Этой церковно-политической декларации соответствует в «похвале» и праздничная торжественность ее литературного оформления. Риторические восклицания, у которых преимущественно состоит «похвала» в начале, к концу перерастают в молитвенные обращения, сперва к святым братьям, а затем к богу. Последние в «похвале» навеяны «Словом о законе и благодати» (его заключительной молитвой к богу от вся земли нашея»).
Наряду с княжескими житиями в литературе Киевской Руси стали появляться и жития, посвященные выдающимся деятелям церкви – основателям тех или иных монастырских общежитий.
Старейший памятник древнерусской агиографии этого последнего типа жития основателя Киево-Греческого монастыря Феодосия Греческого, принадлежащее Нестору, автору «Чтения» о Борисе и Глебе.
Память Феодосия Греческого в стенах монастыря стала праздноваться вскоре же после его смерти, еще до его в 1108 году официальной канонизации. В 1091 году в новую каменную церковь монастыря из пещеры, где до сих пор покоилось тело Феодосия, были торжественно перенесены его мощи и установлены в притворе на правой стороне. Незадолго до этого события Нестор и написал Житие, видимо по поручению игумена Никона. Точно неизвестно, когда его составил Нестор; во всяком случае, еще при жизни Никона.
Нестор поступил в Греческий монастырь, когда Феодосия не была в живых, при игумене Стефане, когда вокруг Феодосия в монастыре уже стала складываться благочестивая легенда.
Это легенда - устные рассказы и предания - и послужили Нестору основным источником его литературного труда.
Самый тип жития святого - основателя монастырского общежития - не является изобретением Нестора; приступая к жизнеописанию Феодосия, он опирался на давно и прочно сложившуюся литературную традицию. Установлено, что ближайшим литературным образцом для Нестора в данном случае является труд Кирилла Скифопольского, одного из классиков византийской дометафрастовской агиографии, - Житие Саввы Освященного.18 Житие это, во времена Нестора уже известное на Руси в славянском переводе, подсказало ему и композиционную структуру Жития Феодосия, и отделочные сюжетные ситуации, и даже некоторые стилистические формулы.
Житие Феодосия Греческого - сложное и громоздкое литературное сооружение, несомненно потребовавшее от Нестора долгого и напряженного труда.
В соответствии с неписанным литературным уставом, обязательным для каждого агиографа, Нестор предпослал Житию довольно большое вступление. Здесь есть все, что устав этот требовал: и благодарность богу за то, что он удостоил его, Нестора ученого, поведать миру о жизни и деяниях угодника божьего и просьба извинить его неискусство, и упование на помощь свыше в этом предстоящем ему многотрудном деле, которое превыше его силы, и ссылка на то, что жизнь и подвиги Феодосия еще никем не описаны, и просьба «с веяцем прилежанием» прослушать его повествование, и цитата о ленивом рабе (Матфей, XXV , 26-27), и, наконец молитва к богу, чтобы просветлял сердце и отверз уста.19
Вступление составлено из традиционных формул и клише. Но отсюда, однако, не следует, что вступление к Житию Феодосия - всего лишь холодная дань литературному обычаю. Формулы и клише не помешаем Нестору сообщить этой требуемый жанром вступительной церемониальной беседе автора с читателем и характер своеобразной авторской исповеди, не лишенной искренности и лирической теплоты: подавленной сознанием высокой ответственности, Нестор делится с читателем своими сомнениями и колебаниями, своими страхами и надеждами ввиду предстоящего ему литературного подвига. Свидетельствуют об этом проявляющиеся и здесь, в начале Жития, некоторые черты его, Нестора, индивидуального стиля: отсутствие каких-либо нарочитых риторических украшений, умоляющие обращения к «возлюбленной» братии, автобиографические признания бесхитростная простота интонации.20
Из вступления следует, что Нестор, готовясь «вся по ряду» рассказать о покойном Печерском игумене, ставил себе прежде всего задачу обрисовать высокий идеал человека, доблестного «война» божьего, целиком посвятившего себя добру, - в поучение и подражание потомству или, как выражается Нестор, «на успех и на устроение беседующим». Эта дидактическая задача тесно связана у Нестора и с другой, горделиво -патриотической, - на примере Феодосия Печерского показать, что у нас на Руси были святые угодники божьи, прославленные своей жизнью и подвигами.21
Так уже во вступлении определяется аспект, в котором Нестор покажет Феодосия. С первого же появления у Нестора, Феодосии Печерский предстает перед читателем в «серфическом» образе идеально-положительного христианского героя - святого. И таким в основном он пройдет сквозь все Житие, сопровождаемый молитвенно-благоговейными эпитетами - «блаженный», «преподобный», «великый», «богодухновенный».
