Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы болот, из топи блат
Вознёсся пышно, горделиво…17
Городу повезло. Его строительством руководили великолепные мастера. Когда Пушкин написал:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит…18
он не только выразил своё отношение к прекрасному облику Петербурга, но и дал точную формулу петербургской архитектуры. И а ней не случайно присутствует Нева, и “береговой её гранит”. Именно соседство камня и воды, строгой архитектуры с рябью бесчисленных каналов, рек, речушек, вносит разнообразие в городской пейзаж, сообщает ему гармоничность; именно сочетание “громад дворцов и башен” с державным простором Невы придаёт городу эту спокойную торжественность.
Гармоничный и торжественный Петербург – это прежде всего, центральные площади города: Дворцовая, Сенатская, Царицын луг (Марсово поле). Окружённые царскими дворцами, государственными учреждениями, казармами, площади Петербурга были приготовлены для торжеств и парадов. По назначению они и служили:
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих знамён победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою.19
В столице и окрестностях квартировали пехотные гвардейские полки. Неслучайно, что среди изображений города той эпохи редко попадается такое, где бы не видно было в уличной толпе киверов, эполет, ружей, султанов. Столь же часто среди штатских домов столицы виднелись здания гвардейских казарм. Некоторые районы города именовались полками, а улицы носили название рот.
Парады и смотры императорской гвардии были зрелищем впечатляющим. Парады устраивались лишь в торжественных случаях – в день рождения императрицы, на крещение, в годовщину вступления российских войск в Париж, по случаю приезда иностранных монархов.
Смотры назначались регулярно. На смотрах войска производили движения колоннами “дробных частей батальонов и рот” и колоннами походного и “к атаке”. Строили каре – против кавалерии и против пехоты.
Не меньше времени и сил, чем парады смотры, отнимали у гвардейцев караульная служба.
Петербург был центром управления империей. Управления многосложного и запутанного. “Москва девичья, а Петербург прихожая20 - говорил Пушкин. Определение шутливое, но тем не менее точное. И потому-то здесь во множестве толпились просители. И потому-то здесь чуть не на каждом шагу встречались императорские управители и писаря – чиновники. Высшим совещательным местом в империи был Государственный совет. Высшей судебной инстанцией в империи был Правительствующий Сенат.
Во главе исполнительной и служебной власти стоял царь. Он же был единственной законодательной властью в стране.
“Коллегия иностранных дел” была одним из самых многолюдных учреждений Петербурга. Именитое русское дворянство, столичные аристократы любую гражданскую службу почитали для себя зазорной – молодому дворянину приличествовало носить военный мундир. Исключением была лишь дипломатическая карьера. И молодые люди “хороших фамилий”, те, что не могли или не хотели служить в армии, поступали в коллегию. Едва ли не большинство чиновников коллегии лишь числились на службе, ровным счётом ничего не делая и не имея надежд на завидные чины.
Среди чиновников, числившихся в коллегии, но не служивших, были и камер – юнкеры, и действительные, и даже тайные советники. Все они именовались “состоящие при разных должностях”. В число не служивших чиновников коллегии попал и восемнадцатилетний выпускник Царскосельского лицея Александр Пушкин.
Нельзя сказать, что вновь зачисленный переводчик коллегии вовсе не интересовался заграничными делами. Напротив, он следил за ними весьма внимательно. Особенно за тем, что происходило в Испании, в Неаполе, Пьемонте, а потом он не шутя хотел бежать в Грецию и, подобно Байрону, сражаться в рядах повстанцев. Но быть дипломатом, чиновником, быть одним из тех, кто “хитрости рукой переплетает меж собой дипломатические вздоры”, отнюдь не стремился. И о своём августейшем шефе “14-го класса Александр Пушкин” писал:
Воспитанный под барабаном,
Наш царь лихим был капитаном:
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал,
Зато был фрунтовой профессор!
Но фрунт герою надоел –
Теперь коллежский он асессор
По части иностранных дел.21
Петербургская стихия
К началу 1820-х годов территория Петербурга делилась на 12 административных частей. Как по внешнему виду, так и по составу населения части города чрезвычайно отличались одна от другой. В окраиной Петербургской части, например, на две тысячи деревянных домов приходилось едва полсотни каменных. Здесь жили мелкие чиновники, мещане – владельцы маленьких домов и больших огородов. В Нарвской и Выборгской частях каменных домов было ещё меньше, чем в Петербургской. Селились здесь фабричные мастеровые, сезонные рабочие и прочий трудовой люд. На Васильевском острове жили всё больше ремесленники, по преимуществу иностранные. Жили и купцы, учёные, художники, учителя, студенты. Коломна начиналась в двух шагах от центра столицы, но жизнь здесь текла медленно и сонно, как в провинции.
