В тот вечер Айседора встретила своего Ромео…талантливого актера Оскара Бережи.
Незаметно пролетело время, концерты в Будапеште заканчивались, и Ромео тайком увез Айседору в небольшую деревушку.
Возвращение влюбленной пары было омрачено крайним недовольством матери и вернувшейся из Нью-Йорка Элизабет.
Тягостные взаимоотношения в семье удалось развеять Александру Гроссу - он устроил гастрольное турне по Венгрии.
Несмотря на блаженство, которое давало Айседоре искусство, несмотря на поклонение толпы, она постоянно страдала от желания увидеть своего Ромео. однако же Бережи предпочел карьеру Айседоре.
Дункан подписывает контракт с Александром Гроссом. Ей предстояли гастроли в Вене, Берлине и других городах Германии.
Но концерты в Вене не состоялись. Жестокая депрессия Айседоры вынудила Александра Гросса поместить ее в клинику. Несколько недель провела она там в полном упадке сил и ужасных мучениях. Узнав о тяжелом состоянии Айседоры, из Будапешта приехал Ромео - нежный, внимательный, мало что понимающий в происходящем. Это была их последняя грустная встреча.
Выздоровление шло медленно, и Александр Гросс повез Айседору во Францесбад - очень дорогой и модный курорт. Кто знает, как пошло бы выздоровление, если бы не истощился текущий счет в банке. Возникшая необходимость пополнить его вынудила Айседору выступить во Францесбаде. Она вытащила из сундука свои танцевальные наряды, расплакалась, целуя их, и поклялась не покидать больше искусства ради любви. Скорбь, муки и разочарование в любви она решила претворить в свое искусство.
Итак, жестокая действительность, как это часто бывает в жизни, стала лучшим лекарем для человека, находящегося в депрессивном состоянии. Айседора снова вышла на сцену.
В Вене ее ждал шумный успех. Но, надо признаться, с этого времени за танцовщицей потянулся шлейф скандальных историй, зачастую выдуманных, но который, тем не менее, не оставляет ее и доныне.
Айседора давала концерты в Мюнхене, изучала немецкий язык и знакомилась с философией Шопенгауэра. В этот период своей жизни Айседора полностью разделяла мнение философа о том, что только жизнь отшельника позволит «целиком и полностью погрузиться в свои изыскания и занятия. Кто не любит одиночества - тот не любит свободы, ибо лишь в одиночестве можно быть свободным».
Шопенгауэр поддерживал ее пессимистические настроения. В душе Айседоры эта пессимистическая философия рождает противоположное чувство. Она откладывает труд философа в сторону и принимает решение немедленно развеяться, а для этого едет во Флоренцию. Именно во Флоренции свет искусства ренессансных мастеров возродит и ее израненную душу.
Айседора с матерью и Элизабет несколько недель провели в восторженном паломничестве по галереям, садам и оливковым рощам Флоренции. Но более всего Айседору привлекла магическая прелесть картины Боттичелли «Весна», которая предоставляла возможность зрителям увидеть красоту идеального мира. Среди буйного пробуждения природы, водопадов цветов утонченные грациозные фигуры на картине чуть касались земли, как будто исполняли божественный танец, сотканный из света. Айседора долгими часами сидела перед этой картиной. Так, под впечатлением полотна был создан один из её наиболее знаменитых танцев. В нем она стремилась рассказать о весне, любви о рождении жизни. Каждое её движение излучало здоровую радость. Некоторое физическое сходство танцовщицы с созданным художником образом весны и точно подмеченная ею и воспроизведенная в танце мягкая пластичность позы богини создавали, по отзывам современников иллюзию полного перевоплощения Дункан в этот образ. Она попыталась изобразить нежные и удивительные движения: волнистость земли, покрытой цветами, танец нимф и полет зефиров.
Прошло немного времени, и флорентийские каникулы пришлось прервать. Проезжая по городу, Айседора увидела, что улицы являют собой сплошную афишу, возвещающую о ее приезде.
На первом же выступлении с первой же минуты Айседора услышала аплодисменты удивленной немецкой публики. Она танцевала два часа, а публика требовала все новых и новых повторений, пока, наконец, в едином восторженном порыве не бросилась к рампе. Когда же в конце концов ей удалось добраться до своей гримерной, там ее ждал новый сюрприз: с огромным букетом цветов на пороге стоял тот самый импресарио, который предлагал ей выступление в кафешантане. «Сударыня, - сказал он. - Я был не прав». После его ухода Айседора обнаружила в букете небольшую записку со словами: «Простите меня!»
Айседора была в восторге. Успех! Колоссальный успех! Победа! Ах, как сладко побеждать!..
Но это было еще только начало триумфа. Продолжение ждало ее у служебного входа, где неугомонные студенты, следуя очаровательному немецкому обычаю выпрягать лошадей из коляски, сами впряглись в нее и, распевая незамысловатые слова «Айседора, Айседора, ах, как жизнь хороша», освещая факелами дорогу, покатили ее по Унтер-ден-Линден. Чувство, испытываемое юной танцовщицей, должно быть, было знакомо только египетской царице, которую везли в колеснице. Тут студенты подхватили Айседору на руки и перенесли в студенческое кафе. Здесь Айседору встретило безудержное веселье.