Рассказ Нестора о детстве и юности Феодосия - рассказ о том, как Феодосии упорно и настойчиво стремится выполнить «от чрева материя» свыше его предназначенное. Он уже в детстве обнаруживает добродетели, в таком собранном виде рядовому человеку не свойственные, совершает поступки, нарушающие все нормы повседневного человеческого поведения: у одних поступки эти - его духовные подвиги вызывают благочестивое изумление, у других, - укоризны и даже насмешки.
В изображении Нестора мать Феодосия - воплощение земного, материального начала, с которым сын ее, иконописный отрок, уже осененный нимбом святости, впервые сталкивается на своем жизненном пути. Это земное, материальное начало в образе матери Феодосия. Нестор выразительно подчеркнул, дав описание ее внешнего облика: была она «теплом крепка и сильна, яко и муж»22, потому кто слышал, как она с кем-либо говорит, казалось, что говорит мужчина. В тех же целях отменил Нестор и господствующую в ней страсть: то ильная мужеподобная женщина буквально одержима любовью к сыну - любовью яростной и неутомимой. И любовь эта - источник постоянных столкновений между матерью и Феодосием в его начальной части; под пером Нестора они принимают характер своеобразного единоборства между сыном и матерью.
История этого единоборства в изложении Нестора полна драматизма. Одна схватка сына с матерью следует за другой, от эпизода к эпизоду, повышая напряженность повествования. Ощущения этой все возрастающей напряженности Нестор добивался простым и в то же время очень действенным способом: настойчивым повторением через некоторые промежутки, каждый раз с новыми вариациями, одних и тех же положений.23
Отрок Феодосии в изображении автора агиографически стилизован. Образ его схематичен и прямолинеен. Он построен по канону, освященному культом святых и вековой литературной традицией.
Поступки его однотипны и заранее предписаны церковным идеалом христианского святого-подвижника. Речь его немногословна и всегда особо значительна: насыщенная «высокими» церковнославянизмами, она обычно состоит из назидательных сентенций и пересыпана цитатами из «писания». Духовный мир его наглухо закрыт для читателя, и Нестор Святотатственно никогда в него не заглядывает. Земной небожитель, он гость на земле и рвется скорее порвать все путы, еще как-то связывающие его с мирской суетой.24
В дальнейшем Житие круто меняет русло: в повествование вступает новая тема - история Печерского монастыря.
Новая тема частично видоизменяет самый строй житийного повествования. Рассказ Нестора теряет свою непрерывность и приобретает черты летописного способа изложения - по событиям. Каждый новый рассказ вводится в Житие одной из традиционных летописных формул: «В то же время», «бысть же в то время», «тогда же», «тогда бо» и пр.
В рассказах этих Нестор еще раз продемонстрировал свое мастерство рассказчика. По структуре они предвосхищают рассказы Печерского патерика. Все они по объему невелики и содержат законченное повествование о каком-либо эпизоде жизни Феодосия, рассчитанном на благочестивое удивление читателя; удивление это Нестор умел поддерживать и чисто литературными средствами: подчеркнуть нужную деталь, где надо нарочито затормозить действие.
Многие сказания Нестора - литературного происхождения. Впрочем, он и сам отнюдь не скрывал того факта, что в работе над Житием Феодосия пользовался литературными источниками: Житием Саввы Освященного, Житием Антония Великого. В источниках этих он прежде всего искал аналогий деяниями собственного героя. И аналогии такие очень ценил, так как они давали ему возможность лишний раз сопоставить Феодосия Печерского с величайшими святыми христианского мира. Именно поэтому он всегда, как правило, не ограничивался простым перенесением в Житие литературного по своему происхождению сюжета, а его перерабатывал с целью придать ему большую достоверность: усваивал Житие, насыщал бытовыми подробностями древней Руси XI века.25
Повествовательный строй Жития в целом - еще одно свидетельство незаурядного мастерства Нестора рассказчика. Повествование носит характер ровного, неторопливого, истового сказа от первого лица - от автора. Только в одном случае Нестор, следуя примеру Кирилла Скифопольского, у которого аналогичные случаи нередки. Передает слово другому рассказчику - иноку Иллариону: последний сообщает эпизод из своей жизни, и эпизод этот в изложении Иллариона, с сохранением диалога, которым он обменивался с Феодосием входит в состав Жития как «рассказ в рассказе».26