…мяуканье котов
По чердакам, свиданий знак не скромный
Да стражи дальний крик, да бой часов –
И только. Ночь над мирною Коломной
Тиха отменно…22
Петербург был основан, как “окно в Европу”, как форпост России на берегах Балтики. Новая столица должна была демонстрировать Западу мощь и богатство империи. Но ни о безопасности будущих жителей города, ни, тем более, об их удобствах его основатель нимало не помышлял. Его, казалось, ничуть не тревожило, что острова, выбранные для сооружения новой столицы, по утверждению старожилов, почти всякую осень заливало водой.
По мере того, как город строился, мостовые его набережных и улиц всё выше поднимались над уровнем реки. Наводнения стали не так часты. Но отнюдь не прекратились. Сильные наводнения случались в среднем не реже, чем раз в десять – пятнадцать лет. И были, вероятно, одной из самых отличительных черт петербургской жизни.
В огромном городе, внезапно залитым водой, привычные предметы и лица вдруг приходили в совершенно неожиданные положения, возникали нелепые и потому комические ситуации:
Со сна идёт к окну сенатор
И видит – в лодке по Морской
Плывёт военный губернатор.
Сенатор обмер: “Боже мой!
Сюда, Ванюша! Стань немножко,
Гляди: что видишь ты в окошко?”
-Я вижу-с: в лодке генерал
Плывёт в ворота мимо будки.
“Ей – богу? Точно-с. – “Кроме шутки?”
-Да так-с. – Сенатор отдохнул
И просит чаю: “Слава богу!
Ну! Граф наделал мне тревогу,
Я думал: я с ума свихнул.”23
Наводнение, случившееся в Петербурге 7 ноября 1824 года, осталось памятным для последующих поколений не только потому, что было самым мощным и разрушительным в истории города, но и потому, что попало в пушкинскую поэму “Медный всадник”.
Осада! Приступ! Злые волны,
Как воры, лезут в окна. Чёлны
С разбега стёкла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, брёвны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесённые мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!24
Облик города
Описание и путеводители, изданные в Петербурге в начале XIX века, сообщают о том, сколько жило в городе чиновников первого класса и сколько трубочистов, сколько было колодцев, калачных изб и проходных дворов, дымовых труб и сколько садов, устроенных на крышах…
Но не один документ не даёт того ощущения почти осязаемой реальности пушкинского Петербурга, какое дают стихи самого Пушкина.
Как часто летнею порою,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою
И вод весёлое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
………………………………………
Всё было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые;
Да дрожек отдалённый стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, вёслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая…25
Не сами по себе описания Петербурга, какими бы точными и яркими чертами ни рисовал поэт городской пейзаж и быт горожан, но, главное, участие горожан в жизни героев “Евгения Онегина”, в жизни самого автора, который то и дело появляется на страницах романа, живое отношение поэта к городу – вот что делает город таким живым. В картине ночной Невы, описание кабинета петербургского денди или в изображении великосветского бала слышен голос Пушкина, особенные интонации его поэтической речи.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Весёлый изливают свет
И радугу на снег наводят
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и людных чудаков.26
Жизнь петербургского молодого человека в конце 1819 года, представленная в первой главе “Евгения Онегина” – это жизнь и героя романа и самого поэта. В то время юный Пушкин так же не любил спать по ночам – когда после бала, после дружеской встречи или прогулки по городу возвращался он на Фонтанку, в дом Клокачёва у Калинкина моста, где жил вместе с родителями, над неугомонном Петербургом уже вставало солнце.
Разумеется, не всё в жизни города одинаково занимало поэта. В его стихах отразились лишь некоторые черты многоликого Петербурга. Но при этом в пушкинском изображении Петербурга нет ни узости, ни односторонности. Пушкин лирически претворяя действительность, вместе с тем умел выразить её характернейшие стороны; говоря о “светской жизни петербургского молодого человека”, умел показать историческое содержание эпохи.