Ещё любопытнее другая встреча Даниила с иерусалимским королём, когда русский путешественник захотел поставить своё кандило (лампаду) над гробом господним. «Аз, худый, идох,-рассказывает Даниил,- к князю Балдвину и поклонихомся ему до земля; он же, видев мя поклонивщася, и призва мя к себе с любовию и рече ми: «Что хощеши, игумене рускый?» - познах бо мя добре и любяше мя вельми, якоже бяше мужь благ и смирен и не гордить ни мало. Аз же рекох ему:«Господине-княже, молюся тебе бога ради и князей делма рускых, хотел бых и аз поставити свое кандило над гробом господним за вся князи наша и за всю Русскую землю, за вся христиане Рускыя земля». И тогда же князь повеле ми поставити свое кандило, и с радостью посла со мною мужа своего лучьшего к иконному Святого Воскресения и к тому, иже держить гроб господень».
Из этого рассказа видно, король Балдуин оказывал русскому игумену особое внимание, был для него всегда доступен, «познал добре и любляше вельми» его. Всё это свидетельствует о том, что в глазах иерусалимского короля Даниил не был простым паломником, а был официальным представителем древнерусского государства, в поддержке которого Балдуин
был явно заинтересован. Поэтому в беседах с Даниилом Болдуин вёл себя просто, был «мужь благ и смирен, и не гордить ни мало», в то время как в отношении других лиц он, по словам Н. В. Водовозова, «был великолепным королём, окружённым величественной свитой рыцарей и слуг, въезжавшим в палестинские города величественный, важный по наружности и в разговоре, всегда облечённый в ниспадающую с плеч мантию, так что более казался епископом, чем мирским лицом» [3, с. 60].
Анализ текста «Хождения» даёт основание признать его автора пострижеником Киево-Печерского монастыря, связи которого со Святополком известны. По-видимому, король Балдуин, оставшись после первого крестового похода с явно недостаточными силами в Иерусалимском королевстве, был заинтересован в политической, а может быть, и материальной поддержке со стороны древнерусского государства. Даниил мог иметь поручение вести от имени Святополка соответствующие переговоры. О секретной миссии Даниила могли подозревать и «сарацинские старейшины», оказавшие ему не меньшее внимание, чем король Балдуин, как уже было сказано.
Хотя Даниил путешествовал после окончательного разделения церкве в 1054 году на греко-православную и римско-католическую, видимо, политические задачи, стоявшие перед ним, обусловили вполне терпимое его отношение к «латининам». Так, он ставит в заслугу «фряжскому епископу» обновление и хорошее отношения с католическим духовенством и вполне объективно пишет о том, что «фрязи почьстиша добра питьем и ядением и всем» как его самого, так и всех его спутников. Но тут же как православный игумен он подвергает сомнению чистоту «фряжской» веры и не без насмешки говорит о том, как во время богослужения «латини в велицем олтари начаша верещати свойскы». Однако Даниила, как паломника, прежде всего интересовали святыни – достопримечательные места или памятники, которые церковная традиция связывала с именем Иисуса Христа или библейских персонажей. Он описывает водоём, у которого Христос исцелил «расслабленного», камень, на котором был водружён крест с распятым Христом, пещеру, где на «лавице» (скамье) лежало его тело после распятия, и так далее. При этом Даниил не только перечисляет и кратко пересказывает связанные с ними ветхозаветные и евангельские сюжеты, обнаруживая знакомство не только с каноническими библейскими книгами, но и с апокрифическими легендами.
Даниил в своих описаниях стремится быть точным, создаёт своего рода путеводитель для будущих паломников. Он указывает направление, по которому следует двигаться к тем или иным памятным местам, и весьма наглядно сообщает о расстоянии до них: «От камени того яко можеть дострелити добр стрелец», или: «И есмь от стены градныя яко довержет муж камением малым». Подробно описывает Даниил архитектурные сооружения, их убранство: церковь та, пишет он, «столпов же имать 8 облых (толстых) мраморяных, помощена же есть досками мрамора белаго»; «Храмина создана красно,- говорится о другом храме,- яко на столпи и с верхом исписана мусиею» (покрыта мозаикой).
Однако, благоговейно осматривая «желанную ту землю и места святаа», где Христос «претерпе страсти нас ради грешных», Даниил не остаётся равнодушным и к природе Палестины. Встречаются описания хозяйственных угодий, земледелия, садоводства и промыслов. Он восхищается плодородием её земли, на которой «родиться пшеница и ячмень изрядно: едину бо кадь всеяв и взятии 90 кадей», он описывает сады, где «овощная (фруктовые) древеса многоплодовита – смокви (инжир), и агодичия, и масличие (маслины)». Даниила особенно интересует применение искусственного орошения, повышающего плодородие почвы. Описывая поля около Иерусалима, он отмечает, что «здесь финици стоят мнози высоци», что пшеница и ячмень родятся изрядно, урожай получается сам-90 и сам-100, много винограду, фруктовых («овощных») деревьев: смоковниц, маслин, рожков и другого. Побывав в Самарии, Даниил не упустил заметить, что там «стоит тростие (тростник) велико по рекам, и фуницы(финики) мнози стрят по городищу тому, яко лес част. И львове мнози по рекам тем, в тростех ту рождаются то бо есть место близ Иордани реки». Последнее замечание Даниила особенно интересно, он был последним путешественником, видевшим львов в Палестине. Позднее они были истреблены крестоносцами.
