Жизнь и творчество М.И. Глинки (стр. 7 из 11)

К началу июня предоъездные хлопоты были закончены. В один из первых дней месяца, когда Глинка посетил Тарновских, к подъезду дома подъехала его дорожная коляска; он заехал за Гедеоновым и отъезжавшей вместе с ним молодой француженкой Аделью Россиньоль. Кони помчались по городским улицам. Промелькнули каменные дворцы, потом деревянные дома, потянулись сады. Проверка паспортов на заставе у колонн Московских ворот - и вот далеко позади остался золотой шпиль Адмиралтейства. «…Мы отправились в путь», - писал Глинка в «Записках».

4. ГОДЫ СТРАНСТВИЙ

Теплым июльским днем тяжелый дилижанс миновал заставу и оказался на широкой улице Монмартр. Прекрасный и удивительный город поразил и пленил Глинку. Все было оживленным и красочным, совсем не похожим на чинную суровость Петербурга. Разнообразные впечатления немедленно нахлынули на Глинку со всех сторон.

Русские знакомые встретили его приветливо. Карикатурист Невахович забавлял Глинку шутками и карикатурами, петербургский приятель Норов постоянно затевал всевозможные увеселения. Кто-нибудь из друзей сопровождал Глинку при осмотре достопримечательностей - монументов и окрестностей города. Осенний день во дворце и садах Версаля он провел вместе с Виельгорским и Мещерским. Вскоре по его приезде журнал «Revueetgazettemusicale» сообщил читателям о том, что Глинка, знаменитый русский композитор, намерен провести зиму в Париже, и редакция журнала выражала надежду на то, что он сочинит «что-нибудь для … Комической оперы»[12]. Но Глинке больше нравился Итальянский театр. А вообще писать для парижских театров он не видел возможности, как из-за интриг, так и потому, что, будучи русским душой, не желал подделываться на чужой лад.

К самому же французскому образу жизни Глинка вскоре настолько привык, что ему, как он уверял, казалось, будто он всегда так жил. Вскоре, однако, известие о том, что Лист отправился концертировать в Испанию, пробудило в душе Глинки давнее желание побывать там. Глинка стал изучать испанский язык, делая быстрые успехи.

Я думаю, что в Испанию его влекли, прежде всего, соображения художественные. Как он писал матери 11/23 января 1845 года, там он желал ознакомиться с испанскими народными напевами, «потому что они настолько схожи с русскими и дадут… возможность… приняться за новый большой труд».

Мне кажется, что из множества лиц, с кем Глинке довелось видеться за неполный год его пребывания в Париже, самым важным и интересным для него было общение с Гектором Берлиозом.

Глинку он принял сначала холодно, но вскоре, вероятно, познакомившись с сочинениями русского композитора, изменил своё отношение на вполне дружеское. Помощь Берлиоза имела тогда для Глинки важное значение. Одной из целей его пребывания за границей было заинтересовать парижан собственными сочинениями, показать им, что действительно существует и русская музыка, и русские композиторы. Поэтому, когда Берлиоз предложил Глинке включить какие-нибудь его произведения в программу третьего из устраивавшегося им «музыкальных празднеств», Глинка переинструментировал Лезгинку из «Руслана и Людмилы» и просил певицу А.А.Соловьёву-Вертейль спеть по-русски арию Антониды из «Ивана Сусанина» Глинка, по его словам, дебютировал удачно, отзывы прессы были благоприятными, и ухе через день, 6/18 марта, он написал матери о намерении дать («в пользу бедных») и собственный концерт. Концерт прошел успешно 29 марта/10апреля 1845 года. Через несколько дней в «JournaldesDebats» появилась хвалебная статья Г.Берлиоза, посвященная Глинке. В ней имя русского музыканта он назвал вчисле превосходнейших композиторов нашего времени. Вскоре после концерта, сообщая матери о его результатах, композитор писал: «Может быть другие будут счастливее в своих дебютах, но я первый русский композитор, который познакомил парижскую публику со своим именем и своими произведениями, написанными в России и для России»[13].

Последние полтора месяца, прожитые Глинкой в Париже, были полностью заняты приготовлениями к отъезду в Испанию. 13/25 мая 1845 года Глинка, дон Сант-Яго (парижский «мажордом» Глинки) и его девятилетняя дочка Росарио выехали в Орлеан, а оттуда на почтовых в три дня добрались до По.

При виде восхитительной южной природы Глинка ожил. «Дубовые, каштановые рощи, аллеи из тополей, фруктовые деревья в цвету, хижины, окруженные огромными розовыми кустами, - все это более походило на английский сад, нежели на простую сельскую природу. Наконец, Пиренейские горы, с покрытыми снегом вершинами, поразили меня своим величественным видом»[14], - описывал глинка свои дорожные впечатления в письме к матери из По, «последнего большого города Франции». 20мая/1июня Глинка и его спутники пересекли испанскую границу.

Верхом на лошадях, через «самые высокие горы», по тропам среди неприступных скал, над ущельями, где неслись пенистые потоки и низвергались водопады, порой настигаемые грозами, путешественники достигли первого испанского города Памплуны. Здесь все было для Глинки ново.

Испанцы показались ему добрыми и радушными, а если иногда и вспыльчивыми, то ненадолго. По мнению Глинки, из всех иностранцев они больше всех соответствовали его характеру.

В театре Глинка впервые видел испанские танцы. Более близкое знакомство с народной музыкой Испании вскоре началось в Вальядолине. Вечерами там, в доме родных Сант-Яго, собирались соседи, знакомые, звучали народные песни, дробь кастаньет сопровождала оживленные пляски. Глинка услышал тогда мелодию и вариации танца «Арагонская хота», бойко сыгранную ему гитаристом Феликсом Кастильей. Вскоре уже в Мадриде на этой основе он создал знаменитое «Блестящее каприччио для большого оркестра на Арагонскую хоту».

