Классическая эпоха, согласно Фуко, «уподобила друг другу ряд самых различных форм девиантного поведения и собственно безумие на основе «общего знаменателя» неразумия». Неразумие выступило в роли осуждаемого, отрицаемого и тайного опыта, но «на его основе не только сложился такой социальный институт, как изоляция, не только возникла система категорий и практик, относящихся к безумию, но прошла перестройка всей этической сферы». 19 век создал понятие «душевной болезни», десакрализировав безумие: «человек неразумный» был переведен в больницу, а изоляция стала терапевтической мерой. Фуко ставит проблему: «Какой смысл заключает в себе упрямое и неотвязное присутствие безумия в современном мире – такого безумия, которое неизбежно влечет за собой свою науку, свою медицину, своих врачей и которое целиком поглощается пафосом душевной болезни». При этом немаловажно и то, что «вся проблематика безумия» начала центрироваться на представлениях о «материальности души». К 19 в. неразумие начинает интерпретироваться и как «психологическое следствие моральной вины»: «всё, что было в безумии парадоксальным проявлением небытия, станет лишь естественным возмездием за моральное зло». «Научная» психиатрия 19 в. отныне становится возможной.
По мысли Фуко, весьма значимым в судьбах «научной» психиатрии оказалось создание психоанализа: «Фрейд вновь стал рассматривать безумие на уровне его языка». Таким образом Фуко заключает, что безумие есть отчуждение человека от его человеческой сущности и тем самым оно парадоксальным образом как раз и указывает на человеческую сущность, вскрывая истину о человеке, молчаливую, но всегда угрожающе присутствующую в тайниках каждого человеческого существа. Оно указывает на внутренний мир дурных инстинктов человека вообще, а не только человека безумного. Поведение психически больного несовместимо с общественными нормами и требованиями морали. Но оно есть проявление «дна», темной глубины, присутствующей в каждом человеке.
1.2.2. История и география безумия в России(по Дугину)
Некоторые думают, что стоит только обозвать всех дураками, чтобы прослыть умными.
В. О. Ключевский
С дураками следует считаться ввиду их численного превосходства.
Ю. Семенов
Иная история у Российского безумия. В России дома для душевнобольных были созданы поздно, только в 19м веке – представителями романовского дворянства, той романо-германской элиты, которая часто даже не говорила по-русски и держала за идиотов всё русское население. При Анне Иоанновне (т.е. ещё в восемнадцатом веке), например, любой русский человек заведомо рассматривался как «законченный дебил», «идиот». Людей в русском платье в Санкт-Петербург в восемнадцатом веке просто не пускали, пугались, словно прокаженных. Сами «дома безумных» в основном пустовали.
Но иногда туда попадали довольно яркие персонажи. К примеру – Иван Яковлевич Корейша, красочно описанный Достоевским в «Братьях Карамазовых». Если Фуко утверждает, что смысл дома для душевнобольных в Европе состоял в том, чтобы алиенировать (отчуждать), сегрегировать (отделять) и десакрализировать безумие, помещать его в специальный контекст, который воспринимался бы буржуазным гражданским сознанием западного человека как нечто низкое, греховное, недостойное, преступное, то история с Корейшей демонстрирует, что русские «дома безумных» имели какое-то иное предназначение... Когда юродивого Ивана Яковлевича Корейшу посадили в психиатрическую лечебницу, его палата была почти тут же превращена в место паломничества. Выходки Корейши были крайне странны и отвратительны, но люди почитали его словно святого, доходя до крайнего абсурда; причем это беснование притягивало немало людей – и среди них не только простые мещане и простолюдины поклонялись безумию: попадались и представители высшего света, не говоря уже об интеллигенции (в частности, туда ездил Достоевский, запечатлевший юродивого в своем романе). Корейша раздавал иногда записочки бредового содержания. Последователи расшифровывали их, и они, как правило, сбывались и помогали, а когда Иван Яковлевич умер, на место его был приведен другой безумный. Если у Ивана Яковлевича что-то иногда исполнялось (и то условно, поскольку его предсказания было сложно идентифицировать), то у второго просто ничего не сбывалось: его записочки не имели никакой силы. Тем не менее, хотя поклонение ему было не столь масштабным, народ не иссякал такой верой чуть ли не до революции 17-го года, когда всех выпустили и началась совсем другая история. Эта и многие другие истории про русских дур и дураков в книге революционера-разночинца Прыжова (последователь Нечаева, один из членов "Черного Передела"). Прыжов насмехается над народной «дикостью» и задается вопросом: где территориально сосредоточено больше всего юродивых, идиотов, трясущихся, кликуш, вопящих, нищих, прикидывающихся или реальных, экстравагантных алкоголиков в последней стадии и т.