Любопытно описание реки Иордан, которую Даниил сравнивает с рекой Сновь (в Черниговщине): один берег Иордана «прикрут», другой «полог», течение быстрое, «вода же к рече (реке) Сновьстей: и вшире и вглубле и лукаво (извилисто) течет и быстро, якоже Сновь река». Описывая невысокие деревья, растущие на берегу Иордана, Даниил говорит, что они напоминают нашу вербу, а кустарник – лозу, но тут же спешит уточнить: «… но несть якоже наша лоза, некако аки силяжи (кизиль) подобно есть». Очевидно, русский игумен не преминул испить иорданской воды, после чего записал : «…вода же мутна велми и сладка пити, и несть сыти пиюще воду ту святую; ни с нея болеть, ни пакости во чреве человеку».
Заинтересовал Даниила и рыбный промысел в Палестине. Он пишет, что в Тивериданском озере водится много превосходной рыбы. Особенно же хороша рыба «образом же есть яко коропочь» (карповая рыба). Зато Мёртвое море, по его словам, «не имать в себе никако ни животины, ни рыбы, ни раков, ни сколии (раковые молюски)». Но всё же и оно не лишено хозяйственного значения: в нём добывают «смолу» (асфальт), которая «исходит из дна моря» и « лежит по берегу тому».
Стремится Даниил передать своим читателям и те чувства, которые испытывает всякий, подходя к Иерусалиму: это чувство «великой радости» и «слез пролития». Подробно описывает игумен путь к городским воротам мимо столпа Давидова, архитектуру и размеры храмов. Так, например, церковь Воскресения, пишет Даниил, «образом кругла, всямокачна (то есть со всех сторон покатая) и в дле и в преки (поперёк) имать же сажень 30». А церковь Святая святых от Воскресения подальше, «яко дважды дострелити можеть». Эта церковь «дивно и хитро создана», украшена изнутри мозаикой и «красота ея несказанна есть; кругла образом создана; извну написано хитро и несказанна; стены ей избьены дъсками мраморными другаго мрамора…» Там же, отмечает игумен, был дом Соломонов, «силно было здание его и велико велми и зело красно. Мощен был есть мраморными дъсками и есть на комарах утвержен, и воды исполнен весь дом-от был».
Даниил не забыл осмотреть военные укрепления Иерусалима. Он побывал в башне Давида, куда не пускали никого из посторонних. «Дивен есть столп от,- рассказывает Даниил,- великим камнем сделан высоко вельми, на углы создан и весь есть черств (твёрд) и днероден (крупен), и камень уродился, посреде его воды в нём много. Двери же имать 5-ры железны и степеней имать 200, по нима же взыти горе, и жита в нём без числа лежит. И есть много тверд ко взятию, и то есть глава всему граду тому; и блюднуть его велми и не дадять влести никому же в онь лапь (то есть без предосторожности). Мне же, худому, недостойному пригоди бог столп от святей, одва могох ввести с собою единого Издеслава».
Из этого описания видно, что Даниил неплохо разбирался в вопросах современной ему фортификации. Он говорит о высоте башни, её форме, плотности её стен, о запасах продовольствия и воды на случай осады. Указана им и стратегическое положение башни, господствующей над городом, и на тщательную охрану её. Интересно, что Даниил постарался провести с собой в башню спутника, видимо, тоже понимавшего толк в военных укреплениях. Всё это подтверждает особый характер путешествия Даниила.
Скупо описывает Даниил свою жизнь в Палестине и быт Иерусалимского королевства. Он лишь вскользь говорит о горных дорогах, на которых путников поджидают разбойники-сарацины, отмечает, что в город Тивериаду он смог попасть лишь благодаря тому, примкнул к войску иерусалимского короля Балдуина. Относительно подробно рассказан лишь один эпизод. Во время богослужения король с почётом провёл Даниила через толпу паломников («разгнаша люди насилие, и створиша яко улицю… и тако могохом проити сквозе люди»), но эту честь Даниил приписал не себе, а уважению к Руси, которую он представляет. Даниил подчёркивает, что он ощущал себя в Палестине посланцем всей Русской земли, и выражает свою заботу о ней, разумеется, в естественных для паломника формах – возжигает лампады в храмах и «во всех местах святых», поручает «молиться за русских князей и княгинь, и детей их, за епископов и игуменов, бояр, детей своих духовных и за всех христиан Руси».
В. Л. Янин обратил внимание на следующий факт: Даниил, сообщая о «поминаниях» русских князей и бояр – всего им отслужено 90 литургий,- называет лишь несколько княжеских имён. Исследователь реконструировал первоначальный вид этого перечня князей и установил, что для Даниила имел смысл и сам отбор имён, и даже последовательность, в которой они приведены: он называет девятерых князей, составлявших «ту верховную коалицию, которая решала общерусские дела и направляла политическое развитие государства». Даниил, заключает В. Л. Янин, «был русским игуменом в высоком понимании этого термина и, вспоминая князей, служил литургии за ту систему взаимоотношений, которая была разработана на княжеских съездах рубежа XI-XII вв., видя в ней средство от усобиц, разорения Русской земли и братоубийственных войн» [11, с.130].