Особенностью русской литературы XIX века Бердяев признает жажду спасения народа, человечества и всего мира, печалование и страдание о неправде и рабстве человека. «Раскол, отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни – характерные черты интеллигенции». Поэтому, по мнению Бердяева, в 70-гг XIX столетия интеллигенции шла в народ, чтобы уплатить ему свой долг, искупить свою вину. Народничество по началу носило культурный характер, революционную окраску оно приняло после того, как правительство начало его преследование за культурно-просветительную деятельность в народе.
В «Русской идее» Бердяев уделяет много места многостороннему анализу творчества Ф.М.Достоевского и Л.Н.Толстого. Бердяев называет Л.Толстого гениальным выразителем религиозно обоснованного нигилизма в отношении к культуре. В нем сознание вины относительно народа и покаяния достигли предельного выражения. В повести «Казаки», в «Войне и мире» и «Анне Карениной» утверждалась правда первичной народной жизни и ложь цивилизации, ложь, на которой покоится жизнь русского общества. Толстой изображает своих героев, с одной стороны в обществе с его условностями, в цивилизации, с ее обязательной ложью, с другой стороны, то, что думают его герои, когда они не стоят перед обществом, когда они поставлены перед тайной бытия, перед Богом и природой. Это есть различие между князем Андреем в петербургском салоне Анны Павловны и князем Андреем перед звездным небом, когда он лежит на поле раненый. Бердяев пишет: «Повсюду и всегда Толстой изображает правду жизни, близкую к природе, правду труда, глубину рождения и смерти по сравнению с лживостью и неподлинностью так называемой «исторической» жизни в цивилизации. Правда для него в природно-бессознательном, ложь в цивилизованно-сознательном. Мы увидим. что тут было противоречие Толстого, ибо религию свою он хотел основать на разуме… По своим исканиям правды, смысла жизни, исканиям Царствия Божьего, своим покаяниям, своему религиозно-анархическому бунту против неправды истории и цивилизации он принадлежит русской идее».
Бердяев уделяет много места в «Русской идее» анализу особенностей развития русской культуры в XX веке. Он признает, что в начале XX века был настоящий культурный ренессанс. По его мнению, для этого периода характерны «расцвет поэзии и философии, напряженные религиозные искания, мистические и оккультные настроения». Начался интерес к философии, образовалась культурная философская среда. Изменилось эстетическео сознание и стали придавать большое значение искусству.
Бердяев видит несколько источников, связанных с русским ренессансом.
1). Марксизм.
Марксизм в России возник во вторую половину 80-х гг. в результате неудачи русского народнического социализма, который не мог найти опоры в крестьянстве, и срыва партии Народной Воли после убийства Александра II. Марксизм делал упор на рабочий класс и захватывал все более широкие круги интеллигенции, меняя душевный тип интеллигенции на более жесткий, чем народнический В части марксистов второй половины 90-х гг. очень повышается уровень культуры, особенной культуры философской, пробуждаются более сложные культурные запросы, происходит освобождение от нигилизма. «Для старой народнической интеллигенции революция была религией, отношение к революции было тоталитарным, вся умственная и культурная жизнь была подчинена освобождению народа, свержению самодержавия. В конце XIX в. начался процесс дифференциации, высвобождения отдельных сфер культуры от подчинения революционному центру. Философия искусства, духовная жизнь вообще объявляются свободными сферами. Но мы увидим, что тоталитаризм возьмет реванш.» Бердяев считает, что на почве марксизма стало возможным умственное и духовное движение, которое почти прекратилось в народнической интеллигенции. Однако довольно быстро произошло разделение марксистов на принимавших его тоталитарно (марксисты, державшиеся за материализм) и принимавших его частично. Во второй группе и произошел переход от марксизма к идеализму, а затем к религии, к христианству, к православию. Эта часть интеллигенции, к которой причисляет себя и Бердяев, обратились к проблемам духовной культуры. Бердяев пишет: «Как участник движения могу свидетельствовать, что процесс этот сопровождался большим подъемом. Раскрывались целые миры … Было чувство, что начинается новая эра». Было обращение к западным философам (Ницше, Кант, Гегель), был возврат к традициям русской мысли XIX в. (Достоевский, Вл. Соловьев и др.).
2). Литературный источник ренессанса
Бердяев связывает его с работами Д.С. Мережковского и его ролью в пробуждении религиозного интереса и беспокойства в литературе и культуре. Мережковский не только обратил внимание на религиозную проблематику двух величайших русский гениев – Л.Толстого и Достоевского, но и в своих работах Мережковский осуществил синтез христианства и язычества, ошибочно отождествляя его с синтезом духа и плоти. Религиозная тема в России, которая долгое время среди интеллигенции была под запретом, была выдвинута на первый план. Вопросы о творчестве, о культуре, о задачах искусства, об устройстве общества, о любви приобретали характер религиозных.
3).Расцвет русской поэзии как источник ренессанса
Русская поэзия ХХ в. создала замечательную поэзию. То была эпоха символизма (А.Блок, А.Белый, В.Иванов и др.).. Вл.Соловьев так формулировал сущность символизма:
Все, видимое нами,
Только отблеск, только тени
От незримого очами.
Обращенность к грядущему, ожидание необыкновенных событий в грядущем очень характерны для поэтов-символистов. Они чувствовали, что Россия летит в бездну, что старая Россия кончается и должна возникнуть новая Россия, еще неизвестная.
Для России характерно в этот период быстрая смена поколений и настроений, взвинченность, склонность к преувеличениям, раздувание иногда незначительных событий.
Бердяев признает, что в начале ХХ в. был разрыв между интересами высшего культурного слоя и интересами революционного социального движения в народе и в левой интеллигенции, не пережившей еще духовного и умственного кризиса». Жили в разных этажах культуры, почти в разных веках». К 1917 г. старый режим сгнил и не имел приличных защитников. «Пала русская империя, которую отрицала и с которой боролась целое столетие русская интеллигенция. В народе ослабели и подверглись разложению те религиозные верования, которые поддерживали самодержавную монархию… В России революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя, была утопией, не соответствующей русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям. В России революция могла быть только социалистической… Все русские идеологии были всегда тоталитарными, теократическими или социалистическими. Русские -–максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично… Слово «большевизм» оказалось отличным символом для русской революции… Мессианская идея марксизма, связанная с миссией пролетариата, соединилась и отождествилась с русской мессианской идеей». Бердяев высказывает мнение, что коммунистическая революция была универсальным мессианством, т.к. она хотела принести всему миру благо и освобождение от угнетения. При всей разорванности русской культуры и противоположности между революционным движением и ренессансом между ними было что-то общее. Дионисическое начало прорывалось и там, и там, хотя и в разных формах». «Я, - пишет Бердяев, - называю ренессансом тот творческий подъем, который был у нас в начале века... Русское революционное движение, русская устремленность к новой социальности оказались сильнее культурно-ренессансного движения; движение опиралось на поднимающиеся снизу массы и было связано с сильными традициями XIX в. Культурный ренессанс был сорван, и его творцы отодвинуты от переднего плана истории, частью принуждены были уйти в эмиграцию». Бердяев пишет, что в это время некоторое время торжествовали поверхностные материалистические идеи, и культуре произошел возврат к старому рационалистическому просвещению. Но Бердяев считает, что весь запас творческой энергии и творческих идей не пропал даром и будет иметь значение для будущего. Произошедший разгром духовной культуры он считает только диалектическим моментом в судьбе русской духовной культуры. «Духовная жизнь не может быть угашена, она - бессмертна».