д.? Он приходит к выводу, что столицей безумия является не Петербург, а Москва, где силовые линии юродства концентрируются вокруг Рогожского кладбища (центр всероссийского старообрядчества) и, шире, до Замоскворечья. Ареал распространения лежит к северу, северо-востоку, частично к северо-западу от Москвы, идет на убыль и постепенно исчезает в направлении юга и запада. В Малороссии, отмечает Прыжов, безумных, кликуш и юродивых очень мало, почти нет вообще, а если и появлялись, то из Москвы; один раз в Киев явилась целая организованная процессия московских дураков и дур. Эта география внутрироссийского безумия логично накладывается на чисто геополитические модели евразийства, признающие именно за великороссами (чьей колыбелью является Москва и северо-восточные регионы) статус ядра уникальной русской цивилизации, а Малороссию рассматривающие как территорию проникновения на Русь западных католических, униатских и в целом европейских рационалистических влияний и парадигм. Чем и объясняется общероссийская отсталость, российский «особый путь» и звание страны дураков.
2. Мудрость и безумие
Наркоман, психопат, сумасшедший и святой – все они члены одной семьи, и то, что их отличает друг от друга, проистекает не из глубинного различия душ, но, скорее всего, зависит от степени владения знанием и опытом.
Алистер Кроули
2.2. Дураки и сумасшедшие в глазах древних. Священное безумие
Дураки, только они всего добиваются в сказках. Так что они должны быть предметом тщательного изучения умными.
В. Б. Шкловский.
...Они говорят: «У него безумие»,- да, приходит он к ним с истиной, а большинство их истину ненавидят.
Коран 23:72
Человеческое безумие есть небесный разум; человек, покинув пределы земного смысла, приходит под конец к высшей мысли, которая в глазах рассудка представляется нелепой и дикой; и тогда – на счастье ли, на горе – он становится непреклонным и равнодушным, как и его Бог".
Герман Мелвилл
Глупость как и безумие знакомы человечеству с древних времен как носители недоступного эзотерического знания, признак богоизбранности. У дикарей или у древних полуварварских народов умалишенный не только не считался больным, но внушал к себе уважение; толпа трепетала перед ним, обожала его, и он нередко делался безграничным властелином над нею. В старину на Руси точно так же смотрели на юродивых, эпилептиков и пр., считая их пророками, людьми, вдохновенными самим Богом, и нередко даже святыми. Существование эпидемического сумасшествия у древних евреев и собратьев их – финикиян, карфагенян и др. - доказывается библейской историей и самим языком, в котором одни и те же слова служат для обозначения пророка, сумасшедшего и преступника. Чтобы убедиться, каким уважением пользуются сумасшедшие в Марокко и у соседних кочующих племен, следует прочесть книгу Думмонд-Гея, который, между прочим, говорит: «По мнению берберов, лишь тело сумасшедших находится на земле, разум же их удерживается божеством на небе и возвращается к ним только в тех случаях, когда они должны говорить, вследствие чего каждое слово, ими сказанное, считается откровением». Сам автор книги и английский консул едва не были убиты одним из этих «святых», бегающих всюду нередко с оружием в руках. В Китае единственной представительницей массового помешательства служит одна секта религиозных фанатиков: последователи Тао почитают беснующихся, помешанных и тщательно записывают их изречения, думая, что они служат выразителями мыслей беса относительно будущего. В Океании, на острове Таити, существуют также свои пророки, то есть те же сумасшедшие, находящиеся, по мнению народа, под особым покровительством божественного духа. В Перу кроме собственного духовенства есть еще и пророки, изрекающие разные «истины» во время припадков страшных конвульсий. Эти люди в большом почтении у простого народа, но высший класс относится к ним с презрением.