Пестель признавался, что верил в осуществление своих планов, основываясь на примере современных революций в Испании, Португалии и Неаполе.
Декабристы в мечтах и разговорах любили сравнивать себя с Риего, но только один из них, по мнению Петрова, «напоминает испанского героя близко и точно. Это – С.И. Муравьев-Апостол». По данным следственной комиссии С.И. Муравьев-Апостол, готовя поход на Киев и Москву, рассказывал солдатам «примеры из истории Риего, который проходил земли с тремястами человек и восстановил конституцию».
Испанская революция оказала несомненное влияние на декабристов и может считаться одним из довольно важных факторов, под воздействием которых слагалось 14 декабря. Декабристы были хорошо знакомы и с событиями, и с героями; знали они и испанскую конституцию, связь которой с их проектами в одном случае устанавливается вполне прочно.
Утверждение о том, что на движение декабристов, особенно Южного общества, повлияли события в Испании в начале XIX века очень важно для понимания испанского вклада в русскую историю, так как наиболее распространенной является точка зрения М.В. Нечкиной, согласно которой истоки декабрьского движения виделись в французской революции. Но разве не были идеи французской революции были погублены Наполеоном!? Испанские же для декабристов не были погублены никем. Да и испанская свобода представляется нам типологически ближе нежели французская.
Во второй главе проводится анализ реальных впечатлений представителей русского «просвещённого дворянства» от пребывания в Испании, выявляются факторы интереса и их отражение в общественной мысли России.
Первая половина девятнадцатого столетия дает нам мало личных впечатлений и они в целом в русле сложившейся романтической традиции, характерной для французского «испанофильства». «Климат сей благословенной страны есть, по моему мнению, совершенство природы, а утро – ее улыбка… с чем вы сравните этот темнолазуревый и безоблачный цвет неба, которым глаза не могут довольно наглядется?»[30] то же мы находим у Н.А. Бестужева «…В 20 милях от земли утренний ветер наносит уже благовоние померанцевых и апельсиновых деревьев. Неизъяснимо очарование пробуждаемое вдохновением этих ароматов, зрелищем безоблачного неба и ощущением живительной теплоты после туманов Англии…»[31]. Так сказать, честные зарисовки испанской жизни, в этот исторический период успеха не имеют.
К середине XIX века в сознании образованного человека сложился образ Испании как страны оригинальной и, отличной от Европы своим политическим развитием, стилем народной жизни. Солнечная, экзотическая, с прекрасными женщинами, мантильями и кастаньетами, неистовыми страстями и, боем быков – такой образ Испании в 50-е годы XIX века был распространен в России и даже «моден».Однако в 60-90-е годы такое представление уже казалось недостаточным, несколько театральным, далеким от действительной жизни. Стереотипный поверхностный образ заставил известного русского журналиста И.Я. Павловского (Яковлева) в конце 80-х годов писать: «Многочисленные путешественники каждый год наводняют литературу своими книгами об Испании, считают задачу поконченной, когда в 1001 раз опишут несколько испанских соборов, бой быков, мантильи, кастаньеты и глаза прекрасных андалузянок: они не только не посещают таких отдаленных провинций, как Балеарская, но даже на самом полуострове, кроме Мадрида и Андалузии, ничего не видят…».[32]
Вскоре страницы русских периодических изданий запестрели подлинными письмами из Испании русских путешественников, всё возраставшие в числе. В середине 40-х годов, почти одновременно, в Испании побывали М.И. Глинка и В.П. Боткин. Так начался новый этап в России испанской культуры. С появлением писем Боткина и «записок» Глинки заканчивается век романтизма в истории «испанофильства» в России. С писем Боткина можно считать ведет свое начало научное и реалистическое исследование Испании и всего испанского. Однако, к сожалению, не заканчивается «испанофильство».
Если в середине столетия Боткин пытался бороться с устоявшимися штампами в изображении Испании, так спустя полвека уже И.Я. Павловский и Вас.И. Немирович-Данченко пытаются бороться с чрезмерным увлечением русскими путешественниками книгой Боткина, сводя его исследования всё к тем же «романтическим», не реальным представлениям об этой стране.
С начала 1850-х и до конца 1880-х гг. Испанию посетили многие ученые, литераторы, деятели искусства. Назову лишь некоторых: Л.Н.Мечников, М.Н.Капустин, К.А. Скальковский, Д.В.Григорович, П.Д.Боборыкин. Впечатления о своих путешествиях — путевые заметки, дневники, очерки, письма, воспоминания — они публиковали в основном в журналах.
