Корабль дураков как символ эпохи практически всегда актуален: таковым его делают как социально-политические потрясения, навязывание массовой культуры и неестественного образа жизни, падение гуманности и морали.
Приведенные ниже гротескные портреты человечества в разные эпохи наглядно иллюстрируют гримасы общественного безумия и доказывают слова А.П.Чехова: «…человечество безумно во все времена».
4.2. Сумасшедший дом в литературе
4.2.1. «Палата№6» - 19-20 век
В Палате№6 в миниатюре изображены общие наши порядки, характеры. Всюду – палата№6. Это – Россия…
Н.Лесков
Это ёмкое замечание Н.Лескова отразило в полной мере подводное течение рассказа, не без свойственного Чехову тонкого юмора изобразившего главнейшие пороки общества и проблемы страны на рубеже 19 - 20 веков. Образ больницы сам по себе указывает на внутреннее несовершенство и ожидание изменений к лучшему или скорого трагического конца. Изображение больницы являет собой художественно преобразованный облик России: « Если вы не боитесь обжечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке, ведущей к флигелю, и посмотрим, что делается внутри. Отворив первую дверь, мы входим в сени. Здесь у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама. Матрацы, старые изодранные халаты, панталоны, рубахи с синими полосками, никуда не годная, истасканная обувь – вся эта рвань свалена в кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый запах...»
Здание требующее ремонта, на грани разрушения, похожее на зверинец,- таков облик страны, в которой жестокость режима и невежество действующей власти на фоне пустого суеверия и бесплодных рассуждений – норма и национальная черта.
Обитатели палаты, люди, застывшие в страхе или безысходной апатии, по личным качествам ничем не хуже тех, кто их содержит. Коррупция, карьеризм и безнравственность делает персонал похожим на гротескные маски, уродливые и смехотворные. В каждом персонаже лежит образ определенного слоя общества или преобладающего типа характера, доведенного до предельной выразительности. Ключевым конфликтом выступает столкновение характеров Громова, бывшего чиновника с манией преследования, и флегматичного, обходительного и уклончивого Рагина, «любящего ум и честность, но чтобы устроить жизнь умную и честную, у него не хватает характера и веры в своё право». «За ним <Громовым> с лаем гнались собаки, кричал где-то позади мужик, в ушах свистел воздух, и Ивану Дмитричу казалось, что насилие всего мира скопилось за его спиной и гонится за ним <…> Да и не смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается обществом как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт милосердия, например, оправдательный приговор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чувства?». После диалогов с доктором Рагиным Громов создал у того впечатление «единственного умного и интересного человека, встреченного за двадцать лет», возможно собственной недостающей части и скрытого alter ego (праобразом которого скорее всего являлся Чаадаев).
Рассуждения доктора Рагина: «Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого? Что из того, если какой-нибудь торгаш или чиновник проживет лишних пять, десять лет? Если же видеть цель медицины в том, что лекарства облегчают страдания, то невольно напрашивается вопрос: зачем их облегчать? Во-первых, говорят, что страдания ведут человека к совершенству, и, во-вторых, если человечество в самом деле научится облегчать свои страдания пилюлями и каплями, то оно совершенно забросит религию и философию, в которых до сих пор находило не только защиту от всяких бед, но даже счастие. Пушкин перед смертью испытывал страшные мучения, бедняжка Гейне несколько лет лежал в параличе; почему же не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене Савишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы не страдания?» – эти его рассуждения создают впечатление очередного варианта Обломова, явно не подходящего для своей преобразующей роли врача. Подобно спору и смешению разума с безумием, победу в котором одерживает безумие, идеологический спор завершается проверкой на практике и полным разоблачением псевдостоической Рагинской философии (по мнению исследователей, близкой к философии Шопенгауэра). Рассказ заканчивается смертью главного героя от апоплексического удара, указавшей на его главную жизненную ошибку и исправляющей её.
Вероломная смена руководства больницы с якобы сошедшего с ума Рагина на материалистичного до цинизма доктора Хоботова выступает как символ крушения гуманизма в 20 веке, где катастрофа становится образом жизни, кризис – естественным состоянием, безумие – нормой.
4.2.2. «Над гнездом кукушки» К.Кизи – 20 век.
