Такова официальная причина закрытия: нарушение «сухого закона» во время военных действий. Это причина внешняя. Но анализируя многочисленные воспоминания посетителей и руководителей кабаре, легко понять, что существовали и внутренние причины, которые и побудили Б. Пронина покинуть подвал на углу Итальянской и Михайловской и перебраться на Марсово поле, где в доме Адамини разместился «Привал комедиантов» — своеобразное продолжение «Бродячей собаки», хотя и не ставящееся с ней в один ряд как современниками, так и исследователями.
Внутренние причины также имеют различные аспекты. С одной стороны, «благодаря притоку «фармацевтов» выручка была довольно значительной, и Пронин стал подумывать о расширении площади. <…> Пронин мечтал о том, чтобы, сохранив «Бродячую собаку» для встреч самого узкого круга друзей и единомышленников, открыть второй, больший по размерам, подвал, который будет уже не кабачком, а скорее подземным театром с разнообразным и нетрадиционным репертуаром».108
Таким образом, уже потребность финансового развития вынудила покинуть подвал на Михайловской площади, если не на совсем, то вывести оттуда постороннюю публику (это уже нравственная потребность перед единомышленниками). Но Г. Иванов считает, что в переезде кабаре есть и субъективная, «неделовая» причина. «Нет, — заявляет он, — сам Пронин вряд ли бы по своему почину расстался с Михайловской площадью. Идею переменить скромные комнаты «Собаки», с соломенными табуретками и люстрой из обруча, на венецианские залы и средневековые часовни «Привала» внушила ему Вера Александровна».109
Вера Александровна — жена Б. Пронина — у Г. Иванова в его воспоминаниях представлена в очень несимпатичном свете. Очевидно, в ней он и увидел виновницу закрытия «Бродячей собаки», о чем он и пишет далее: «Вера Александровна сразу начала все переделывать, изменять и расширять в «Бродячей собаке». И, конечно, на третий день заскучала. <…> «Собака» — был маленький подвал, устроенный на медные гроши — двадцатипятирублевки, собранные по знакомым. <…> Программы не было — Пронин устраивал все на авось. <…> Посетители <…> были, по большей части, «свои люди», … которым этот распорядок был по душе, и менять они его не хотели. Словом, в «Собаке» Вере Александровне делать было нечего. <…> Она, по выражению Пронина, решила «скрутить шею собачке». <…> На Марсовом поле был снят огромный подвал — не для того, чтобы возродить «Собаку», — чтобы создать что-то грандиозное, небывалое, удивительное».110 Мнение о результатах переезда у Г. Иванова так же было однозначным: «…Получился какой-то эстетический, очень эстетический, но все же ресторан».111 В итоге, если бы мы стали искать виновного в закрытии «подвала», то Г. Иванов помог бы в решении данной проблемы: для него виноват лишь один человек — Вера Александровна, а вовсе не петроградский градоначальник. Но понятно, что вопрос этот куда более сложный. «Бродячая собака» была уникальным явлением общественной жизни того периода, потому и прекращение ее существования это не одномоментное и волевое решение, а результат эволюции, причем двоякой: самого кабаре и всей жизни общества. Первая составляющая будет рассмотрена в следующих главах. Что касается второй стороны этого процесса, то мы с уверенностью можем сказать, что российское общество уже неслось в бездну. Ощущение такой неизбежности, а также атмосфера войны и общей напряженности заставляли людей скрываться от реальности. Причем если атмосферу «тоски самоубийства» в 1912 г. остро чувствовали лишь люди, связанные с искусством, то теперь в «убежище» нуждались многие. Да и многие представители богемы стремились, наверное, как можно лучше провести последние мгновения перед катастрофой.
Нельзя исключать и того обстоятельства, что, кабаре не обладало определенной «идеологией» в своей художественной жизни, то есть включало в себя представителей многих творческих направлений, и лишь ограждало свой мир от лжеискусства. Не исключено, что именно такое совмещение зачастую несовместимых явлений сыграло далеко не последнюю роль в постепенной эволюции «подвала» вплоть до его закрытия.
ВКЛАД В ПОЭЗИЮ, ЖИВОПИСЬ, ТЕАТР
Литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака» являлось одним из центров жизни искусства в Петербурге-Петрограде, следовательно, и значение его в контексте всего серебряного века, а особенно в последние предреволюционные годы, очень велико. Правда, Б. Лившиц в этом отношении не согласился бы с такой гипотезой: «Утверждать, что «Бродячая собака» была фоном, на котором протекала литературно-художественная жизнь трех последних лет перед войной, значило бы несомненно впасть в преувеличение».112 Но у нас есть одно преимущество перед ним — мы смотрим на происходившие события не только сквозь призму времени, но и науки, что позволяет более детально разглядеть картину литературной, художественной, и артистической жизни того периода. На основании всего этого мы и видим, что почти все крупнейшие события 1912-1915 г.г. так или иначе имеют отношение к «Подвалу бродячей собаки».