Русский человек в Испании, несмотря на непохожесть и своеобразие страны, ощущал нечто близкое себе, знакомое, родное и сам удивлялся этому ощущению. Выдающийся русский художник К.А. Коровин, побывавший в Испании в 1888 г. и много позднее записавший свои впечатления, восклицал, вспоминая наиболее острые ощущения: «Почему эти совершенно другие люди похожи на русских?». М.А. Бернов, совершивший путешествие по Испании в начале 90-х годов, писал: «Затрудняюсь сказать, кто гостеприимней, добрей – испанец или славянин? Я один, в чужой стране, не зная языка, но я гораздо менее одинок, гораздо более у себя…».[33]
Время, проведенное в Испании, русские путешественники считали одним из самых счастливых моментов в своей жизни. По словам одного из исследователей: «они как бы эмоционально раскрепощались в этих южных краях, со столь необычным климатом и природой, столь отличной от русской»[34]. Неизгладимое впечатление производила Андалузия. Самые сухие, сдержанные впечатления в Севилье, Гранаде, Кадисе, Кордове приобретали трепетность, становясь поэтичными и горячими, - русские авторы, причем мужчины, находили сотни слов для передачи оттенков своих эмоций чувств, восторга.
Однако же следует констатировать, что реальные впечатления не были основой русского интереса, а его побочным, незапланированным действием. Реальный интерес – не в реальной, а в воображаемой Испании, иногда, правда, подкрепляемый реальными впечатлениями. Отсюда и необычайная восторженность от всего увиденного, и ощущение близости, родства.
Третья глава посвящена анализу источников на предмет выявления характера влияния испанской культуры на литературу, музыку, театр, живопись и архитектуру России XIX века. Глава делится на разделы согласно логике исследования. 1) Испанская классическая литература первой вошла в область русской культуры и открыла путь дальнейшим проникновениям, поэтому исследование открывает именно она, основной упор в этой части делается на рассмотрение двух центральных образов испанской литературы: Дон Кихота и Дон Жуана, как наиболее устоявшихся не только в литературе, но и в искусстве в целом.
2) Как известно, в русском искусстве нового времени – начиная с XVIII века – художественная литература была старшей сестрой живописи и музыки. Она раньше их обрела зрелость и оказала на них значительное воздействие. Вслед за литературой, интерес переходит на музыку, не требующей словесного выражения, но не менее эмоционально окрашенного.
3) Литература и музыка дают возможность уже более тонко воспринимать и понимать испанский классический театр. 4) И дополняет образную картину испанского мира живопись и 5) архитектура.
Первый раздел. Обмен идей, образов, фабул, художественных форм между различными национальными литературами является одним из законов развития художественного творчества. Заимствование может произойти и непосредственно от народа к народу, и на расстоянии, когда появились посредники и пересказчики, наконец, при отдалении не только в пространстве, но и во времени. Какое бы литературное произведение одного народа не вызвало бы к жизни подражание в другом, последнее все равно останется самобытным, так как будет основываться на совершенно иных схемах впечатлений, схемах психики, которые в свою очередь, породят оригинальные схемы сюжетов и мотивные формулы.
Не нужно быть знатоком русской литературы, чтобы без труда заметить, насколько сильна в русском народе тяга к мифу о Дон Кихоте и к роману, его породившему. Широкую популярность «Дон Кихота» в конце XVIII в. и начале XIX в. объясняет также и неоднократные заимствования из него, к которым прибегали и русские прозаики того времени. Знакомясь с русской литературой и, прежде всего, с грандиозным русским романом XIX века, трудно уклониться от вопроса о влиянии, которое имел на неё величайший из испанских романистов. Были попытки раскрыть причины особой популярности «Дон Кихота» в России, а также охарактеризовать национальное своеобразие этого восприятия. Одни полагали, что основная среди этих причин – несомненная близость, существующая между русским и испанским национальными характерами, такие черты, общие для обоих, как поиск Абсолюта, и в порывах духа, и в привязанности к земле, осознание своей мессианской роли в Европе, и т.д. С точки зрения других, восприятие «Дон Кихота» в России – это «синтез аскетизма и страсти»; роман Сервантеса стал в этой столь далёкой от Испании стране трагическим символом, как нельзя лучше выражающим переломную, конца XIX – начала XX века, эпоху.
Русская судьба «Дон Кихота» – не просто национальная версия общекультурного процесса, но один из редких в истории культуры примеров превращения частного литературного явления в доминанту культурной и общественной жизни другой страны с неизбежной утратой многих конкретных историко-литературных особенностей. В «Дон Кихоте» в России увидели не просто гениальную книгу, но притчу о человеческом предназначении, а герое романа – пророка или лжепророка, миф о котором может служить ключом к событиям русской интеллектуальной и общественной жизни.