Опубликованный в конце лета 1774 «Вертер» имел феноменальный успех в Германии и за ее пределами. Роман сразу же был переведен на многие европейские языки. Его восторженно приняло новое поколение европейской молодежи, тем не менее он вызвал ожесточенную критику со стороны просветителей и церковных служителей, которые посчитали произведение молодого автора апологией самоубийства.
Вертер - хрупкий, нерешительный пассивно-созерцательный мечтатель. Правда, и ему, этому молодому бюргеру, нечуждо классовое сознание бюргерства, ему ясно его превосходство над аристократией, - но он исключительно чувствительная натура, все его действия определяются чувством, а не разумом, он вечно няньчится со своим истерзанным сердцем. Вертер не борется, как Гец, Прометей или Фауст, - ему мешают чрезмерная нервность и полное безволие. И если бунтари Гец и Фауст пришли в конце своей борьбы к выводу, что свобода лишь в растворении в космосе, то в Вертере ставится под сомнение вообще возможность существования для человека, так болезненно откликающегося на ничтожнейшие житейские события. Столь чувствительно реагирующую "душу" может ожидать лишь смертельное разочарование, ибо она привносит самое себя, свои желания и мечты во все, в расцветающую весной долину, в играющих детей и простодушных поселян, в попытки художественного творчества и в прекрасную в своей молодости девушку, невесту другого. Каждое непосредственное соприкосновение с об'ектами его грез и тем более каждая встреча с обществом наносит Вертеру неизлечимые раны, так как все это еще шире раздвигает зияющую пропасть между ним, тепличным цветком, и феодальной действительностью, - и чем болезненнее разбиваются одна за другой его иллюзии, тем обольстительней поет ему смерть свою чарующую песнь. Конфликт идеологов "бури и натиска" с феодальным общественным строем получил здесь свое наиболее пессимистическое разрешение: стремление стать творцом новой буржуазной жизни, переделать мир действительности, приводит - как об этом свидетельствует самоубийство Вертера - или к возвращению в космос, к самоуничтожению - или же к отказу от первоначальных планов.
Редко в мировой литературе можно встретить произведение, которое в такой степени выражало бы чаяния класса или определенной социальной группы, как это мы видим в "Вертере" Гете, и редко поэтому какое-либо произведение оказывало подобный этому роману эффект. Незадолго до его появления, сын одного близко стоящего к Лессингу богослова (Иерузалем) покончил самоубийством. И вот "вертеризм" стал модой, молодые, разочаровавшиеся в жизни чувствительные натуры из бюргерских слоев подражали жизни героя Гете, носили точь-в-точь его одежду ("фрак Вертера"), десятки добровольно лишали себя жизни. Этот грандиозный "успех" романа об'ясняется исключительной гармонией формы и содержания, исключительным мастерством, с которым в нем выражались чрезмерная возбудимость страстей и пессимизм немецкой бюргерской интеллигенции конца XVIII века"*6. И уже стариком Гете говорил об этом романе, что он его "как пеликан вскормил кровью своего собственного сердца", что это "зажигательная ракета"*7.
Характерно для произведений молодого Гете, как идеолога среднего бюргерства, что он восстает против существующего строя, не критикуя конкретных носителей этого строя, а выражает свой протест главным образом в области философско-религиозной. А молодой Шиллер, например, этот "романтический якобинец" на немецкой почве, этот идеолог наиболее левых, мелко-буржуазных слоев немецкого "третьего сословия", направлял свой пылкий пафос революционного протеста не против феодализма и его мировоззрения вообще, а именно против конкретных представителей, князей и чиновников ("Разбойники" и "Коварство и любовь"). И если в юности своей Шиллер не чуждался идей французского материализма, то молодой Гете дальше французского просветительского деизма Вольтера и философии Спинозы не пошел. Очень многие стороны творчества молодого Гете нам станут ясными, когда мы поймем, что они обусловлены спинозистской философией: так "разрешение" конфликта личности с действительностью, трактовка человека как капли во вселенной, стремление раствориться во "всеобщности", в космосе, - создание таких образов, как Прометей, Магомет, Фауст, - вообще роль природы в ранних произведениях Гете предстает в своем истинном свете только в связи с спинозизмом их автора. Этим же отличается его ранняя лирика, напр., от серафически-библейской лирики Клопштока, у которого все и всегда завершается гимном создателю; в лирике Гете мы имеем новое взаимоотношение между личностью и природой: творческий суб'ект чувствует себя слитым с ней, ее частицей, связь между ним и природой не совершается, как у Клопштока, при помощи стоящего во вне творца. Здесь Гете растворяется в природе; его смелая сила видения оживляет ее новыми, небиблейскими образами: ночь нависла над горами, дуб стоит в тумане, как вытянувшийся во весь рост великан, ветер машет крыльями; в "Песне духов" душа человека сравнивается с волнами и ветром.
