогия и использовалась диспозицией, которая требовала, чтобы аналогия тоже была "игрой по правилам".
С другой стороны, аналогия есть и собственно риторическая операция - в том смысле, в каком любой троп представляет собой тип аналогии. В этом смысле автору бесконечно дорога мысль Ю.М. Лотмана, согласно которой принцип апологии ^составляет сущность риторических отношений.
В этом параграфе речь пойдет об аналогии как логической операции. Что же касается аналогии как собственно риторической операции, речь о ней пойдет в четвертой главе пособия ("Элокуция").
Риторические пособия древности изобилуют примерами самых разнообразных проявлений аналогической аргументации логического типа, широко использовавшейся в речевой практике ораторов. Об огромном теоретическом интересе к аналогии со стороны риторики можно судить по тому, что дошедшие до нас аспекты аналогической проблематики (как логического, так и риторического свойства) выстраиваются в две весьма разработанные системы: одна из систем чрезвычайно стройна и называется ""тропы и фигуры" (классификация различных способов аналогии), вторая - просто хорошо упорядочена как набор правил для осуществления аналогии в соответствии с законами и принципами логики.
Как уже говорилось выше, при разборе аналогического метода изложения, analogia в переводе с греческого означает сходство, подобие. Подчеркнуть это еще раз важно потому, что в некотором смысле подобие есть переходная стадия от тождества к различию (хотя чаще всего тождество считается частным случаем подобия). И если понимать подобие таким образом, то становится понятно, почему именно разбор подобий считался одной из самых перспективных аналитических операций. Тождество есть отношение между предметами (явлениями), все признаки которых совпадают (ср. серийное производство); различие- отношение между предметами (явлениями), не имеющими общих признаков. Отсюда следует, что сравнивать фактически можно только подобные предметы.
Характеризуя подобие, современная наука опирается на три его основные качества:
· рефлексивность,
· симметричность
· транзитивность.
Эти качества делают возможным рассматривать подобие как отношение взаимозаменяемости предметов, то есть отношение, при котором один предмет можно в том или ином отношении поставить на место другого. Понятно, что взаимозаменяемость не будет полной, так как при полной взаимозаменяемости, с точки зрения логики, возникает неразличимость предметов, что несвойственно отношению подобия.
- Под рефлексивностью (лат. reflexio" обращение назад) понимают идентичность предмета самому себе в данный момент времени. Речь об этом уже частично шла при обсуждении закона тождества. Только идентичность предмета самому себе фактически дает возможность видеть границы между отдельными предметами. "
Рефлексивность есть наиболее твердый из всех признаков подобия. Объясняется это тем, что "жесткая рамка самоидентичности сообщает предметам стабильность как объектам сравнения.
Потому-то непременным условием всякого сравнения и является неизменность предмета по отношению к самому себе в данный момент времени. Понятно, что, если я, скажем, хочу сравнить Советский Союз с теперешней Россией, один из "предметов", а именно Советский Союз, определенно рефлексивен: ему уже ничто не грозит видоизмениться, поскольку Советский Союз сложился настолько окончательно, что прекратил свое существование, сделавшись историческим понятием.
С другой стороны, теперешняя Россия есть только теперешняя Россия и мне придется поспешить зафиксировать (и датировать) ее актуальные признаки, пока данный предмет не утратил самоидентичности (например, не превратился в монархию или "обратно" в Советский Союз!). От меня требуется работа в ""жесткой рамке" теперешней России, взятой в момент "сейчас", игнорируя возможные изменения. Только в этом случае процесс установления аналогии может закончиться продуктивно - иначе аналогия моя никогда не будет построена.
- Под симметричностью подобия понимается отношение, выражаемое формулой' "если А равно В, то В равно А. Симметричность, таким образом, гарантирует, что если я сравниваю два предмета по какому-то признаку, то признак этот присутствует в том, что сравнивается, и в том, с чем сравнивается, как один и тот же, не изменяющийся в процессе сравнения, фиксированный, признак.
Уловить эту особенность подобия весьма сложно, но, может быть, следующий пример поможет это сделать. Предположим, я сравниваю степень наполннености одной чашки кофе со степенью наполненности другой чашки кофе и делаю заключение, что первая чашка кофе более полна, чем вторая. Это означает, что вторая чашка кофе менее полна по отношению к первой (признак симметричности подобия). Если это почему-либо не так (например, в ходе моего сравнения во вторую чашку долили кофе), сравнение перестает быть корректным и мне придется строить другое.
Стало быть, признак симметричности всего лишь признак неизменности отдельных сторон или качеств предметов в ходе производимых над ними операций сравнения. Легко представить себе, что должен чувствовать человек, сравнивающий друг с другом, например, форму двух облаков, каждое из которых постоянно меняет свои очертания. Аналогический процесс в таком случае довольно скоро вообще перестанет быть возможным, поскольку система координат все время смещается.
Наряду со следующим признаком подобия - признаком транзитивности - признак симметричности принимается наукой во внимание не во всех случаях, когда происходит процедура сравнения.
- Под транзитивностью понимается отношение, выражаемое следующей формулой: "если А равно В, а В равно С, то А равно С". Применительно к подобию формулу эту тоже не слишком легко прочесть. Однако в вербализованном виде она может выглядеть гораздо прозрачнее: "Если один рубль (приблизительно) равен одной датской кроне, а одна датская крона (приблизительно) равна одной шведской кроне, то один рубль (приблизительно) равен одной шведской кроне".