И в других новеллах, в которых речь заходит о Флоренции или иных городах, Боккаччо тяготеет к точности и предметности. Вот хотя бы рядовая фигура шерстяника Джанни Лоттеринги. Он жил во Флоренции. Но автору этого мало. По его словам, он жил "во Флоренции в квартале святого Панкратия". Автор считает нужным добавить, что его "частенько выбирали в старосты братства Санта Мария Новелла, и он неустанно следил за исполнением его устава" и что "получал эти места за то, что, будучи человеком зажиточным, имел возможность на славу угостить монахов" (VII, 1).
Двумя-тремя дополнительными штрихами Боккаччо конкретизирует образ, придает ему социальную рельефность, связывает с эпохой. В "Декамероне" мелькает множество имен реально существовавших людей. По словам Р.И.Хлодовского, "ничего похожего до "Декамерона" в средневековой новеллистической литературе не было... В "Декамероне" объектом изображения впервые становится современный городской быт, а имя ничем не примечательного горожанина или название ничем не примечательной улочки... которые, однако, достаточно назвать, чтобы у читателя, на которого ориентирован текст, немедленно возник целый комплекс конкретно-чувственных представлений, становится важнейшим стилевым компонентом того эффективного реалистического приема, который Витторе Бранка удачно назвал "осовремениванием новеллистического повествования".
В круговорот городского быта в "Декамероне" включены дела и дни представителей различных общественных кругов, от "тощего" до "жирного" народа. Это ремесленники, проходимцы, купцы, клирики, нобили. Автор не забывает сказать, чем именно занимаются ремесленники, в каких предприятиях участие принимают купцы. Последние особенно часто появляются на страницах книги. В то время это, пожалуй, была самая колоритная социальная прослойка, во многом определявшая ход исторического развития. Боккаччо с интересом присматривается к их активности, сообразительности, энергии, находчивости. Зато его отталкивали тупая алчность, жестокий эгоизм, примитивное высокомерие, особенно нелепо выглядевшее у нуворишей (VII, 8). Сам Боккаччо, несмотря на старания отца, купцом не стал, и темные стороны буржуазной практики видел достаточно ясно.
"Декамерон" оказал решающее воздействие на развитие европейской новеллистики эпохи Возрождения. Между тем далеко не всеми и не сразу был он принят. Еще не была написана половина книги, как Боккаччо во введении к Четвертому дню счел необходимым выступить на защиту своего творения. На него уже начали нападать педанты и святоши. Одни были недовольны тем, как он пишет, другие осуждали его чрезмерное увлечение женщинами. Не отрицая этого последнего обстоятельства, Боккаччо приводит забавную побасенку о некоем юноше, который, будучи воспитан благочестивым отцом вдали от людской суеты, впервые увидев молодых нарядных женщин, пришел в полный восторг: "По-моему, я никогда еще не видел ничего столь красивого и привлекательного. Они красивее нарисованных ангелов, которых вы мне показывали". От себя Боккаччо добавляет, вновь ссылаясь на законы природы: "А чтобы противиться законам природы - на это требуется слишком много сил, вот почему усилия сопротивляющихся не только в большинстве случаев оказываются тщетными, но и причиняют им огромный вред".
Среди советов, которые хулители "Декамерона" давали его автору, был и такой: вместо того чтобы прислуживать женщинам и писать легковесные новеллы, лучше бы ему "побывать с Музами на Парнасе". Как понять этот совет? Видимо, под Парнасом следует здесь понимать мир идеальной красоты, поднятый над земной обыденностью. К этому миру относятся и те нарисованные фигуры, которые наивному отроку показывал благочестивый отец. Боккаччо не был противником Муз. Он признается, что они учили его, "как писать стихи", да и к созданию "Декамерона" они причастны. Только если земные женщины подсказывали Боккаччо множество тем, то заоблачные Музы не подсказали ему ни одной. Интересное признание, характерное для поэтики "Декамерона"!
Не отрицая своих контактов с Парнасом в сфере литературного мастерства, Боккаччо не считает зазорным признаться в том, что свои прозаические повести пишет он "народным флорентийским языком, слогом, по возможности, простым и незатейливым". Впрочем, это вовсе не означает, что, будучи знатоком и ценителем классической древности, Боккаччо вовсе чужд цицероновской элоквенции. Классический элемент, столь ценимый гуманистами, проявляется и в "Декамероне", придавая ему артистическую завершенность.
Эта завершенность, предполагающая логическую ясность построения, отточенность словарного состава, в высокой степени характерна для книги Боккаччо. Автор даже написал отдельную новеллу, в которой взыскательная донна Оретта остроумно пресекает бестолковый рассказ некоего кавалера, обещавшего развлечь ее презанимательной повестью (VI, 1), но рассказывавшего плохо, все время повторяясь, возвращаясь назад, перевирая имена.
Боккаччо высоко ценит отточенное слово и его возможности. Весь шестой день посвящен живым, острым, удачно найденным словам. Человеком остроумным оказывается хлебопек Чисти, который, будучи простым ремесленником, многого достиг благодаря своему трудолюбию (VI, 2). О том, как одна дама, проявив находчивость, обрывает епископа флорентийского, позволившего себе непристойную шутку, повествует следующая новелла (VI, 3). В числе острословов, выступающих в новеллах шестого дня, встречаем мы и самого Гвидо Кавальканти (VI, 9).