Небезопасный переезд в столицу Испании по живописной, в недавнем прошлом кишевшей разбойниками, Глинка совершил благополучно. Мадрид показался ему городом прелестным, хоть и не с первого взгляда. Зато вскоре он оценил этот «Петербург в малом виде», красоту его садов, площадей, фонтанов; живописное оживление уличной жизни, театры, даже варварское зрелище боя быков. А главной достопримечательностью стал для Глинки «музеум» Прадо - богатейшее собрание превосходных картин, прежде всего испанских художников, «какого нигде нет».

Осматривал Глинка и «примечательные предметы» в окрестностях города.

Мне кажется, что приятное течение смирной жизни в Мадриде, здоровый климат, удаленность от петербургских дрязг смягчили в душе Глинки тяжелые воспоминания и утишили физические страдания.

Теперь он мог спокойно заняться изучением испанской народной музыки. Днем и по вечерам до поздней ночи в комнате Глинки звучала гитара и слышалось пение. «Национальные» напевы он тотчас же записывал в особенной для этого книжке и впоследствии в своем творчестве неоднократно ими пользовался.

От сырости древнего Мадрида Глинка решил укрыться на юге Испании, в древней, полной мавританских отголосков Гранаде. Дождевые тучи висели над однообразием равнинной Ламанчи. Они сопровождали Глинку и дона Сант-Яго до вершин хребта Сиерра-Морена. Но там, за ним, лежала залитая солнцем Андалузия.

Верный своему намерению знакомиться с подлинно народной музыкой, Глинка нашел в Гранаде богатый материал для занятий. Вскоре по приезде он познакомился с преталантливым гитаристом Мурсиано, а затем с Долорес Гарсиа, славившейся пением народных песен. Пение и танцы он видел и слышал также у знакомых, когда спускался в город и присутствовал при домашних увеселениях или на праздниках, наблюдая народные обычаи. Плясать к себе он зазывал цыган и цыганок, и сам учился танцевать. В то время, по словам русского архитектора К.А.Бейне, по-испански Глинка говорил как испанец. Собираясь возвратиться в Мадрид весной 1846 года, не без гордости он сообщил матери, что некоторые из его пьес, с которыми он намеревался познакомить мадридскую публику, «будут в испанском роде». Действительно, как верно заметил в этом же году Н.Кукольник в журнале «Иллюстрация», «никто, как Глинка, не умеет сохранить целости национальных мелодий, не обезображивая их ни одним посторонним звуком…»[15]

Однако в Мадриде Глинка вскоре убедился в том, что выступить публично ему вряд ли удастся. Теперь там больше чем когда-либо его «враги итальянцы», то есть итальянская опера, владели «и лучшим театром в Мадриде, и испанской публикой».

Из сочинений Глинки в годы его жизни в Испании исполнено было лишь трио «Ах, не мне, бедному» из оперы «Иван Сусанин» в придворном концерте осенью 1846 года.

Зато в Мадриде он нашел необходимые условия для жизни - полную свободу, свет и тепло. Нашел он и прелесть ясных летних ночей, зрелище народного гулянья при звездах в Прадо. Памятью о них стала Испанская увертюра № 2, известная под названием «Воспоминание о Кастилии» или «Ночь в Мадриде». Так же как «Арагонская хота», эта увертюра - глубоко поэтическое отражение в музыке испанских впечатлений Глинки.

После недолгого пребывания в Мадриде через Сарагосу Ипамплуну они отправились во Францию. Верхом на лошадях проехали по горным тропам среди скал Пиренеев и 6/18 июня 1847 года добрались до По. Три недели в Париже, по несколько дней во Франкфурте, Киссингене, Вене, Варшаве и, наконец, вероятно 28 июля/9 августа - приезд в Новоспасское.

В жизненном пути великого русского композитора завершился еще один очень значительный период.

Суровую картину иссушенных зноем равнин и гор Испании сменила мягкая прелесть летней русской природы, апельсиновые рощи по берегам Гвадалквивира - свежая зелень липового парка у полноводной Десны. Домашний уют после трех лет скитаний по постоялым дворам. Неспешное течение долгих летних дней.

В деревне жилось сначала весело, вспоминала впоследствии Л.И.Шестакова. Глинка был здоров и охотно певал романсы, собственные и Даргомыжского, или вместе с доном Педро - испанские песни под аккомпанемент его гитары. Сестру Людмилу он учил общаться с кастаньетами. Вскоре, однако, у него стали пропадать сон и аппетит; нервы «раздражились», и это раздражение все время усиливалось. Глинка уехал в Смоленск, намереваясь отправиться оттуда в Петербург и «вверить» себя доктору Гейденрейху. Сильное недомогание задержало его в Смоленске на всю зиму. Из Новоспасского поспешила приехать к нему Л.И.Шестакова. Болезненные явления через некоторое время прекратились, а тихой и домоседной жизни, которой зажили тогда брат и сестра, оба они посвятили несколько благодарных строк в своих воспоминаниях. Глинка написал тогда несколько фортепианных пьес, в том числе «Молитву» и Вариации на шотландскую тему и два романса. Первый из них, «Милочка», - светлое воспоминание об Испании. Второй, «Ты скоро меня позабудешь» на слова молодой поэтессы Юлии Жадовской, - печальное обращение к любимому существу, полное глубокой любви и покорности перед неизбежным концом, стал новым шагом в развитии вокально-декламационного стиля Глинки.