В репертуаре театральной студии "Перекрестка" известность получили два спектакля: "Из дома вышел человек" (по произведениям Хармса) и "Скомороший базар" (с песнями самого Луферова и других авторов). В этих спектаклях зрителю предложена сцена в эстетике площадного театра, сочетаемая с камерным искусством песенной подачи. Репетировался песенно-поэтический спектакль "Школа фехтования Новеллы Матвеевой", но нет точной информации о том, был ли показан спектакль или нет.
«… театр песни "Перекресток". Именно театр, потому что Луферов – человек насквозь театральный, пожалуй, даже скомороший. В конце восьмидесятых, во время невероятного расцвета театрального движения, когда только в одной Москве было порядка четырехсот театров-студий, он ставил спектакли по Хармсу, в которых лопались воздушные шары и летели в зал полутораметровые бумажные самолётики. Сам выбегал на сцену с гитарой, в огромных лаптях, зажав между ног тряпичную лошадь. Теперь эта лошадь, как и многое другое, висит на стене его театра-подвальчика «Перекрёсток». Это – уникальное место. Здесь ни «бард-кафе», ни «клуб-ресторан с песнями», ни культурный центр «Гнездо глухаря» (где осело немало широко известных авторов и исполнителей, корифеев бардовской и авторской песни), не учебный театр-студия одного актера имени товарища Лореса, ни центр авторской элиты. В Луферовском подвальчике, открытой для многих бард-рок площадке, нет ни тени чинности, ни облачка ностальгии о прошлых временах. Здесь на сцене, в невероятных джем-сейшенах и в буфете за рюмкой чая, действительно пересекаются поющие и не поющие поэты, исполнители фольклора и музыканты-электронщики, рокеры и джазмены-авангардисты. Именно это – сводить вместе независимых творческих людей, работающих в самых разных жанрах, для обмена опытом и, возможно, создания новых произведений на "стыке", взламывающих привычные границы жанров, – Луферов считает важнейшим современным направлением деятельности своего театра. Молодежь сама знает, куда движется, – говорит он. – Эпоха бардов закончилась. Я начинал движение в 1965 году, мне надо закончить это движение, и закончить его сильно.»[27].
« …параллельно с «Первым Кругом» у меня была ещё своя молодежная театр-студия… И мы ставили там Хармса, занимались городским и этнографическим фольклором, архивными изысканиями, театральными балаганами, я же - петрушечник. У меня была идея создания балаганного площадного театра, по прообразу бродячих театров… театров, торчащих из самой жизненной сермяги, превращающих простоту на глазах своих зрителей в высоту …чудачество как стиль жизни … честно признаться, я не смог достичь… я не выполнил там или не успел выполнить задачи, которые ставил перед собой. В настоящем смысле такого драматического, песенно-драматического театра не было. Я успел, правда, сделать свою постановку «Парад инструментов на красном пальто» – то есть, некий, скажем так, авангардный театр песни, элементы которого я уже показывал как номера с колесной лирой, с косой, с калюкой во время своего предыдущего приезда в Питер. А вообще-то там, в «Параде», ещё масса других инструментов плюс сценографические объекты, выполненные мною же, включая красное пальто, гуся, царь-дудку и так далее…Театр как камерный культурный центр, просуществовал девять лет, с 1994 по 2004 годы. Он был площадкой с определенным форматом. У нас происходили поэтические вечера, фольклор аутентичный, группа испанского фламенко, «Оркестр Вермишель», «Кукольный Дом». То есть, в «Перекрестке», были представлены все направления и все жанры. Театры, рок-группы, включая Наталью Медведеву или «Комитет Охраны Тепла», Миша Борзыкин со своим «Телевизором – в общем, кого только у нас не было! С нашей площадки, хотя, конечно, и не только с нашей, стартовали «Ночные Снайперы», они в течение двух сезонов нам делали аншлаги, Арбенин Костя с «Зимовьем Зверей» и так далее, и так далее, и так далее. У нас все было! Барды, бард-рок, поэтические вечера, театр, различные инструментальные составы, включая, конечно, джаз – «Три О» Летова, например … С коммерческой точки зрения, гораздо проще, чтобы это была либо бардовская площадка, либо рок-площадка, в общем, какого-то одного направления. Потому, что с публикой по каждому направлению надо как-то отдельно работать, привлекать внимание, рекламировать. Иначе, в итоге, просто усложняется сама идею существования такого места…Мы были в подвале жилого дома… мы боролись с жильцами, жильцы с нами, а потом стало ясно, что нельзя уже больше, нельзя. То есть, мы могли бы держаться коммерчески, но тогда у нас должны были быть постоянные аншлаги, а это означает конфликт со двором. Молодежь отвязная, и хотя у нас два туалета было, она ждать не любит и не будет…»[28].
