Поскольку в Двуречье залежи металлических руд полностью отсутствовали, то наличие там золота, серебра, меди и свинца уже в первой половине III тысячелетия до н. э. указывает на значительную роль обмена в шумерском обществе того времени. В обмен на шерсть, ткани, зерно, финики и рыбу шумеры получали также амень и дерево. Чаще всего, конечно, либо происходил обмен дарами, либо совершались полуторговые, полуграбительские экспедиции. Но надо думать, что уже тогда временами происходила и подлинная торговля, которую вели тамкары — торговые агенты храмов, царя и окружавшей его рабовладельческой знати.
Обмен и торговля обусловили в Шумере зарождение денежного обращения, хотя в своей основе хозяйство продолжало оставаться натуральным. Уже по документам из Шуруппака видно, что медь выступала в качестве меры стоимости, а впоследствии эту роль играло серебро. К первой половине III тысячелетия до н. э. относятся упоминания о случаях купли-продажи домов и земель. Наряду с продавцом земли или дома, получавшим основную плату, в текстах упоминаются ещё и так называемые «едоки» покупной цены. Это были, очевидно, соседи и родичи продавца, которым давалась некоторая добавочная плата. В названных документах ещё сказывалось господство норм обычного права, когда все представители сельских общин имели право на землю. Плату получал и писец, который оформлял продажу.
Жизненный уровень древних шумеров был ещё низок. Среди хижин простого народа выделялись дома знати, однако не только беднейшее население и рабы, но и люди среднего по тому времени достатка ютились в крошечных домах из сырцового кирпича, где цыновки, связки тростника, заменявшие сиденья, и глиняная посуда составляли почти всю мебель и утварь. Жилища были невероятно скучены, они располагались в узком пространстве внутри городских стен; не менее четверти этого пространства занимали храм и дворец правителя с хозяйственными постройками при них. В городе находились большие, тщательно построенные государственные закрома. Один из таких амбаров был раскопан в городе Лагаше в слое, восходящем примерно к 2600 г. до н. э. Одежда шумеров состояла из набедренпых повязок и грубых шерстяных плащей или прямоугольного куска материи, обмотанного вокруг тела. Примитивные орудия труда — мотыги с медными наконечниками, каменные зернотёрки,— которыми пользовалась масса населения, делали труд необыкновенно тяжёлым.Пища была скудной: раб получал около литра ячменного зерна в день. Условия жизни и быта господствующего класса были, разумеется, иными, но даже знать не имела более изысканной пищи, чем рыба, ячменные и изредка пшеничные лепёшки или каша, кунжутное масло, финики, бобы, чеснок и не всякий день—баранина.
Общественно-экономические отношения.
Хотя от древнего Шумера дошёл целый ряд храмовых архивов, в том числе восходящих ещё к периоду культуры Джемдет-Наср, однако достаточно исследованы общественные отношения, отражённые в документах лишь одного из храмов Лагаша XXIV в. до н. э. Согласно одной из наиболее распространённых в советской науке точек зрения, окружавшие шумерский город земли делились в это время на естественно орошаемые и на высокие поля, требовавшие искусственного орошения. Кроме того, имелись ещё поля на болоте, т. е. на территории, не высыхавшей после разлива и требовавшей поэтому дополнительных осушительных работ, чтобы создать здесь почву, пригодную для земледелия. Часть естественно орошаемых полей была «собственностью» богов и по мере перехода храмового хозяйства в ведение их «заместителя» — царя становилась фактически царской. Очевидно, высокие поля и поля-«болота» до момента своей обработки являлись, наряду со степью, той «землёй, не имеющей хозяина», которая упоминается в одной из надписей правителя Лагаша Энтемены. Обработка высоких полей и полей-«болот» требовала больших затрат труда и средств, поэтому здесь постепенно складывались отношения наследственного владения. Повидимому, именно об этих незнатных владельцах высоких полей в Лагаше и говорят тексты, относящиеся к XXIV в. до н. э. Появление наследственного владения способствовало разрушению изнутри коллективного земледелия сельских общин. Правда, в начале III тысячелетия этот процесс протекал ещё очень медленно.