Для Боккаччо искусство слова - высокое искусство. Задача писателя - найти совершенную, а, следовательно, убедительную форму, соответствующую цели повествования. В "Послесловии автора" прямо затронут этот вопрос. Продолжая отбивать нападки педантов и ханжей, Боккаччо решительно утверждает, что любую неприличную вещь можно рассказать в приличных выражениях, и тогда она никого не оскорбит, а уж тут я, по-моему, был безупречен". А "если в какой-либо повести и есть нечто непозволительное, значит, этого требовали ее особенности: ведь если посмотреть на такие повести трезвым взглядом человека понимающего, то нельзя не прийти к заключению, что только так их можно рассказывать, а иначе они утратят свою форму". И далее: "Натуры испорченные в каждом слове ищут грязный смысл, им и приличные слова не идут на пользу, а чистую душу слова не совсем приличные так же не способны отравить, как и грязь - испачкать солнечные лучи..."
"Декамерон" – это, несомненно, самая высокая вершина на творческом пути Боккаччо. В дальнейшем он на подобную высоту уже не поднимался. Историки литературы даже охотно говорили о его духовном кризисе. При этом обычно ссылались на памфлет "Ворон" ("Корбаччо"), написанный в 1364 г. Направлен этот злой памфлет против некой разбитной вдовы, видимо, сильно досадившей автору. Одержимый негодованием, он так энергично размахивает сатирическим бичом, что поражает не только веселую вдовушку, но и весь женский род. В "Декамероне", равно как и в более ранних произведениях Боккаччо, в той или иной мере связанных с куртуазной традицией, такого не было.
Но означает ли это, что автор "Декамерона" отрекся от своего главного творения и вернулся к средневековому аскетизму? Все-таки нет. Хотя на склоне лет он стал более чувствителен к религиозным доктринам, он никогда не терял интереса к "Декамерону". И лучший исправленный список этой книги, сделанный в 1370-1372 гг., как теперь убедительно доказано, является авторской рукописью и последней редакцией замечательной книги Боккаччо . И не только за женские слабости поносит автор вдовушку, но и за то, что она глумится над его гуманистическим увлечением античностью, достославных муз объявляет дурищами, втаптывает в грязь, осмеивает и унижает Аристотеля, Цицерона, Вергилия, Тита Ливия и других великих мужей классической древности. Насмехается автор и над ее дворянским чванством. В который раз, перекликаясь с Петраркой, утверждает он, что "благородство нельзя передать по наследству, как нельзя передать добродетель, ученость, святость и тому подобное; каждый сам должен этого достигнуть".
Резкие выпады Боккаччо против ничтожной вдовушки и ей подобных матрон не позволяют говорить о нем, как о ненавистнике женщин в духе средневековых аскетов. Ведь в то же время, когда создавался "Ворон", написан им трактат "О знаменитых женщинах" (1360-1362), прославляющий достойных представительниц женского пола.
И все же в творчестве позднего Боккаччо произошли заметные перемены. Оно утратило былую легкость, шутливость, а то и озорство. Оно стало более серьезным и строгим. Муза поэзии уступает место Музе истории. Живя во Флоренции, Боккаччо выполняет ряд дипломатических и иных поручений республики. Одним из таких поручений явилось чтение публичных лекций о "Божественной Комедии" Данте. В это время укрепляется дружба Боккаччо с Петраркой. Впервые они встретились в 1350 г. За этой встречей последовали другие. Боккаччо преклонялся перед Петраркой, считая его неоспоримым главой новой передовой культуры. Ему он посвятил восторженный панегирик "О жизни и нравах господина Франческо Петрарки" (1348-1349). Подобно Петрарке он писал на латинском языке исторические и философские трактаты: "Генеалогия языческих богов" (1350-1363), "О злосчастной судьбе знаменитых людей" (1355-1360) и др. В первом из названных трактатов он горячо защищал от заносчивых невежд, теологов и хмурых педантов поэзию, т.е. художественную словесность. Отстаивая права писателя на поэтический вымысел, он ссылался не только на древние мифы, но и на опыт простого народа, сочиняющего сказки. Поэзия, по его словам, "не пустое, а полное цветущей жизни умение посредством приятного вымысла силой воображения впечатлеть чувства" (XIV, 6). В другом месте достоинство поэзии (литературы) он видит в том, что она в своих творческих возможностях уподобляется природе: "Я считаю благороднейшим делом достигать искусством того, что производит всей своей мощью природа" (XIV, 17). Отдельную главу в "Генеалогии языческих богов" Боккаччо посвятил древнегреческим поэтам. В этом он пошел значительно дальше своего наставника Петрарки, который ставил латинскую словесность выше эллинской. В 1360 г. им был приглашен во Флоренцию ученый грек, который толковал студентам местного университета творения Гомера и других эллинских авторов. Это непосредственное обращение к древнегреческой словесности сыграло большую роль в последующем развитии европейского гуманизма. Боккаччо хорошо осознавал все огромное значение эллинской традиции. И он с гордостью заявлял, что именно ему современники обязаны "возвращением" Гомера и других знаменитых греков (XV, 7).
Но, глубоко погружаясь в литературу древнего мира, Боккаччо не отвергал родной итальянской словесности. Данте оставался для него великим национальным писателем. Он не только публично комментировал "Божественную Комедию", но и написал на итальянском языке "Жизнь Данте" (между 1357-1362 гг.). Эта первая биография Данте, содержащая очерк его жизни и творчества, написана с душевной теплотой и глубоким почтением. По словам Боккаччо, Данте "прославил и облагородил" итальянский язык "в глазах своих соотечественников не меньше, чем Гомер - свой язык в глазах греков, а Вергилий - у латинян".
С годами дом Боккаччо все более становился важнейшим центром гуманистической культуры Италии. Отсюда распространялись новые мысли, а также многочисленные списки античных авторов, столь ценимых в эпоху Возрождения.