Огромное значение для литературы серебряного века оказали объединения и деятели, обосновавшиеся в «Бродячей собаке». И первыми в этом ряду стоят акмеисты и их «Цех поэтов». Сама программа акмеизма была провозглашена именно здесь 19 декабря 1912 г. «Тезы» доклада С.Н. Городецкого «Символизм и акмеизм» были опубликованы в пригласительной программе вечера и выглядели следующим образом: «1. Последний этап символизма в России: апофеоз или катастрофа? Опыты «великого искусства» на почве символизма и неудача их. Причины катастрофы символизма: его пороки. Что такое символ, и к чему приводит последовательное ему служение. Развращение слов и словосоединений. Охотники за «соответствиями». Мир в паутине. Перекрестный сквозняк в мире. 2. Новый век и новый человек. Работа Цеха поэтов. Рождение Адама. Акмеизм и адамизм. Отношение акмеистов к миру. Освобождение мира из паутины «соответствий». Самоценность мира и творчества в нем. Слово как алмаз целомудрия, как твердыня драгоценная. Защитники этой твердыни. Рай, творимый поэзией Н. Гумилева, Владимира Нарбута, М. Зенкевича, А. Ахматовой и О. Мандельштама. Отношение акмеизма к Парнасу, импрессионизму и символизму. Открытый путь к великому искусству».113
«Цех поэтов» вообще предпочитал собираться исключительно в «подвале», ощущая благоприятную для себя обстановку, чем вызывали недовольство представителей других, «ущемленных» течений: «…Атмосфера наибольшего благоприятствования, определявших его (акмеизм — В. Р.) в подвале на Михайловской площади, была создана не кем иным, как <…> хлещеватой молодежью».114
Так считал кубофутурист, или же будетлянин, Б. Лившиц, вообще полагавший, что «футуристы были падшими от рождения», а их произведения «ни одной пьяной слезы не вышибали из глаз, никакой «достоевщинкой» не щекотали расхлебанной интеллигентской чувствительности».115 Но в его субъективной оценке нет того, что заметил в литературной жизни «Собаки» Вл. Пяст: «Наибольшие в историческом плане заслуги ее («Бродячей собаки» — В.Р.) перед футуризмом».116 И в этом он, безусловно, прав, стоит лишь вспомнить доклад В. Шкловского (фактически одно из первых теоретических обоснований футуризма, не менее важное для литературного течения, чем доклад С. Городецкого годом раньше), «Вечер Пяти», «Вечер Маяковского» и вечер, посвященный литературно-художественному сборнику «Стрелец», являвшиеся полностью футуристическими. Здесь читали свои произведения В. Хлебников, А. Крученых, Н. и Д. Бурлюки, В. Каменский, В. Маяковский и многие другие. Знаменитый «Вечер Пяти», главным образом, запомнился скандалом после стихотворения «Вам» Маяковского, однако еще в начале вечера автор этого стихотворения устроил небольшой переполох: «Когда собралась публика, на эстраду с лорнетом в руке выступил Д. Бурлюк и объявил собравшимся, что на вечере выступят львы различных пустынь, каждый хвастаясь своим собственным рыком. В публике быстро появился <…> поэт Маяковский. «Здесь падалью не питаются», — заявил он».117 Но несмотря на такие внутренние размолвки, футуристы в целом сформировались в стенах «Собаки».
Что же касается символизма, то роль кабаре в его развитии была минимальной. Это объясняется и тем, что виднейшие представители этого течения не посещали кабаре (например, А. Блок), и тем, что к 1912 г. В данном течении наметился серьезный кризис.
Но наличие трех основных литературных течений не воспринималось ни тогда, ни позже, как основная идея существования кабаре. «Было бы однако ошибкой представлять себе символистов, акмеистов и будетлян в виде трех враждующих станов, окопавшихся друг от друга непроходимыми рвами и раз и на всегда исключивших для себя возможность взаимного общения», — полагает Б. Лившиц, далее подробно повествуя о «межнаправленческих» контактах литераторов.118 Ввиду этого можно сделать предположение, что именно такое разнообразие течений, главным образом, двух — акмеистов и футуристов — «уравновешивавших» друг друга, позволило каждому из них не «загнить», не остановиться на достигнутом уровне каждому поэту, а идти дальше, к вершинам своего творчества.
Нельзя забывать и того, что образ кабаре «Бродячая собака» сам вошел в литературные произведения посетителей кабаре.
Немалым был вклад «Собаки» и в изобразительное искусство той эпохи. Кабаре явилось своеобразным клубом «левого» искусства, русского авангарда. Художники С. Судейкин и Н. Сапунов, принимавшие участие в создании фантастической росписи стен подвала, к 1912 г. были уже знамениты. Они входили в общество «Голубая роза», их работы выставлялись на знаменитой выставке «Салон», организованной в 1909 г. в Москве С. Маковским. Наконец, несомненным их достижением стала роспись стен кабаре. Увы, это произведение оказалось недолговечным: в покинутом подвале вновь воцарилась сырость, и штукатурка полностью осыпалась уже через несколько лет. К сожалению, даже на фотографиях «Бродячей собаки» если и видны некоторые участки росписи, то целостного впечатления они не создают. А тогда, в период существования кабаре никому и в голову не пришло запечатлеть этот шедевр «фресковой» живописи, как, собственно, и большую часть произведений искусства, созданных в «Бродячей собаке».