Земли сельских общин были издревле размещены на естественно орошаемой территории. Конечно, не вся естественно орошаемая земля была распределена между сельскими общинами. Они имели свои наделы на той земле, на нолях которых ни царь, ни храмы не вели своего собственного хозяйства. Лишь земли, которые не находились в непосредственном владении правителя или богов, были расчленены на наделы, индивидуальные или коллективные. Индивидуальные наделы распределялись между знатью и представителями государственного и храмового аппарата, а коллективные наделы сохранялись за сельскими общинами. Взрослые мужчины общин были организованы в отдельные группы, которые и на войне и на сельскохозяйственных работах выступали совместно, под началом своих старост. В Шуруппаке они назывались гуруш, т. е. «сильные», «молодцы»; в Лагаше в середине III тысячелетия они назывались шублугаль — «подчинённые царя». По мнению некоторых исследователей, «подчинённые царя» были не общинниками, а уже оторванными от общины работниками храмового хозяйства, но это предположение остаётся спорным. Судя по некоторым надписям, «подчинённых царя» совершенно необязательно рассматривать как персонал какого-либо храма. Они могли работать и на земле царя или правителя. Мы имеем основание считать, что в случае войны «подчинённые царя» включались в армию Лагаша.
Наделы, передаваемые отдельным лицам или, может быть, в некоторых случаях и сельским общинам, были небольшими. Даже наделы знати в то время равнялись лишь нескольким десяткам гектаров. Некоторые наделы отдавались безвозмездно, а другие за налог, равнявшийся 1/6 —1/8 урожая.
Владельцы наделов работали на полях храмовых (позже также царских) хозяйств обычно месяца четыре. Тягловый скот, а также плуг и прочие орудия труда выдавали им из храмового хозяйства. Они обрабатывали и свои поля с помощью храмового скота, так как на своих маленьких участках держать скот не могли. За четыре месяца работы в храмовом или царском хозяйстве они получали ячмень, в небольшом количестве — эммер, шерсть, а в остальное время (т. е. в течение восьми месяцев) кормились урожаем со своего надела ( Существует также и другая точка зрения на общественные отношения в раннем Шумере. Согласно этой точке зрения, общинпьши землями являлись в равной стопени и естественно заливаемые и высокие земли, так как орошение последних требовало пользования общинными резервами воды и по могло быть осуществлено без больших затрат труда, возможных лишь при коллективной работе общин. Согласно этой же точке зрения, лица, работавшие на земле, выделенной храмам или царю (в том числе — на что есть указание источников — и на земле, отвоеванной у степи),уже потеряли связь с общиной и подвергались эксплуатации. Они, как и рабы, работали в храмовом хозяйстве круглый год и получали за работу натуральное довольствие, а в начале также и земельные наделы.Урожай па храмовой земле не считался урожаем общин.Работавшие на этой земле люди не имели ни самоуправления, ни каких-либо прав в общине или выгод от ведения общинного хозяйства, поэтому, согласно этой точке зрения, их следует отличать от собственно общинников, не вовлечённых в храмовое хозяйство и имевших право, с ведома большой семьи и общины, в которую они входили, покупать и продавать землю. Согласно этой точке зрения, и земельные владения знати не ограничивались наделами, которые оии получали от храма.— Ред.).
Рабы работали круглый год. В рабов обращали пленных, захваченных на войне, рабы покупались и тамкарами (торговыми агентами храмов или царя) за пределами государства Лагаш. Их труд использовался на строительных и оросительных работах. Они несли охрану полей от птиц и использовались также в садоводстве и отчасти в скотоводческом хозяйстве. Труд их применялся также в рыболовстве, продолжавшем играть значительную роль.
Условия, в которых жили рабы, были чрезвычайно тяжёлыми, и поэтому смертность среди них была огромная. Жизнь раба мало ценилась. Имеются данные о принесении в жертву рабов.
Войны за гегемонию в Шумере.
По мере дальнейшего освоения равнинных земель границы мелких шумерских государств начинают соприкасаться, развёртывается ожесточённая борьба между отдельными государствами за землю, за головные участки оросительных сооружении. Борьба эта заполняет историю шумерских государств уже в первой половине III тысячелетия до н. э. Стремление каждого из них захватить контроль над всей ирригационной сетью Двуречья привело к борьбе за гегемонию в Шумере.
В надписях этого времени встречаются два различных титула для правителей государств Двуречья — лугаль и патеси (некоторые исследователи читают этот титул энси). Первый из титулов, как можно предположить (есть и другие толкования этих терминов), обозначал ни от кого не зависимого главу шумерского города-государства. Термином же патеси, который первоначально, возможно, был жреческим титулом, обозначался правитель государства, признававшего над собой господство какого-нибудь другого политического центра. Подобный правитель играл в основном лишь роль верховного жреца в своём городе, политическая же власть принадлежала лугалю государства, которому он, патеси, подчинялся. Лугаль — царь какого-нибудь шумерского города-государства — отнюдь ещё не являлся царём над прочими городами Двуречья. Поэтому в Шумере в первой половине III тысячелетия имелось несколько политических центров, главы которых носили титул царя — лугаля.