Смекни!
smekni.com

Ранние произведения Марка Твена (стр. 7 из 8)

Уже в ранних рассказах Твена "простак" был фигу­рой отчасти опасной для "американского образа жизни". Его не застланный предубеждениями взор проникал в скрытые глубины общественной жизни США. Попеременно становясь то незадачливым претендентом на пост гу­бернатора ("Как меня выбирали в губернаторы", 1870), то бедным трудящимся китайцем, жестоко притесняемым в "стране свободы" ("Приятель Голдсмита снова в чужой стране", 1870), то робким, доверчивым сотрудником буй­ной американской прессы ("Журналистика в Теннеси", (1869), "простак" в соответствии с привилегией дураков, шутов и клоунов выбалтывал горькие истины относитель­но отечественных порядков. Сам того, по-видимому, не за­мечая, он говорил о продажности прессы, о комедии вы­боров, о фиктивности парламентаризма, о засилье шарла­танства и невежества ("Как я редактировал сельскохо­зяйственную газету", 1870). С простецкой бесцеремон­ностью он вторгался в "неприкасаемую" область религии, показывая, что истинным содержавшем этого слова в США являются лицемерие, ханжество? и стяжательское своеко­рыстие. "Кто есть бог, истинный и единый? — вопрошает писатель.— Деньги — вот бог; Золото, банкноты, акции" ("Исправленный катехизис", 87). Картина, которая соз­давалась из многообразия наивных впечатлений "проста­ков", была несовместима не только с "традицией благо­пристойности", но и с официальной концепцией относи­тельно, совершенств американской цивилизации. Уже в самом начале своей деятельности Твен распознал ее дес­потическую сущность и способность к разрушению нрав­ственных первооснов человеческой личности. В его рас­сказах корруптирующему воздействию американского образа жизни подвергаются не только дети (мальчик из рассказа "Возмутительное преследование мальчика", (1870), с благословения и одобрения взрослых швыряю­щий камень во всеми гонимого китайца, но и взрослые, в том числе даже закаленный в боях редактор, чья бур­ная энергия (это прекрасное национальное качество) обо­рачивается кровожадным стремлением к физическому ис­треблению конкурентов.

Пропущенные сквозь наивное естественное сознание "простака", впечатления американской жизни создавали представление о противоестественности господствующего порядка вещей, о стране, в которой все поставлено на голову. Все с большей определенностью Твен утверждает, что насилие над здравым смыслом, над естественной при­родой вещей является законом духовной, интеллектуаль­ной жизни Америки.

Так, Венера Капитолийская из произведения зауряд­ного американского скульптора превращается в античную статую, созданную неизвестным, но гениальным художни­ком, и в процессе этого преображения теряет нос, ухо и несколько пальцев на руке ("Венера Капитолийская", 1869). Здесь великий Бенджамин Франклин, который сделал столько "достопримечательного для своей страны и прославил ее юное имя во многих землях", славится прежде всего как автор "пошлых трюизмов, надоевших всем еще до Вавилонского столпотворения..." ("Покойный Бенджамин Франклин", 1870). Здесь сапожники танцуют в балете, артисты балета шьют сапоги ("Как я редактировал сельскохозяйственную газету"), полицейский подвергает аресту не преступника, а его жертву ("Чем занимается полиция", 1866). В ходе эволюции "простака" заметным образом варьируется и сама тональность его бесхитростных рассуждений, в них все отчетливее слышится нота вполне осознанной едкой иронии. "Кто пишет отзывы о книгах? Люди, которые сами не написали ни одной книги. Кто стряпает тяжеловесные передовицы по финансовым вопросам? Проходимцы, у ко­торых никогда не было ни гроша в кармане. Кто пишет о битвах с индейцами? Господа, не отличающие вигвама от вампума, которым никогда в жизни не приходилось бежать опрометью, спасаясь от томагавка, или выдерги­вать стрелы из тела своих сородичей, чтобы развести на привале костер. Кто пишет проникновенные воззвания на­счет трезвости и громче всех вопит о вреде пьянства? Люди, которые протрезвятся только в гробу. Кто редак­тирует сельскохозяйственную газету? Чаще всего неудач­ники, которым не повезло по части поэзии, бульварных романов в желтых обложках, сенсационных мелодрам, хроники и которые остановились на сельском хозяйстве, усмотрев в нем временное пристанище на пути к дому призрения" ("Как я редактировал сельскохозяйственную газету").