Никогда еще Айседоре не приходилось присутствовать на такой безудержно-радостной вечеринке. Она была так же молода, как они, и, пожалуй, впервые в жизни почувствовала безмятежность молодости.
Внезапно крепкие юношеские руки подняли Айседору, и ее танец продолжился на столе. Сверху она видела ликующих студентов, которые, положив друг другу руки на плечи, раскачивались в такт музыке. Они просто сходили с ума от радости и переполнявшего их чувства полноты жизни. В танце Айседора перепархивала со стола на стол.
На следующий день не было ни одной газеты, которая не упомянула бы имени Айседоры. Содержание статей было самым разным: от восхвалений «божественной, святой Айседоры» до гнусного описания студенческой «оргии», которая на самом деле была невинной веселой пирушкой беззаботных молодых людей.
Неожиданно в Берлин из Америки приехал Раймонд, который очень соскучился по семье. Раймонд был поражен тем грандиозным успехом, которого достигла Айседора за несколько лет пребывания в Европе.
С трудом Айседора убеждает Александра Гросса прервать турне по Германии. Ему это казалось детским капризом: как можно отказаться от столь выгодных контрактов?! У Айседоры на счету лежала такая значительная сумма, что она могла позволить себе не только путешествие всей семьей, но, при желании, и строительство собственного дома в Греции или иной стране мира. А недополученные суммы по прерванным контрактам сулили еще более сказочные богатства. Но Айседора решила как можно скорее поехать в Грецию, встречи с которой она так долго ждала.
«…В конце концов с наступлением сумерек мы прибыли в Карвасарос. Все жители сбежались на берег, чтобы приветствовать нас. Сам Христофор Колумб, высаживаясь на американское побережье, наверное, не вызвал большего удивления у туземцев. Мы почти обезумели от радости; хотелось обнять всех жителей поселка и воскликнуть: «Наконец-то после долгих странствий прибыли мы на священную землю эллинов! Привет, о Зевс Олимпийский, и Аполлон, и Афродита! Готовьтесь, о Музы, снова плясать! Наша песня разбудит Диониса и спящих вакханок!» [2]
К храму Зевса вели ступени, высеченные в скале много веков тому назад. Древние греки никогда не позволяли себе пользоваться обходными дорогами. К вершинам гор они поднимались напрямик по этим ступеням. Сюда, к храму Зевса, люди приходили, чтобы поклониться своим жестоким богам. Только такая суровая религия могла возникнуть на скудной неблагодатной почве Греции.
Айседора ходила по развалинам храма и вспоминала полный жестокости и насилия древнегреческий миф о зарождении жизни на Земле.
Айседора снова задается вопросом: почему же такой почет был оказан жестокому Зевсу?
Но тут сама природа решила подсказать Айседоре ответ. Кровавое закатное солнце простерло с запада свои лучи на сине-фиолетовую тучу, которая закрыла собой весь небосклон на востоке. И тут же стремительная молния ударила в колонну храма, превратив ее в серебристую стелу, уходящую в черную пустоту неба. В пустоту ли? А не связующая ли это нить с Зевсом-громовержцем?
Новый удар грома оглушил Айседору, и молния ослепила ее. Но не страх, а восторг прикосновения к прекрасной, всеразрушающей стихии ворвался в ее душу. Даже жизнью не жаль пожертвовать за наслаждение увидеть великолепное зрелище разгневанного вселенского простора. «В мои жилы врывается эфир и огонь!» - воскликнула Айседора.
Ей слышится музыка Вагнера, и она уже готова устремиться в полет среди сверкающих молний вместе с бешеной воздушной кавалькадой колоссальных фантастических амазонок - валькирий. Зевс оценил смелость маленькой беззащитной танцовщицы и не направил свои электрические стрелы в ее сторону.
«Быть может, любовь для меня не имеет такого огромного значения, быть может, мое предназначение совсем иное - творить, - думала Айседора, - и не надо слишком часто предаваться горестным воспоминаниям? Я хочу жить! Я просто невероятно, лихорадочно хочу жить!
Отправляясь в паломничество, я не искала ни денег, ни славы. Это было путешествие, предпринятое для души, и мне казалось, что дух, который я мечтала найти, - дух невидимой богини Афины, - по-прежнему живет в развалинах Парфенона.» [2]
Но время счастливого единения в Древней Элладе летело со стремительной быстротой. Следовало поторопиться с заключением новых контрактов на концерты в Германии.
Накануне отъезда, перед заходом солнца, Айседора одна отправилась в Акрополь, где в театре Диониса мысленно простилась с Грецией - своей неосуществленной мечтой.
Айседора станцевала среди колонн Акрополя свой последний танец на земле Эллады - гимн, обращенный к музам.