Характерно, что спинозизм неразрывно связан с борьбой немецкого бюргерства XVIII века; спинозистом считал себя первый немецкий буржуазно-революционный писатель этого века, Эдельман, вызвавший бурю негодования только тем, что открыто признал себя последователем Спинозы; его произведения были публично сожжены в 1750 г. в Гамбурге. Из биографии Лессинга мы также знаем, как его боязливый друг, просветитель Мендельсон, из кожи вон лез, чтобы защитить Лессинга от упрека ортодоксальной богословии в спинозизме. Но спинозизм в Германии, как в мировоззрении Лессинга, так особенно у Гердера и Гете, сохраняя основную сущность системы великого голландского мыслителя, видоизменялся в соответствии с особенностями эмансипации немецкой буржуазии и развивался дальше. Главные черты немецкого спинозизма заключаются в том, что он, во-первых, не освободился от богословской оболочки, что он остался "материализмом в теологическом одеянии". В этом отношении немецкий спинозизм, - вследствие отсталости тогдашнего бюргерства, - не сделал крупных шагов вперед. Во-вторых, немецкий спинозизм при выработке своей методологии - и в частности генетического метода о закономерности развития - ввел в этот метод ряд телеологических элементов. И, наконец, он не усматривал четкой разницы между законами развития природы и развития общества, а, наоборот, пытался свести законы общественного развития к законам развития природы. В этих принципах - сила и слабость мировоззрения Гете по сравнению с Шиллером или - в области философии с Гегелем или Фихте. Сила же его - в революционном в тогдашнюю эпоху понимании исторического процесса, в спинозистской трактовке религии. И не даром позднейшая буржуазная критика всеми силами старается при помощи разнообразных филологических изысканий доказать, что Спиноза не оказывал влияния на раннее творчество Гете. А если некоторые критики и признают это влияние, то отделяют Гете-поэта и художника, как спинозиста, от "нравственной личности, Гете-человека, верующего христианина"*8. Другие реакционные критики, как например, Р. Геринг, отрицают самый факт влияния*9, а Фр. Варнеке заявляет, что определенные указания самого Гете в "Поэзии и правде" на зависимость его от Спинозы, "не соответствуют исторической правде"*10. Дело тут, конечно, не столько в биографически-филологических документах, - хотя в них после 1773 г. нет недостатка, - а в самой сущности мировоззрения молодого Гете, как оно выражено в его творчестве и в других высказываниях.
Другим источником, которым пользовалась молодая немецкая буржуазия, было французское просвещение. Молодой Гете находился под сильным влиянием Вольтера, Дидро и Руссо. Вольтера он до конца жизни считает "источником света". И еще в 1830 г., в разговоре с Эккерманом, он подчеркивает влияние, оказанное Вольтером на его развитие. "Вы не имеете понятия, - говорит он, - о том значении, которое во время моей молодости имели Вольтер и его великие современники, и как они господствовали в умственном мире. В моей биографии не видно четко и ясно, какое влияние имели эти люди на меня в юности, и чего мне стоила борьба с ними ради того, чтобы стать на свои ноги и установить правильные отношения к природе"*11. Но пока что, в период "бури и натиска", Гете рассматривал природу и общество под углом зрения Спинозы и французских теоретиков естественного права. В молодости его концепция исторического развития определялась тем явлением, которое, по его мнению, всегда оставалось неизменным в течение времен - именно природой. В "Вертере" Гете говорит: "Как могу я исчезнуть? Как можешь ты исчезнуть? Мы ведь существуем! - Исчезнуть! Что это значит? Это снова слово! пустой звук! Он ничего не говорит моему сердцу". - Это противоречие динамики - исчезать и существовать - постоянно занимало Гете; в существование вкрадывалось нечто "извечное", бросающее вызов всему преходящему во времени. "Время всемогущее" и "вечная судьба" - вот "владыки", перед которыми преклонялся даже Прометей. В двух аллегориях молодой Гете дает это свое понимание исторического развития: в вечном круговороте воды и в "гудящем ткацком станке времени", на котором вырабатывается "живое одеяние божества", в постоянном движении жизни, снующей между основой и утоком. В это время Гете вырабатывает уже те руководящие принципы своего мировоззрения, которые легли в основу как его дальнейшего художественного метода, так и естественно-научных исследований. Восторженный последователь Спинозы, он становится "поклонником природы", вбирает в себя реальный мир во всей его совокупности, постоянно воспринимает этот мир в целом и уже от целого переходит к частному. Философия Спинозы с ее учением о единстве мира, отожествлением безличного бога и природы, строгой закономерностью и всеобщей обусловленностью явлений - все эти элементы спинозизма Гете прочно усвоил и на основе их изучал явления природы и общества. Он весь поглощен этим реальным миром, этой человеческой жизнью во всей ее полноте и никогда не занимался абстрактными рефлексиями. "Вообще я, как поэт, - говорил Гете позднее - никогда не стремился к воплощению какой-нибудь абстракции. Я собирал внутри себя впечатления и притом впечатления чувственные, полные жизни, приятные, пестрые, многообразные, какие мне давало возбужденное воображение; затем, как поэту, мне оставалось только художественно округлять и развивать эти образы и впечатления, и, при помощи живого изображения, проявлять их, дабы и другие, читая или слушая изображенное, получали те же самые впечатления". Эти творческие принципы, развившиеся в дальнейшем, намечаются уже в творчестве юного Гете. Его мировоззрение в отличие от многих других идеологов "бури и натиска" отличается большим и историческим кругозором; Гете, как и Гегель, представляет собой идеолога не только эмансипирующейся немецкой, но и общеевропейской буржуазии. В его понятие эволюции и прогресса включаются идеи Монтескье, Джордано Бруно, Маккиавелли, Вико; он восторгается мучениками и борцами за свободу науки и мысли и считает равно "неоценимым" и дневник неаполитанского революционера Мазаниэлло (1647)*12.