Совершенно ясно, что эту желчную тираду произно­сит умный и проницательный человек, и дебош, учи­ненный им в редакции сельскохозяйственной газеты, есть форма его сознательного протеста против "парадоксов" американской жизни. Он, писавший статьи об "арбузных деревьях", хорошо знает, на какой почве произрастают эти диковинные экземпляры отечественной флоры. Также на этом этапе в "самом веселом писателе Америки" временами просыпается гневный и беспощадный сатирик. Не случайно в 1869 г. в одном из своих писем он дает сочувственную оценку Свифту. "Бедный Свифт,— пишет он,— под спокойной поверхностью его просто написанной книги струится поток яда — кипящее море его несрав­ненной ненависти".

В сущности эта характеристика в какой-то мере при­менима и к самому Твену, даже на начальной стадии его творчества. Постепен­но достигнув высшей точки своего накала, эта яростная стихия наконец выплеснулась на страницы его романа "Позолоченный век" (1873). В этом произведении, давшем имя целой эпохе, Твен и его соавтор Чарлз Дадли Уорнер впервые покажут реальное состояние американско­го общества, в котором вмести ожидаемого "золотого" во­царился "позолоченный век".

Период оптимистических надежд и освободительных поры­вов пришел к концу. На почве, расчищенной граждан­ской войной, началась оргия буржуазного стяжательства. Быстрый рост промышленности, железнодорожного строи­тельства и торговли на Северо-Американском континенте сопровождался невиданным разгулом мошенничества и шарлатанства. Начало 70-х годов ознаменовалось пред­принимательской лихорадкой, принимавшей самые разно­образные виды и формы. Дух обмана и спекуляции про­ник во все области деловой жизни США. Акционерные общества, банковские объединения, торговые компании возникали на каждом шагу, оспаривая друг у друга право на грабеж и расхищение национальных богатств. Именно в это время в Америке окончательно сложился культ успе­ха, и его реальный результат — богатство получило зна­чение всеобъемлющего нравственного критерия. Для тех, кто исповедовал это циничное кредо, оно было прямым выражением национального духа. Они видели в нем орга­ническое продолжение славных традиций пионерства. По­гоня за наживой открыто рекомендовалась в качестве той формы деятельности, которая наиболее соответствовала бодрому, практическому складу "американского Адама". Обо всех этих головокружительных сдвигах, происшедших в жизни страны и в ее сознании, и возвестит роман Твена. Став поворотной точкой в литературном развитии Америки, он явится одним из первых произведений эпо­хи, "проникших в самые источники гнили, замутившей американскую жизнь". "Из всех романов, вышедших в 60—70х годах,—пишет известный прогрессивный амери­канский критик Ф. Фонер,— "Позолоченный век" единст­венный, в котором авторы отважились обратиться к на­сущным проблемам столетия, разоблачить широко охва­тившую страну коррупцию и породившие ее силы и при­звать народ к бдительности, показав ему распространен­ный в обществе упадок нравов".

Заключение

Марк Твен быстро получил славу первого юмориста Америки, и слава эта с течением времени крепла и ширилась, но в то время мало кто заметил, что твеновский юмор изменялся. Его ранние рассказы, «Простаки за границей», книга невадских очерков «Налегке» (1872), напи­санный в соавторстве с Ч.Д. Уорнером роман «Позолоченный век» (1873), произведения, относящие к жанру коме­дийной прозы - новеллы «Мои часы», «Журнали­стика в Теннесси» закрепили за их авто­ром репутацию блестящего, хотя и беззлобного остроумца. Но впереди еще «Приключе­ний Тома Сойера», которые завершат первый период творчества Твена и изменят мнение читателей о нем.

Репутация Марка Твена как легкого юмориста, как мы можем увидеть, проанализировав все, что писалось о его произведениях выше, основана на поверхностном вос­приятии ранних твеновских книг. Сам же Твен был убежден, что в литературе нельзя быть только юмористом - необходимо «и учить, и проповедовать». Говоря это, он подразумевал, что комическое произведе­ние художественно состоятельно лишь при условии, что содержит в себе целостный образ мира и выражает определенный взгляд на жизнь. В раннем творчестве Твена эго условие выполнено.

За немногими исключениями, его первые книги подчинены па­родийной установке, а предметом пародии оказывается все без­жизненное, косное, ходульное, вся умозрительная, «книжная» сло­весность с ее непременным разграничением явлений действитель­ности на «достойные» и «недостойные» изображения, с ее омерт­вевшими пропорциями драматического и смешного, патетики и обыденности, непосредственности и чистой условности. Твен ниспровергает каноны романтической эстетики, подчас вступая в прямой споре такими ее приверженцами, как В. Скотт и Дж. Ф. Купер, но обычно предпочитая пародирование— откровенное или скрытое.