“Прислушайтесь к голосу природы, который говорит внутри нас”, -- дает наставление художник своим ученикам. Внутренний мир человека олицетворяет бесконечность Вселенной, поэтому, услышав себя, человек в состоянии постичь и духовные глубины мира.
Позиция вслушивания определяет основную форму “общения” человека с природой и ее изображения. Это величие, тайна или просветленность природы и сознательное состояние наблюдателя. Правда, очень часто в ландшафтное пространство своих картин Фридрих не позволяет “войти” фигуре, но в тонкой проникновенности образного строя раскинувшихся просторов ощущается присутствие чувства, переживания человека. Субъективизм в изображении пейзажа приходит в искусство только с творчеством романтиков, предвещая лирическое раскрытие природы у мастеров 2-ой пол. XIX в. Исследователи отмечают в работах Фридриха “расширение репертуара” пейзажных мотивов. Автора интересуют море, горы, леса и разнообразные оттенки состояния природы в различное время года и суток.
1811—1812 гг. отмечены созданием серии горных пейзажей как результата путешествия художника в горы.”Утро в горах” живописно представляет новую природную реальность, рождающуюся в лучах восходящего солнца. Розовато-лиловые тона окутывают и лишают их объема и материальной тяжести. Годы сражения с Наполеоном (1812—1813) обращают Фридриха к патриотической тематике. Иллюстрируя, вдохновляясь драмой Клейста, он пишет “Могилу Арминия” – пейзаж с могилами древних германских героев.
Фридрих был тонким мастером морских пейзажей: “Возрасты”, “Восход луны над морем”,”Гибель “Надежды” во льдах”.
Последние работы художника – “Отдых на поле”, “Большое болото” и “Воспоминание об Исполиновых горах”,”Исполиновые горы” – череда горных кряжей и камней на переднем затемненном плане. Это, видимо, возвращение к пережитому ощущению победы человека над самим собой, радость вознесения на “вершину мира”, стремление к светлеющим непокоренным высям. Чувства художника особым образом компонуют эти горные громады, и опять читается движение от тьмы первых шагов к будущему свету. Горная вершина на заднем плане выделена как центр духовных устремлений мастера. Картина очень ассоциативна, как любое творение романтиков, и предполагает различные уровни прочтения и толкования.
Фридрих очень точен в рисунке, музыкально- гармоничен в ритмическом построении своих картин, в которых старается говорить эмоциями цвета, световых эффектов. “Многим дано мало, немногим многое. Каждому открывается душа природы по-иному. Поэтому никто не смеет передавать другому свой опыт и свои правила в качестве обязательного безоговорочного закона. Никто не является мерилом для всех. Каждый несет в себе меру лишь для самого себя и для более или менее родственных себе натур”, -- это размышление мастера доказывает удивительную целостность его внутренней жизни и творчества. Неповторимость художника ощутима лишь в свободе его творчества – на этом стоит романтик Фридрих.
Более формальным кажется размежевание с художниками – “классиками” – представителями классицизма другой ветви романтической живописи Германии – назарейцев. Основанный в Вене и обосновавшийся в Риме (1809-1810) “Союз Святого Луки” объединял мастеров идеей возрождения монументального искусства религиозной проблематики. Средневековье было излюбленным периодом истории для романтиков. Но в своих художественных исканиях назарейцы обратились к традициям живописи раннего Возрождения в Италии и Германии. Овербек и Гефорр были инициаторами нового союза, к которому позднее присоединились Корнелиус, Ю.Шнофф фон Карольсфельд, Фейт Фюрих.
Этому движению назарейцев соответствовали свои формы противостояния академикам-классицистам во Франции, Италии, Англии. Например во Франции из мастерской Давида выделились так называемые художники-“примитивисты”, в Англии – прерафаэлиты. В духе романтической традиции они считали искусство “выражением времени”, “духом народа”, но их тематические или формальные предпочтения, сначала звучавшие как лозунг объединения, через некоторое время превратились в такие же доктринерские принципы, как и у Академии, отрицаемой ими.
Искусство романтизма во Франции развивалось особыми путями. Первое, что отличало его от аналогичных движений в других странах, -- это активный наступательный (“революционный”) характер. Поэты, писатели, музыканты, художники отстаивали свои позиции не только созданием новых произведений, но и участием в журнальной, газетной полемике, что исследователями характеризуется как “романтическая битва”. В романтической полемике ”отточили свои перья” знаменитые В.Гюго, Стендаль, Жорж Санд, Берлиоз и многие другие писатели, композиторы, журналисты Франции.