«Виктор Луферов - один из эталонов. Таких, которые как бы всегда существуют где-то в жизни вообще, вне привязки к физическому бытию. Такие люди и то, что они создают вокруг себя, - встроены в общую шкалу измерения мира. Например, я до сих пор любой зал и любую сцену мысленно сравниваю с "Перекрёстком"- по комфортности, по звуку, по геометрии и т.д. Это на автомате происходит, мне так легче их запоминать… Я познакомился с ним в 1996 году в "Перекрёстке". Тогда был один из сильнейших концертов "32-го Августа"… зал был забит до упора. Концерт вёл Карпов. Тогда же со сцены была им придумана хохма: "Спасибо товарищу Луферову за то, что не дал нам по буферу!". “Товарищ Луферов" сидел весь концерт на задних рядах, очень внимательно слушал, аплодировал. …В "Перекрёстке" он был абсолютный царь и бог, вся команда театра была счастлива просто от его присутствия, а всё подвальное пространство являлось как бы продолжением личности Виктора - особенно музей безумных штук по стенам… Он подошел к нам, я не помню, о чём мы говорили. По-моему, он сказал, что мы молодцы и предложил нам поделать концертов в "Перекрёстке". А нам понравилось, что он, весь такой – живая легенда, но при этом очень демократичный и его можно звать просто "Витя". Или "дядя Витя", кому как удобнее…»[29].
Красное пальто
«Виктор, я знаю, что раз в месяц ты играешь в своем театре свой сольный спектакль «Парад инструментов на красном пальто». Это пальто, вероятно, имеет историю, связанную с твоей песней «Построю дом себе я из консервных банок»? – Ты знаешь, когда в 1966 году я написал эту песню, я конечно не знал, что у меня будет такое пальто. Потом, на помойке, я нашел красное пальто, это был уже 1985 год, студийная пора. Оно стало постепенно обрастать всякими маленькими железячками – детали то ли от спутников, то ли от военной промышленности, то ли от часовых механизмов, то ли от бомб, то ли совершенно непонятного для меня происхождения. Одним словом – свалка цивилизации в миниатюре. Уже через полгода, когда я появлялся в этом пальто на разных уличных праздниках, мальчишки кричали: «Металлист, металлист». Я думаю, что я – настоящий русский не тиражный металлист, в отличие от западного тиражно-конвеерного типажа. Я вешаю на пальто только то, что сам нахожу на улице. Мое пальто – это мой концепт, который весит около 20 килограммов, как парадный китель маршала Жукова… Отсюда и моё самовольно присвоенное звание «Генералиссимус московских свалок»»[30].
Любимые авторы
В опросной анкете клуба самодеятельной песни г. Москвы, на вопрос «Ваши самые любимые авторы песен?», Виктор Луферов ответил: «Юлий Ким, Булат Окуджава, Новелла Матвеева, Гарсия Лорка».
Каждая песня для Луферова – явление драматического порядка, в ней заключено действие, которое можно театрализовать. Неслучайно он так любит творчество французских певцов-шансонье с их ощущением песни как театра: Жака Бреля, Жоржа Брасанса. Его любимый поэт Гарсиа Лорка нёс в себе идею театра.
Поэт или графоман?
Как-то к нам в Днепропетровск, eщё в 1990 годы, приехала на концерт группа Виктора Семеновича Берковского в составе: Берковский, Галина Бочкина и Дмитрий Богданов. На квартире, после концерта состоялся небольшой обмен мнениями о песенном жанре «самодеятельная песня». Особенно остро «выехал» вопрос о различии поэзии и графоманства песенных текстов. Галина Бочкина, кандидат биологических наук, в качестве яркого примера графоманства, назвала тексты песен Виктора Луферова. Тогда попутно прозвучали эпитеты такие, как: стихийность строки, незрелость поэтической формы, вытесненный реализм душеобнажения, индивидуально возрастное самобичевание, отражение процесса роста вместо результата. Виктор Берковский занял нейтральную позицию, в то время как Дмитрий Богданов заметил, что мнение Галины не распространяется на все песни Луферова. Пытаясь защитить Виктора Луферова, автор статьи сослался на два достаточно известных в кругу теоретиков самодеятельной песни момента:
Первое – песня это не только текстовая информация. Она воспринимается как единство текста, музыки и исполнительства. Песенный анализ не сводится ни к поэтическому, ни к литературному, ни к музыковедческому анализам. Именно об этом говорил искусствовед Владимир Фрумкин на первой теоретической конференции «О жанре самодеятельная песня» (1965, Петушки). Виктор Луферов был её не молчаливым участником.
Второе – загадка песенного синкретизма. Она - главный образующий элемент культурного слоя «авторская культура песен». В том числе и песенного синкретизма от Окуджавы, Анчарова, Галича и Высоцкого. Какой тип песенного синкретизма ищет Луферов? Тот же, что и у Окуджавы? – И да, и нет. Здесь уместно напомнить одну малоизвестную, но значимую историю. Как-то Луферову удалось договориться с Булатом Окуджавой о показе своих песен. Виктор приехал в Переделкино и пропел то, что он уже сочинил. Мнение Окуджавы было коротким: «Это не песни. Это какие-то ариозо.»[31]. С тех пор, рассказывая эту историю, Луферов гордится тем, что название стилю его песен нашел сам Окуджава. Но, у этой истории есть и другая сторона. Булат Окуджава не опознал Виктора Луферова как автора песен своего направления, своей синкретики. Луферов не есть прямым последователем Б.Окуджавы, но он есть носитель «авторской культуры песен», в круг которой входит и Б.Окуджава и В.Луферов.