Здесь сумасшедший дом представлен уже как портрет 20ого века. Психиатрическая больница изнутри представлена глазами его обитателя как кибер-кошмар, мрачный комбинат по переработке сломанных и слабых людей, где работают чернокожие роботы под руководством механической медсестры Гнусен, женщины-диктатора с голливудской улыбкой. Олицетворяя собой саму больницу, современная Медуза Горгона и одновременно гипертрофированный образ матери, культуры и системы превращает это место в военный лагерь, который борется с любыми отклонениями от нормы, доносит друг на друга, живёт по расписанию и, не смея сопротивляться, принимает «причастие» – транквилизаторы с микросхемой для слежки и управления внутри. Яркий пример карательной психиатрии в восприятии больного. Сумасшедшие ничем не отличаются от «нормальных» людей, кроме слабостей характера и воли, скорее являются вполне «здоровыми» типами людей, рассмотренными под увеличительным стеклом глубокого анализа личности, изображенными в комичной форме в полном подчинении медсестры, подобно послушным детям следующих указаниям не задумываясь, нужно ли им это. Всех их объединяет неосознанный тотальный страх перед жизнью, из-за которого в общем-то они и находятся здесь и который прямо или косвенно делает невожможным выбраться на свободу, делает пребывание здесь удобным и безопасным, подобно эмбриональному состоянию. Даже сам доктор имеет слабый характер и не способен к управлению отделением, несмотря на свою должность.
Тем самым Кизи изображает новый современный Эдипов комплекс по-американски: мать убивает отца и забирает сына. Азартный игрок, психопат и дамский угодник Макмерфи выступает как катализатор постепенного созревания разума в больных, стремления к свободе и удовольствиям, свойственным здоровым людям. Финальная сцена побега вождя Бромдена и смерти Макмерфи является кульминацией и развязкой, одновременно символизируя второе рождение; являя собой протест против искусственной среды, приносит с собой немного свежести и искушения, одерживая мелкие победы,- но терпит неудачу в попытках изменить что-либо существенное в системе (отменить власть как таковую, создать анархию, открыто воздействуя силой) и, обезвреженный в назидание другим, превращается в живой пример того, что система сделает с каждым рано или поздно, и иного выхода, кроме как уход от неё, нет. Но прежде чем уйти нужно созреть.
4.2.3 «Удушье» Ч. Паланик - 21 век
Роман Паланика является естественным продолжением темы современного Эдипова комплекса и американского сумасшедшего дома, но только здесь изображена не карательная психиатрия, а «гуманистическая», какая используется в развитых странах. Здесь безумен абсолютно весь мир и больница святого Антония, изображенная Палаником, мало от него отличается. Ежесекундная чистка и скрывающие все следы, птичье пение для сообщения времени, разделение больницы по степени близости к смерти, и розовые кусты, вызывающие умиление только у тех, кто не знает, что за ними скрыто для иллюзии безопсаности, по словам главной героини, «делающие мир похожим на трудовой лагерь за колючей проволокой, а жизнь на тошнотворно скучную поездку на теплоходе, без приключений, предсказуемую и делающую людей беспомощными». Почти материнская забота за непомерно огромные деньги и презентабельный вид при убогом содержании – портрет американского общества, в котором живут люди под вечным гнетом прошлого и находящиеся в состоянии мании и тревоги, предчувствия надвигающейся неминуемой болезни и смерти, пустоты настоящего, продукты жизненной переработки, точнее – её отходы и обуза для таких же людей в таком же, только грязном, мире снаружи.
Наиболее интересным персонажем в больнице можно назвать мать главного героя Иду Манчини, больную прогрессирующей шизофренией, носительницу своей теории отупения, согласно которой разум и знания бесполезны, и несут в себе только страдание, иллюзии и условности материального мира, занятого другими. По её мнению, на самом деле человеку необходим только ствол мозга, чтобы быть свободным, счастливым и максимально упрощённая жизнь – для чего люди и принимают наркотики, алкоголь или просто фантазируют, чем она и занималась наряду с вечным протестом против системы – такова обратная сторона американской идеологии борьбы с великой депрессией, сохранившейся с начала прошлого века и ставшей чертой национального характера. Роман заканчивается смертью Иды с последними словами сознания: «я всю жизнь разрушала, но ничего не строила, я не оставила миру ничего ценного… материнство – опиум для народа». Сам главный герой, Виктор, бывший студент медицинского университета, очередной Паланиковский лишний «человек, ищущий, куда бы приткнуться», больной нимфоманией, лечится вне больницы, посещая групповые тренинги-сборища нимфоманов, где не излечивается, а только узнаёт новые способы почувствовать, как он сам выражается, «прекрасное ничто», но меняется, когда встречает в больнице Пейдж Маршалл, врача (позднее она оказалась пациенткой на добровольном лечении с нервным срывом, бывшей студенткой того же медицинского университета, провалившей экзамен). Подобное положение двух разных героинь показывает несостоятельность и протеста, и беспрекословного подчинения, неправильного и правильного образа жизни. В романе автор практически абсолютизирует Фрейдовскую концепцию сексуальности и делает секс как корнем всех проблем, так и их решением.