Романтическая живопись во Франции возникает как оппозиция классицистической школе Давида, академическому искусству, именуемому «школой» в целом. Но понимать это нужно шире: это была оппозиция официальной идеологии эпохи реакции, протест против ее мещанской ограниченности. Отсюда и патетический характер романтических произведений, их нервная возбужденность, тяготение к экзотическим мотивам, к историческим и литературным сюжетам, ко всему, что может увести от «тусклой повседневности», отсюда эта игра воображения, а иногда, наоборот, мечтательность и полное отсутствие активности.
Представители «школы», академисты восставали прежде всего против языка романтиков: их возбужденного горячего колорита, их моделировки формы, не той, привычной для «классиков», статуарно-пластической, а построенной на сильных контрастах цветовых пятен; их экспрессивного рисунка, преднамеренно отказавшегося от точности и классицистической отточенности; их смелой, иногда хаотичной композиции, лишенной величавости и незыблемого спокойствия. Энгр, непримиримый враг романтиков, до конца жизни говорил, что Делакруа «пишет бешеной метлой», а Делакруа обвинял Энгра и всех художников «школы» в холодности, рассудочности, в отсутствии движения, в том, что они не пишут, а «раскрашивают» свои картины. Но это было не простое столкновение двух ярких, абсолютно разных индивидуальностей, это была борьба двух различных художественных мировоззрений.
Борьба эта длилась почти полстолетия, романтизм в искусстве одерживал победы не легко и не сразу, и первым художником этого направления был Теодор Жерико (1791—1824) — мастер героических монументальных форм, который соединил в своем творчестве и классицистические черты, и черты самого романтизма, и, наконец, мощное реалистическое начало, оказавшее огромное влияние на искусство реализма середины XIX в. Но при жизни он был оценен лишь немногими близкими друзьями.
С именем Теодора Жарико связаны первые блестящие успехи романтизма. Уже в ранних его картинах (портреты военных, изображения лошадей) античные идеалы отступили перед непосредственным восприятием жизни.
В салоне в 1812 г. Жерико показывает картину “Офицер императорских конных егерей во время атаки”. Это был год апогея славы Наполеона и военного могущества Франции.
Композиция картины представляет всадника в необычном ракурсе “внезапного” момента, когда конь вздыбился, а всадник, удерживая почти вертикальное положение коня, повернулся к зрителю. Изображение такого момента неустойчивости, невозможности позы усиливает эффект движения. Конь имеет одну точку опоры, он должен обрушиться на землю, ввинтиться в схватку, которая довела его до такого состояния. Многое сошлось в этом произведении: безусловная вера Жерико в возможность владения человеком своими силами, страстная любовь к изображению лошадей и смелость начинающего мастера в показе того, что раньше могла передать только музыка или язык поэзии – азарт боя, начало атаки, предельное напряжение сил живого существа. Молодой автор строил свой образ на передаче динамики движения, и ему было важно настроить зрителя на “домысливание”, дорисовывание “внутренним зрением” и чувством того, что он хотел изобразить.
Традиции такой динамики живописного повествования романтики у себя во Франции практически не имели, разве что в рельефах готических храмов, потому, когда Жерико впервые попал в Италию, он был ошеломлен скрытой силой композиций Микеланджело. “Я дрожал,-- пишет он, -- я усомнился в себе самом и долго не мог оправиться от этого переживания.” Но на Микеланджело как на предтечу нового стилистического направления в искусстве еще раньше в своих полемических статьях указывал Стендаль.
Картина Жерико заявила не только о рождении нового художественного таланта, но и отдала дань увлечению и разочарованию автора идеями Наполеона. С этой темой связаны еще несколько произведений: “Офицер карабинеров”, “Офицер кирасир перед атакой”, “Портрет карабинера”, “Раненый кирасир”.
В трактате “Размышление о состоянии живописи во Франции” он пишет о том, что “роскошь и искусства стали… необходимостью и как бы пищей для воображения, которое является второй жизнью цивилизованного человека… Не будучи предметом первой необходимости, искусства появляются лишь тогда, когда насущные потребности удовлетворены и когда наступает изобилие. Человек, освободившись от повседневных забот, стал искать наслаждений, чтобы избавиться от скуки, которая неизбежно настигла бы его среди довольства.
Такое понимание просветительской и гуманистической роли искусства было продемонстрировано Жерико после возвращения из Италии в 1818 г. – он начинает заниматься литографией, тиражируя самые разные темы, в том числе поражение Наполеона (“Возвращение из России”).
В то же время художник обращается к изображению гибели фрегата “Медуза” у берегов Африки, взволновавшему тогдашнее общество. Катастрофа произошла по вине неопытного капитана, назначенного на должность по протекции. Об аварии подробно рассказали спасшиеся пассажиры корабля – хирург Савиньи и инженер Корреар.